стихи на цитаты порваны,
и ими же, снова, склеены.
зачем притворяться сонными?
зачем засыпать одетыми?

зачем сохранять условности?
чтоб в небо пустое пялиться?
пути без того не ровные,
всю жизнь от любви промаяться…

октябрь гостей не жалует…
уютно в душе, как в коконе…
рисую его по памяти,
в «пучок» собираю локоны.

пишу по ночам бессмыслицу,
а люди читают. нравится.
стихи на цитаты порваны…
пусть личного не останется.

стихи на цитаты порваны,
глаза без того усталые…
мотивы для писем собраны,
мотивы, просите, старые…

зачем так всё сложно, Господи?
скитаюсь по миру странницей...
ужели за кару в прошлого,
хорошего не останется?
.
стихи на цитаты порваны,
и ими же, снова, склеены.
зачем притворяться сонными?
зачем притворяться смелыми?




© Вика Миловидова

Самый женский из жестов:
посреди дороги, беседы,
объясненья, прощанья навеки
изогнуться изящным движеньем
и ладонью вытереть туфли –
новые ж!.. Самый мужской –
эту руку поймать на излете
и прижать ладонью к щеке.



(с) Вера Павлова

Мерзли руки, ноги и нос, но психи верили и не сдавались. Осени не было. Шло 68 августа...


(с)

Вы можете верить в нее, или думать что ее нет. Воспевать ее или втаптывать в грязь. Искать ее всю жизнь, но так и не найти. Заслоняться от нее, но однажды встретившись с ней, бессильно опустите руки. И поднимите глаза.
Говорят что она рождается в сердце. Вообще... много чего говорят, но слова проходят сквозь не касаясь ее. Она не выше и не ниже слов - она их помимо. Помимо всего, и во всем. Она была до рождения мира и будет после, но входит в мир только через сердце. Слышите? Стучит.


(с)

Жил был один китайский император. Он не так давно взошел на престол, был молод и любознателен. Император уже знал очень много, и ему хотелось знать еще больше, но увидев, сколько еще осталось непрочитанных книг в дворцовой библиотеке, он понял, что не сможет их все прочитать. Однажды он позвал придворного мудреца и приказал ему написать всю историю человечества.

Долго трудился мудрец. Проходили годы и десятилетия и вот, наконец, слуги внесли в покои император пятьсот книг, в которых была описана вся история человечества. Немало подивился этому император. Хотя он был уже не молод - тяга к знаниям не покинула его. Но он не мог тратить годы на прочтение этих книг и попросил сократить повествование, оставив только самое важное.

И снова долгие годы трудился мудрец, и в один из дней слуги вкатили к императору тележку с пятьюдесятью книгами. Император уже совсем состарился. Он понимал, что не успеет прочесть эти книги, и попросил он мудреца оставить только самое-самое главное.

И снова мудрец принялся за работу, и спустя какое-то время ему удалось уместить всю историю человечества всего лишь в одну книгу, но когда он принес ее – император лежал на смертном одре и был настолько слаб, что даже не смог раскрыть ее. И тогда император попросил выразить все еще короче прямо сейчас, пока он не успел отправиться в мир иной. И тогда мудрец открыл книгу и написал на последней странице всего лишь одну фразу:

ЧЕЛОВЕК РОЖДАЕТСЯ, СТРАДАЕТ И УМИРАЕТ…




(с) Сомерсет Моэм "Бремя страстей человеческих"

легко представить, что я простила и никого на обед не жду
что научилась на йоге спину держать ровней и не ворошу
пустых обид, прогоревших - пепел и недотянутых пауз пыль
я отыскалась на этом свете, я снова липну к частичке «бы»
я даже волосы отрастила, притормозила свой конский бег
я экономлю, как Гретхен, силы, и не споткнусь на пути к тебе
оставлю в прошлом все наши вздохи, я даже имя не сберегу
пусть чувства летней травою сохнут, пусть птицей падают на лету
я научилась терпеть однажды, урок на всю без остатка жизнь
все что казалось на редкость важным, теперь осенним листом дрожит
застряла в круге воспоминаний, уже девятый, а все не тот
травлюсь стихами, не сплю ночами, уже который бессчетный год
живу как в детской нестрашной сказке, и оживаю под утро вновь
в прилипшей намертво серой маске,
но это в общем-то-
не…


© Анна Арканина

тема осени не раскрыта -
в письмах, фотках, календарях
ни в цветных, по рублю, открытках
ни в закрытых на ключ дверях
нет её в хроматической гамме
от соседа летящей в окно
нет в унылой х/б пижаме
в кучке стершихся облаков
не нашла я её на полке -
рукавом, собирая пыль…
нет в слежавшейся нежности колкой
нет среди пустоты толпы...
тема осени не раскрыта
в пресном имени - не твоём…
... не спасет меня зонт забытый
под занудным её дождем…


© Анна Арканина

Напиться в доску – хорошо, но где же та доска?
Когда надвинется зима, навалится тоска,
моя любовь спасёт меня, прикроет, как щитом.
Я буду звёзды собирать дырявым решетом.

Когда надвинется тоска, навалится зима,
моя любовь спасёт меня, не даст сойти с ума.
Я подарю тебе луну – и даже не одну:
я буду каждой из ночей дарить тебе луну.

В окно посмотришь, поглядишь на странный этот шар,
ботинки разные обув, как делал Пьер Ришар,
ботинки разные – и что? Плевать уже на всё.
Когда навалится тоска, любовь меня спасёт.

В окно пора бы посмотреть, не всё же на экран.
В стекло тем более давно стучит подъёмный кран.
Ведь он принёс тебе луну в корзинке для грибов…
Когда надвинется зима, спасёт меня любовь.





© Ника Невыразимова

Все знают с детства: мальчики не плачут.
Они живут и терпят помаленьку.
Они не плачут, если неудача.
Не дуют на разбитую коленку.
Они спрягают сильные глаголы.
Они без страха думают о жабах.
Они болеют разве что футболом,
а прочие болезни – участь слабых.
Они мечтают о ракетах, домнах,
играют исключительно в войну,
а девочек при случае удобном
бросают в набежавшую волну.

Все мальчики с утра «на автомате»
пьют кофе, продвигаются по службе.
Они легко работают в команде,
форсируют колдобины и лужи,
болтают о политике, зарплате.
А девочек – в волну, так будет проще…
Они не плачут. Не о том же плакать,
что снова нужно ехать в гости к тёще.
Им мозговую кость дают со щами.
Они должны любить её – вот бред!
Но мальчикам заплакать запрещают
извечно доктор Спок и доктор Фрейд.

Однако есть какие-то другие,
всё время выходящие из строя,
хотя вокруг старухи-изергили
и сокол с буревестником в героях.
Есть мальчики, которые способны
увидеть в лужах солнечные блики.
Их, может быть, всего – один на сотню.
Они тайком от всех читают книги.
Они – из Красной Книги. Как драконы.
Слышней им звон капели, чем оков.
И я однажды встретила
такого.
И он заплакал
от моих стихов.




© Ника Невыразимова

На пятый год общения они
себя напоминали тех же, давних.
И та же лихорадка новизны
их сотрясала каждое свиданье.

Но, видимо, усилилось родство,
вступило в неожиданную фазу –
она ещё не скажет ничего,
а он, поймав, заканчивает фразу.

Шёл пятый год. Зелёная трава
сначала поднялась, затем пожухла.
Он находил ей новые слова.
Она сначала слушала в пол-уха,

но раз, другой сказалось в унисон,
и стало ясно до сердечной рези:
он говорит – как видит вещий сон,
предчувствуя, угадывая, грезя,
делясь, спеша, во всю пускаясь прыть
и в тяжкие во все, навстречу звёздам!

На пятый год он начал говорить.
И это было всё ещё не поздно.




© Ника Невыразимова

Душой в эфире жил...
(Н. Некрасов)
---------------------

Воздух пахнет дубовым листом –
улетающим, мокрым…
Я скажу: «Джонатан Ливингстон…»
и стыдливо умолкну.

Я скажу: «Джонатан, джонатан…
Что-то хочется яблок».
Мир прожорлив, как рыба ротан.
Он не создан для слабых.
Свет фонарный неярок и жёлт,
дождь идёт, не кончаясь.
Этот занавес слишком тяжёл,
он не создан для чаек.

Джонатан – имя яблока. Дождь.
Я терплю, не взлетаю…
Ты, конечно, не переживёшь
отлученья от стаи.
Вызывает досаду и злость
каждый шаг за барьеры –
так на свете давно повелось,
от Адама и Евы.

Ветер вдруг переходит на свист.
Не кончается морось.
Я-то знаю, мы можем развить
сумасшедшую скорость:
нас поймал Джонатан Ливингстон,
нас всему научил он,
чтобы мы не влеклись, как планктон,
над поверхностью ила.

И с тех пор расстояния нам
не беда, не помеха,
как предзимняя ночь ни темна,
кто куда ни уехал,
мы летаем в эфире нон-стоп,
мы встречаемся мигом.
И кричит Джонатан Ливингстон
торжествующим криком.




© Ника Невыразимова

У поэта соперника нету
Ни на улице и ни в судьбе.
И когда он кричит всему свету,
Это он не о вас - о себе.

Руки тонкие к небу возносит,
Жизнь и силы по капле губя.
Догорает, прощения просит...
Это он не за вас - за себя.

Но когда достигает предела,
И душа отлетает во тьму
Поле пройдено, сделано дело...
Вам решать: для чего и кому.

То ли мед, то ли горькая чаша
то ли адский огонь, то ли храм...
Все, что было его - нынче ваше.
Все для вас. Посвящается вам




(с) Б. Окуджава

В жизни по-разному можно жить:
В горе можно и в радости.
Вовремя есть, вовремя пить,
вовремя делать гадости.

А можно и так: на рассвете вставать
И, вспоминая о чуде,
Рукой, обожженною солнце достать
И подарить его людям!



(с) С. Островой

Благодарен, что мне повезло
Говорю,
на потом не откладывая:
ты –
моё второе крыло.
Может –
самое главное…
Но когда разбираюсь в былом,
Боль пронзает,
как молния:
стал ли я для тебя крылом?
Стал ли?
Смог ли я?



(с) Р. Рождественский

Знаешь, любимый, октябрь в сердце - это неизлечимо.
Это холодный кофе, заваренный в прошлом веке,
Это глухое молчание, лишенное сна, причины,
Стянутое по центру железнодорожной веткой.

Знаешь, любимый, кофе осенний тягуч и вязок
Как в предрассветный час забытье больного.
Сцеживай напрямую, не обжигая связок -
Молча, душой, глазами, минуя горло,

Где застоялись слёзы, как изморось стылой ночью
В тусклом фонарном свете. Скребёт когтями,
Рвёт тишину на паузы многоточий...

Если я долго молчу, это он во мне кровоточит -
Неизлечимый, кофейный, густой октябрь.




© Инга Карабинская

Кофейное зерно в твоих глазах
В прозрачных акварелях отразится. А. С.


Это Солнце брызжет на спицах мачт,
Это небо млеет в обрывках ваты.
Это кто-то снизу кидает мяч.
Это Бог бросает его обратно.

Это просто лето, в котором мы
Как на вырост скроены этим чудом,
Захлебнувшись счастьем, обнявши мир,
Ни родства, ни сердца в себе не чуем.

Это просто омут твоей руки,
Проливного смеха косые пряди,
И твои глаза - акварель реки
Над моими - илистыми, и глядя

На шальную россыпь цветных шаров
Из ладоней стайкой вспорхнувших в небо,
Понимаешь: кто сотворил любовь -
Просто Бог, пусть даже он им и не был.

И девятой жизни горячий лоб
Обжигает губы хмельной печалью -
Остальные восемь бери в залог:
Эта будет лучшая. Обещаю.
--
Это Солнце брызжет на спицах мачт.
Это синь разлита от края к краю.
Это кто-то снизу кидает мяч.

Это Бог бросает ключи от Рая.



© Инга Карабинская

Не описать- слова избиты, -
Как в полудреме ноября
Я кутаюсь в твой старый свитер
За неимением тебя.


© Инга Карабинская

Ты говоришь, что надо помолчать,
Но я и так молчал две трети суток.
Молчала в изумлении кровать,
Ей было не сна и не до шуток...

Слова - ничто в сравнении с тобой,
И только молча это понимаешь.
Когда пишу, слова идут гурьбой,
Но лишь глаза увижу - нить теряю.

Зачем мне руки полные любви,
Когда я не могу тебя коснуться?
В потоке слов тони или плыви,
Теченье унесёт, не оглянуться.

Ты говоришь, что это - виртуал,
Но ты не виртуальна, ты - живая...
А Бог нас никогда не баловал,
И жизнь нас не встречала караваем.

Всего неделя...
Здравствуй и - прощай!
Шестнадцати часов безумно мало...
Ты только мне разлук не обещай,
Не обещай слепую боль вокзала!

А будущее - боль и тишина,
И Бог, молчащий камнем у дороги...

Наверное, любовь - его страна,
Там платят непомерные налоги.



© Саша Апострофф

Ты дождалась любви и догоняешь счастье.
Кофе в твоих глазах не расплескать вовек.
Тают слова мои, в небе царит ненастье,
Руки на образах благословляют снег.

Благословляют нас клёны, ладони листьев,
А с Воробьёвых гор солнечный брызжет свет.
Вторник ещё не раз рыжей кленовой кистью
Выкрасит разговор, это молчанья цвет.

Нам не хватило дня чтоб надышаться вместе
Запахами Москвы, ветром её дорог.
Газовый свет огня, мой беззащитный крестик,
Тени от головы и болевой порог...

Над "Ленинградским" - снег, над "Комсомольской" - полночь,
Ветер по мостовой хлопья уносит прочь.
Не прекращая бег, время нас вместе вспомнит,
И молодой травой вырастет наша дочь.


© Саша Апострофф