Если не знает никто, почему улыбаемся мы
И не знает никто, отчего мы рыдаем.
Если не знает никто, зачем рождаемся мы,
И не знает никто, зачем умираем...
Если мы движемся к бездне, где перестанем быть,
Если ночь перед нами нема и безгласна...
Давайте, давайте, по крайней мере, любить!
Быть может, хоть это не будет напрасно...

Амадо Нерво

в определенный момент, когда тебе, скажем, чуть-чуть за двадцать
и можно уже подходить к друзьям и при этом не улыбаться
понимаешь, что есть люди, с которыми только что и "встретиться, посмеяться"
и их, к твоему огромному ужасу, большая часть знакомых,
курящих, пьющих, но интересных, хотя где-то похожих на клоунов
но при этом их всегда любишь так же, как, скажем, морские волны.

когда наступает миг осознания и пушечного вопроса "откуда вы все взялись"
вот в него обязательно укладывается почти вся твоя жизнь,
хотя даже больше, потому что по факту - только и остается, что хранить
разные мелочи, улыбки, "давай, пойдем", все "приветы" и кабаки,
потому что в концепции "я? отлично!" можно не принимать ничего в штыки
и вспоминать, как кто-то, кто сейчас на тебя кричит, говорил "ты себя береги".

или, когда вот, мама с работы пишет на почту: "он хороший мальчик",
и, самое страшное, что он ей и правда нравится, причем не меньше, чем барабанщик
из какой-то старой, но ею любимой группы, диск с которой лежит в ящике,
а ты берешься за голову и не расскажешь же, какой он на самом деле,
и как ты ревнуешь его, но молчишь, когда несколько раз в неделю
ему пишут девочки; или как он, хороший, подмазывается к тебе с похмелья.

внутри бороздит просторы тот переломный момент, когда уже за, но еще до
и хочется слушать помехи как радио на улице, но выходит только в метро,
а при ходьбе, споткнувшись, уже можно говорить "б***ь", и, отряхивая пальто -
ты внезапно остановишься и поймешь: для счастья ведь главное не затрагивать личных тем,
не писать смс, напившись, не звонить ночью, не доказывать никому своих теорем,
а просто быть. желательно для кого-то. и еще желательней - всем.


© Copyright: Вре Мя, 2009

Встань и иди. Думай. Ищи. Странствуй.
Где-то в груди сладко знобит «здравствуй» –
Слово-птенец. Но вылетать рано.
Наедине с тайной своей странной,
Если не смог, не угадал всуе,
Дьявол и Бог – и человек в сумме,
Сплюнь за плечо да затяни пояс.
Пусть ни о чем твой полубред/поиск.
Пусть объяснить вряд ли рискнешь. [Надо ль,
Если о сны точит клыки падаль?]
Шаг-полушаг. Вдох-полувдох. Выдох.
Крутится шар, и мельтешат виды
Ста городов, тех, что меж нас тонут
После и До. Выбери свой омут/
Кубок/Грааль. Выпей до дна – залпом –
Замуровав каждый глоток/запах.
Чтобы сожгло небо твое/нёбо.
Чтобы оглох ветер и мы оба.
Снова плесни воли/судьбы/рабства.
Просто приснись, чтобы сказать:
- Здравствуй…

Sterva

И, когда он вконец уставал от чужих тревог,
от бесцветных слов и бессмысленных обязательств, –
он скидывал мир, как плащ, и входил в уютный простой мирок,
распахнув окно, где дрожали звёзды в небесной смальте.

Когда он вконец уставал от мирской возни,
он запирал свою дверь, открывал сервант, где стояли вина,
и вспоминал двух женщин, которые были с ним, –
двух женщин,
каждая из которых была его половиной.

***

У одной были тёплые руки и преданные глаза, –
у той, что вечно случалась рядом, если от беды он на волосок.
А другая – стройная как лоза и гибкая как гюрза, –
ускользала меж пальцев, как тонкий морской песок.

С первой целую ночь пил чай, говорил взапой,
не касаясь, - люди чем-то же отличаются от зверей.
А другую сразу кидал на лопатки и накрывал собой,
чтобы хоть на час, не навек, - но сделать её своей.

Одна была вся – его боль, его детский страх;
он бы мог убить её, если бы был смелей.
Но являлась другая, верная, любящая сестра –
и он снова дышал, и они подолгу бродили навеселе.

На одну тратил жизнь и кровь, и столько душевных сил -
только другая и знала, как он после бывает слаб.
Ни одну, ни вторую он ни о чём не просил, -
но одна его погубила, а другая его спасла.

***

Где-то там, вдали от чужих людей, на краю весны,
перед часом Быка, под сверкающей ранней луной,
он вспоминал двух женщин, которые были с ним, -
двух женщин,
которые на самом деле были одной.

Ракель Напрочь

ты думаешь так, что слова не умещаются в твоей в груди,
и не хочется никаких "сегодня", "завтра", "потом", "ну пожалуйста, подожди",
разворачиваешься и уходишь, и не плачешь, хотя надо бы пореветь,
потому что ты не железная и тоже можешь устать терпеть.

а потом вот ни галочки, ни письма, ни каких-либо тебе похвал
ты вся из себя такая, что даже он говорит: "прекрати, я устал",
а внутри всё мучает совесть и вина за то, в чем не может вообще ее быть
ты другая, смирись, у тебя под кожей тысяча датчиков с надписью "не просить".

тобой, строгой к себе, болеет весна /никак не наоборот/ и за тебя сыплет снег
сколько можно бежать, но упорно составлять свой портрет как след,
ведь в какой-то из дней ты проснешься и поймешь что тебя давно уже нет,
и они все плачут и плачут, плачут и плачут, и повторяют "как так" и "привет".




(с) Зву-Чи

а тебе если финал, то с двумя неизвестными,
чтоб мечтать хоть пятнадцать минут до сна:
скажем, папе уже лет так двести, и
он еще уверен в себе, словно северная сосна.
у сестры уже трое, и все как один похожие
на небесных ангелов, только без крыльев что;
ты их кормишь любовью и сладостями-пирожными,
и просеиваешь дни их сквозь лунное решето.
у тебя сотни писем в главном почтовом ящике,
и по маркам ты, играясь, угадываешь страну,
наблюдаешь, как новый рассвет таращится,
словно спрашивает: можно, я тебя обниму?..
и твой город легко пронзает тебя мелодией,
каждый раз по заказу с самых твоих глубин,
и все прошлое - не более, чем пародия,
горький сироп, добавляемый в гренадин.
тот твой дом, к которому все дороги
заминированы, замазаны черным густым углем,
обнесен забором высоким таким и строгим,
и стихи ахматовой выгравированы на нем.

все пятнадцать минут пролетают, как канарейка,
задевая щеки мягким своим крылом.
завтра утром ты снова - заносчивая плебейка,
девочка-ну-ка-попробуй-ее-убей-ка,
девочка-вымытое-стекло.

но финал - по-прежнему непроверенный:
через двенадцать часов борьбы
у тебя есть снова немного времени
на постройку своей судьбы.

(с) Янка Ли

разложи меня поэтически, нежно, ласково,
по камушкам меня /невозможную/ разбери,
я не кутаюсь в шелк /а небо сегодня матово/
просто жду, когда ты сотрешь меня с земли,
красивую, аккуратную /бережно вернула тебе
любовь/, неприятную твоей памяти /ну же!/
не боись, я не буду встречаться /везде/ нигде,
и навряд ли кому-то из нас может стать хуже;

поцарапай меня резко, пламенно, пусти кровь,
сделай что-нибудь, только кончай молчать,
говори что угодно /но не сквернословь/
я никогда уже больше не буду тебе кричать
о том, что любила, ждала ночами /ты не приходил/
никаких обвинений, малыш, отпусти мою руку,
бог, что где-то внутри, давно тебя уже простил,
я определяю действия по тонкому-тонкому стуку.

руки в волосы, немой ор /ну хочешь - бери и трахай/
с лютой ненавистью провожаю потом себя до дома,
я измучена не желанием встать и молча пойти на плаху,
отруби мне голову, мой король, я тобой ведома;

но однажды, я глотком воздуха пущу себя по твоей вене,
не замечая при этом совсем никаких преград,
да плевать, что умру без плетущейся рядом тени -
главное, что ты никогда не сможешь вернуться назад.


© Copyright: Зву-Чи, 2009

Я сдаюсь.

Я проигрываю тебе,а ты проигрываешь со мной же.

Я не могу так больше

Устала,надоело.

Одиночество переливается у меня в венах

Вместо крови

И перемешивается с алкоголем и чем-то еще.

Я скучю по тебе(безумно).

Но больше не могу кормиться невозможгностью быть рядом.



Я ухожу,я начинаю все сначало.

Еслиы ты попросишь - я вернусь.

А пока

Буду учиться быть счастливой без тебя.

Я хочу,я так страдаю.

Я люблю и утопаю..

Но там нет дна и нет тебя.

Прости за мою нетерпеливость,

За все что сделала

И за любовь.



Ксения Кикало

Она снежная - не милая, не нежная. Она дышит не серьезно и не веруя. В мыслях - дым от сигарет вместо ясности. Ему – «привет» в гордости. Ночью никогда не спит. Странная… Строгая, наверное, красивая. Вечная. Не хватает вдохов. Задыхается. Она пишет, что счастливая…Ха, Притворяется…Давно не любит...лишь играется.....Ругается....Расстается....возвращается... и все по кругу ...все так циклично повторяется... Характер резкий...легко взрывается....Тараканов в голове давно уж не стесняется.... так часто обижает...так редко извиняется.....Людей не ценит..часто ошибается.....Принципиальна....Слишком самоуверенна... Играет в игры словно маленькая девочка....Её характер- будто на вулкане....то вдруг взорвется,все созданное уничтожая...то спит годами, никого не замечая....Её глаза- как чашка чая...такой приятный...но так часто обжигает....Зима...Весна....уже даже нету и разницы....любовь не ждет....Она всегда в жизнь её внезапно врывается....Любит безумно..но почему-то редко влюбляется.....от этого страдает...убивается....Жизнью немного научена...остерегается....эмоции сдерживает...натянуто улыбается....Все это так ненавидит...но под жизнью прогибается....Умна, но любит изображать дуру...так легче жить...так ее больше любят....Найдет ли счастье ? ...Она на это надеется...ну а пока....Ночью никогда не спит. Странная… Строгая, наверное красивая. Вечная. Не хватает вдохов. Задыхается. Она пишет, что счастливая…Ха,снова Притворяется.....



(с)

мы с кошкой живем просто
еще в постели выпиваем кофе
закусываем папиросой
выдыхаем на выдохе, вдыхаем на вдохе
не задаем друг другу вопросов
потом смотрим новости, утренний выпуск
иногда даже и сериалы
переключаем каналы
потом поливаем фикус
чистим зубы ментоловой пастой
потом одеваемся, не забываем паспорт
смотрим гисметео на предмет погоды
едем на почту, получаем денежные переводы
усталые и довольные возвращаемся домой
стараемся держать спину прямой
непременно расправляем плечи
потом как-то сразу наступает вечер
мы едим и пьем из своих мисок
составляем на утро новый список
не забыть купить бумажных платков, побрить подмышки
дочитать детективную книжку
постирать платье, повесить на балкон сохнуть
поставить мобильный на подзарядку
потом закрываем тетрадку
наполняем водой кружку
помещаем голову на подушку.
от тишины вокруг можно оглохнуть.



Ольга Гессен

Мы здесь жили практически за год до.
Ты тогда еще не был портретом на стенке.
Мы здесь жили вдвоем. Утром море щипало коленки.
На большой глубине мы синхронно делали вдох.

Я всегда забывала на пляже спасательный круг.
Ты учил нашу дочь проплывать километры без круга.
Мы здесь были втроем. И, наверно, любили друг друга.
Наша дочь говорила, что ты ее лучший друг.

Уложив чемодан по числу календарных дней,
Возвращаемся в точку отсчета. Летим в самолете.
Наша дочь полагает, что ты параллельно в полете.
Я гляжу из окна и легко соглашаюсь с ней.

Резюмируя жизнь: загляни к нам в замочную щель.
Я уже не сижу там в гнезде из твоих вещей.
Я теперь сплю ночами, и ем, и дышу равномерно.
Мы с ребенком на море. Купаемся ежедневно.



Ольга Гессен

Вот такая, блин, экскурсия
По родным местам,
Очевидно был не в курсе я
Постоял и встал.
Одиночество закончилось -
Я домой бреду
Одинокий был до кончиков,
А теперь в аду.
У меня жена - красавица
Дома суп, носки.
Моей маме нравится
Я вот только скис.

Что-то, видимо, не понял я,
Где-то просчитал
Надоела жизнь вольная,
А ведь мог до ста.
Кабаки, девчонки, вольница,
Вечер у окна.
Длинноногих сказок конница.
Ночь без сна.

И слова под утро шепотом
Про глаза и грудь
Может это будет все (потом),
А сейчас забудь.

Просто молодость кончается
Вроде, не беда.
Так, бывает, получается
Пыль и лебеда.
Серых дней полоски узкие
(санки, дождь, вельвет)
По-французки ли, по-русски ли,
Все равно, минет.

Свечка в банке незажженная
(всунуть бы куда.)
В сотый раз прокипяченная
В чайнике вода.

И дрова с травою ссорятся
На траве змея,
Он на небо скоро скроется
А за Ним и я.



Сергей Батт

Колёса грохочут, как частые выстрелы в Рембо.
Уста приникают, как в женском романе, к устам.
И только, когда у дверей остановится время,
Ты вдруг понимаешь, насколько чудовищно стар.

Спроси у пожара, зачем он ещё не потушен,
Спроси у собора, на что опирается неф.
По свежему снегу ползёт деловитая туша,
По синей волне разливается бурая нефть.

Седое светило, циркач на помосте заката,
В мишень океана метает тупые ножи.
Какая удача, что снег до сих пор не укатан.
Какая случайность, что ты ещё весел и жив.


(с) Алан

Спасибо тебе за то, что ты у меня есть.
С Рождеством:)

Эта странная, теплая нежность на темной кухне, отражение свечки прячется в чашке с чаем, и так тихо, что кажется, небо в ладони рухнет вместе с теми словами, что раньше не прозвучали. Первый раз я не спорю, не делаю все серьезным, отдавая себя, получаю весь мир в награду. Может быть, это я окончательно стала взрослой. Может быть, это ты наконец-то сыграла правду. Эта ночь накануне сочельника – очищеньем от всего, что успели друг другу когда-то выдать. Если любишь, не знаешь милости и прощенья – потому, что не знаешь гордости и обиды, потому что умеешь молчать обо всем так просто, что не нужно долгих, путаных объяснений… Ты окно открываешь, пускаешь морозный воздух, и январь, словно кот, запрыгнувший на колени, и светло, несмотря на часы – на которых полночь, снег лежит отраженьем луны, фонарей и неба… Кто-то, посланный свыше, приходит опять на помощь. Никогда ни о чем не жалей, ничего не требуй, никогда не забудь, через что проходили раньше, научись сохранять все, что дорого, всех, кто важен… Я люблю тебя – слабой, искренней, настоящей. Ты всегда для меня будешь лучше, сильней и старше, ты всегда для меня будешь частью моей вселенной – органичной, как вдох, постоянной, как группа крови… Боже мой, сколько бреда слышали эти стены, а теперь тишина притаилась у изголовья, перепутать ладони, укрыться пушистым пледом и уткнуться в плечо, в запах лайма и теплой кожи… Наконец-то мы просто и честно молчим об этом. Наконец-то мы просто и честно все это можем.



Кот Басё

пока ты другим там варишь соленый кофе, куришь или стесняешься снять футболку
я тут упрямо рисую знакомый профиль, узкие губы, лоб под короткой челкой
в ванной дышу на кафель, пишу записки, мол отболело, спряталось, пробежало
мы подпустили прошлое слишком близко, чтоб оно молча теперь лежало

пока ты с другими там примеряешь планы, на Ниццу, Ницше, на "да-да, вот здесь и ниже"
я по стеклу в душевой утекаю плавно, я оседаю на пол, и кафель лижет
меня повсюду, до куда только достанет. и день утекает словно сквозь пальцы жидкость
и я забываю когда уже солнце встанет, что я еще собственно даже и не ложилась.

пока ты чинишь машину, и пишешь хокку, заказываешь пиво себе в спорт-баре,
я пробираюсь по горной тропинке в воздух, и улыбаюсь, мать твою, улыбаюсь,
я научаюсь жить в безвоздушном мире, я открываюсь каждому, кто попросит
я перемыла все что нашлось в квартире, и не разбила. хотя подмывало бросить.

пока ты там злишься, ревнуешь, врешь мне, а так же глупо веришь в чужие сказки,
я написала прозы тебе две простыни, я наварила груды вареньев разных.
я одолела боль свою, оседлала, я отняла у нее по тихому все ее силы
я поняла,что я все могу и надо же? даже вернуться, видишь, не попросила.

(с)Такая штука