Раздели меня, Господи, раздели, на слова, часы, полюса Земли, на зверей и травы, на соль и мед… На него раздели меня. На нее. Проведи экватор во мне – чертой, за которой тот не столкнется с той, чтоб они, волнами о борт звеня, не сливались снова в одну меня. Раздели меня, Господи. Я ковчег. Я не знаю, кто во мне и зачем, слышу только песни и голоса… Научи меня, Господи, что сказать. Как спасти их, собранных там, внутри, как найти для каждого материк, отпустить их в облако и на дно?.. На нее раздели меня. На него. Я слежу, как свет переходит в тень, отпускаю голубя каждый день, я смотрю в бездонную синеву. И уже не знаю, куда плыву. Раздели меня, Господи. Вот ребро, я хочу деревянным своим нутром, потемневшим от крепкой твоей смолы, прорасти, чтобы доски ушли в стволы, чтобы больше не плыть и не помнить, как он тяжел и огромен, она легка…

Им не выплыть, не выжить во мне вдвоем.

На него раздели меня.

На нее.


© Кот Басё

я не умела молчать о боли, не собиралась ее крестить.
в городе этом, для нас с тобою, не было места любить и стыть.
так что давай, собирай вещички. пункт назначения – на Восток.
можешь оставить свои привычки. новое время на новый срок.
я не умела молчать и слушать. рифмы стегали меня бичом.
чтоб не рискнула оставить душу, соприкасаясь с твоим плечом.
зря говорили: "бумага стерпит." долго горела, ладони жгла.
если ты хочешь спросить о смерти, не зарекайся, ещё жива.
я не умела молчать. не буду. капитуляция, город в прах...
ставки разыграны, это чудо - смысл умещается в 3х словах.
_
я люблю тебя.




© Вика Миловидова

ночь испятнала светом фонаря
размокший снег, вчера лишь бывший белым…

он весь продрог.
он понимал, что зря –
уже часы свихнулись в беге стрелок…
и заблудились мысли в темноте…
и ныло сердце в гулком подреберье…
а он всё ждал…
не верить не хотел,
в её приход, хотя уже не верил…

он даже, в общем целом и не ждал,
а просто ноги выстыли до боли.
да что простуда? это ерунда
когда на жизнь не остаётся воли.
был для него хорош исход любой –
хоть пуля в лоб, хоть лезвием по коже.

бунтуй душа, выдумывай любовь
которой нет.
которой быть не может!..


© Николай Туманов

Одну пожилую пару, прожившую 60 лет вместе, спросили:
— Как вам удалось так долго прожить вместе?
— Понимаете, мы родились и выросли в те времена, когда сломавшиеся вещи чинили.



(с)

Дождь мой. Мой зимний, острый, упрямый дождь,
запертый в городе, клетку его грызущий,
дикий мой, хищный мой, так обреченно лгущий,
но не умеющий верить в свою же ложь…
Странный мой.
Слабый мой.
Стань моим снегом, стань
тихим и ласковым, нежным, а значит, нужным.
Стань вопреки ветрам, облакам и лужам,
дням, происшествиям, правилам и местам,
всем этим людям, ищущим впопыхах,
чем поживиться, но потерявшим души...

Стань моим снегом.

Снегом, к щеке прильнувшим,

и невесомо

тающим

на губах.


© Кот Басё

...Мне так с тобой легко, как никогда...и каждый день, как вспышка – миг... и мимо!
ты, как огонь душе необходима, хотя привычна телу, как вода...
мы так различны – мумиё и яд... и в то же время, так порою схожи...
и оттого ты мне сто крат дороже – без обязательств, просто ты и я...

...Опять в окно стучится новый блиц и, спрыгнув с крыши, луч в стекле дробится...
а я по дрожи выгнутых ресниц гадаю, что тебе, рассветной, снится...
всего мгновенье нежности и вот – едва коснулся, сразу – жест ответный...
в губах припухших трепет и полёт... и вкус едва очнувшегося лета...
а дальше вспышки клипа – ласка... страсть... холодный душ... тягучий запах кофе...
мгновенный макияж... дверная пасть, и в чёрной пасти двери – белый профиль...

...У нас с тобой любовь: «Привет-Пока!!»... да, может так и лучше, но, послушай,

прошу, не правь стихи в черновиках,
ведь я по ним в твою влюбился душу.


© Николай Туманов

всё сбудется! я точно знаю – сбудется!
ещё на год взрослей с тобою станем мы.
по белым от заснеженности улицам
из осени я вышел не израненным.

мне всё казалось – я наш город выстрою
из тёплых слов и нежности, по-быстрому.
я для тебя сгорал закатной искрою,
а ты меня винишь за эту искренность.
«люблю тебя… но брошу, не помилую!» –
по горечи твоих сомнений слышится.
не спотыкайся в рассужденьях, милая,
ведь правила порой не теми пишутся.
мне не за что, поверь, просить прощения.
мои грехи как ангелы невинные.
а правила – скорее исключения
когда любовь в душе, моя любимая!

зима готовит снега безрассудицу –
и хочется желать порой, да нечего.
я утро начинаю словом «сбудется»,
хотя себе уже не верю к вечеру…


© Николай Туманов

В миру, где царь валялся на диване,
Не столько в злате, сколько в серебре
Жил был дракон по имени Нафаня
В уютной шестикомнатной норе

Чувак был добродушный и хороший
Жевал табак. Порой, курил траву:
Ну, одуванчики там всякие, горошек…
И тут явился рыцарь: «Пасть порву!»

Лопатой машет… (ну, мечом понтовым,)
«Пошто любовь пожрал мою, урод?!»
Нафаня, к психам явно не готовый
С испугу мордой сел на бутерброд:

«Я баб не ем, я вегетарианец,
Ты сам-то как – что видишь, то и в пасть?
Я, что ж, дефектный? Иль какой засранец -
На бабу беззащитную напасть?

Она же тварь! Ну, в смысле, тварь Господня!
Хотя, что говорить – все бабы зло!
Ты за нее готов и в преисподнею
Она узнает, скажет: «Не свезло!»

Наплачет слез, ну грамм на двести-триста.
Вселенской скорби, в общем, не тая,
Найдет себе заморского туриста
И с ним махнет в заморские края…

Ну что ты плачешь? А? Ну, ты же рыцарь!
А рыцари они ж… они ж орлы!
Ну что ж вам всем приспичило жениться?
Вы мне уже загадили полы.

Кто от испугу, нервные – от смеха,
Кто в грязной обуви припрется убивать
И хоть один бы, олух, покумекал
Что мне потом все это убирать

Так, вытри сопли! Да, и с пола тоже
И брови сдвинь! Сдвинь брови, говорю!
Ну, сделай, что ли, рыцарскую рожу!
Вот дурень – дурнем, как ни посмотрю

Ну ладно, выпей, что ли, на дорогу
Что значит «Что?» Что есть, того налью
И ты теперь… того! Со всеми строго!
А то смотри, возьмут и заклюют»

Налил по тазику того, что пузырится
За дружбу, встречу и за просто так
Наклюкался в сосиску грозный рыцарь -
И недругам своим раздал в пятак.

В миру, где царь валялся на диване,
Не столько в злате, сколько в серебре
Жил был дракон по имени Нафаня
В уютной шести комнатной норе

Чувак был добродушный и хороший
И были все (почти) к нему милы
Курил он одуванчики, горошек…
И очень-очень часто мыл полы




© Саша Бес

... Потом начинается самое интересное - Юшина.
Волосы - рыжие. Глаза - блядские. Стихи - детские.
Начитаться бы. Наглядеться бы.
Записаться бы в партию обезоруженных
Похуизмом
[Тонким, лирическим].
Её Величество
Цитирует Губанова, Бродского, Веню Дыркина.
Этакая Настасья Филипповна нашего времени.
[В Москве 15:15].
Мне бы Каренину,
Чтоб за любовь - под поезд.
А этой море по пояс,
Можно не распинаться.
Можно не расплатиться.
Та ещё птица.

Сидишь-куришь-думаешь: "Не запасть бы," -
Уже запав.
У неё любимая из забав -
Позволять целовать запястья,
Улыбаясь то ли застенчиво, то ли цинично -
Погранично.

По московским пробкам возвращаешь её домой.
Она ненавидит пробки. Исключение - от асти.
Особенная женщина, которой [в принципе] не дано
Говорить "прости",
Испытывать раскаянье.
Интересно, кто-нибудь видел, чтоб она растаяла,
Чтоб в глаза заглядывала, держала за руку, не отходила?

"Ундервуд" кончается в динамике,
Начинается в статике,
И новорождённая тишина возникает между нами, как
Третья необходимая.

Рулишь-куришь-думаешь: "Неужели на таких женятся?"
Успокаиваешь себя: "Банальное притяженьеце,
Ничего серьёзного".
Входя в поворот на ста десяти, бросаешь взгляд:
Она спит. Родная. Трогательная. Не стервозная.
Не блядь.

И такое счастье зарождается внутривенно.
Что хочется целовать воздух, каждый выдох её наследующий.

С моих слов записано верно.
Дата, подпись.

- Следующий!


© Sterva

Под пальцами робкими, хрупкими
Отчаянно путались клавиши.
Все стало вокруг промежутками
От чистого звука - до фальши.
Все стало вокруг неизбежностью,
Все стало вокруг вдохновением,
Хмельною весеннею свежестью,
Душой неизвестного гения.
Он трогал руками музыку,
Он слышал её дыхание.
И утро прозрачной Музою
Спускалось к нему на свидание.
А звуки скользили медленно,
С неповторимой грацией,
Теряясь в потоке времени
И оживая в овациях.




© Ирина Кременевская

Сто тысяч нелюбовей. Одеяло
из всех кусков, которыми...Мосты
я не сжигала. Я перешивала.
Меняя жизнь на черные кресты -
"б-2" - попал. Двухпалубный на мине.
И снова штопать рваные края,
И, как назло, не с краю, в середине,
Где все увидят...Глупая швея!
Опять грызешь исколотые пальцы,
Из всех надежд - последняя больней...
Но чья-то жизнь натянута на пяльцы,
Ты снова упражняешься на ней
В искусстве лжи, и вышивки - на грани,
Чтоб не пустить, не выгореть дотла...
Из сотен слов несказанное ранит,
Как спрятанная в яблоке игла.
Сто нелюбовей. Каждая - навылет,
Сто граммов бреда. Двести - коньяка.
И не спасут меня от сквозняка
Сто запыленных, призрачных клочка...
Пусть даже все они меня любили.


© Мария Хамзина

Дождик лил как из ведра.
Я открыл калитку
И увидел средь двора
Глупую Улитку.

Говорю ей: - Посмотри!
Ты ведь мокнешь в луже...
А она мне изнутри:
Это ведь снаружи!

А внутри меня весна,
День стоит чудесный! -
Отвечала мне она
Из скорлупки тесной.

Говорю: - Повсюду мрак...
Hе спастись от стужи!
А она в ответ: - Пустяк.
Это ведь снаружи!

А внутри меня уют:
Расцветают розы,
Птицы дивные поют
И блестят стрекозы!

Что ж, сиди сама с собой! -
Я сказал с улыбкой
И простился со смешной
Глупенькой Улиткой...

Дождь закончился давно.
Солнце - на полмира...
А внутри меня темно,
Холодно и сыро.





© Андрей Усачёв

...свеча оплывает, и стынет глинтвейн сиротливо... особенный вечер - он мне за разлуку награда... сегодня я будто ребёнок наивный - счастливый! сегодня ты рядом, и большего счастья не надо!..
...да, это, наверное, самый особенный вечер... знобило желанием близости, там, на вокзале... когда же утихли сполохи восторгов от встречи, и наши тела, что хотели друг другу сказали... по нежным касаниям мы вспоминали друг друга... губами сушили и слёзы, и капельки пота... тела, выгибаясь от страсти, стонали упруго, звеня в апогее в соль-третье-октавную ноту...
...волшебные струны Орфей тронул нежной рукою... и второй ему неземным голоском Эвридика... небесная музыка Глюка несётся рекою... и сердцу тревожно, но всё-таки сладко до крика...
...звезда, серебристо мерцая, стучится в окошко...дробится в осколки слезами дождя её стронций...
...ты рядышком в кресле свернулась уютною кошкой...
и...
мир отвернулся -
от зависти выключив солнце...


© Николай Туманов

зима не сдавалась.
зима исходила в грязь.
но время её утекало капелью с крыш.
вослед ей смеялась весна и легко рвалась травой из земли, а зиме было нечем крыть.

…он просто вошёл в твою комнату, сны и жизнь.
а ты не успела себе ничего простить.
лишь туже тянула петлёй на рассудке нить.
и только шептала: «держи меня, бог, держи!»
ему ведь легко удержать – он силён, твой бог!
в те ночи, которые ты подожгла сама, он брал всё, что мог, а порой и чего не мог, и ты отдавала, не глядя, сходя с ума!..
…и лето звенело, и солнечный бриз ласкал…
и плавилось небо, и тёплой была земля…
и он говорил: «я нашёл, что давно искал».
а ты улыбалась.
ты вся выгорала – для.
какой-то немыслимо звонкий случился год, как плеск колокольчиков, рвущийся из полей.
…но к осени ночи тянулись, и без него постель остывала, и сердце взялось болеть…
он даже тебе не сказал, что уже не твой.
и это ли важно – не захотел... не смог?
важнее, что неба не стало над головой.
важней, что земля улетучилась из-под ног.
ты всё поняла.
не прощаясь, ушла сама.
и было бы странно, почувствовав, не понять…

а утром случилась внезапная кутерьма…
и выскочил ветер с метелицей погулять…


© Николай Туманов

Вот и снова декабрь предъявляет права,
Наметает сугробы и гонит из дома,
Где тепло и уютно, до боли знакомо,
И где въелась привычка в дела и слова.

И не хочется, в общем, куда-то идти,
Но срываешься с места внезапно и сразу,
Оставляешь: - Я скоро… - банальную фразу,
И докучливый ворох проблем позади.

Всюду яркий неон бесконечных витрин,
Манекены бросают приветливо взгляды,
На себя примеряешь в уме их наряды,
С замираньем входя в дорогой магазин.

Ловишь носом смолистый лесной аромат,
Тормозишь у блестящих прилавков, как в детстве,
Продавщицы, торгуя своим королевством,
Улыбаются всем, и ты искренне рад.

Суетится с покупками шумный народ,
Всё в гирляндах, шарах и румяных снегурках,
Скоро-скоро куранты кремлёвские гулко
Отстучат, и закончится нынешний год…

Но пока… но пока... ты спешишь ухватить
Хоть бы толику нового зимнего чуда,
И рождается в сердце, казалось откуда?
Ощущенье свободы – в себя не вместить!

Так и хочется крикнуть: - Входи же скорей,
Новый год – восхитительный радостный праздник!
Позолоченный купленный шарик со счастьем
Я повешу на ёлку напротив дверей…




© Полонина Ирина

В высоту я уже не расту,
Тяготея все больше к корням,
Но сумею поверить в мечту,
Если ты еще помнишь меня.

Пусть порою бываю упрям,
Не дано мне чего-то понять,
Но живу я на свете не зря,
Если ты еще помнишь меня.

Я покуда не старый еще,
Чьи-то взгляды зовут и манят,
Но другие, конечно, не в счет,
Если ты еще помнишь меня.

А морщинки, согласно годам,
Все заметнее день ото дня,
Но, поверь, это все ерунда,
Если ты еще помнишь меня.

Пусть не в силах я спорить с судьбой,
Не могу ничего поменять,
Мы увидимся где-то с тобой,
Если ты еще помнишь меня.

Я пройду этот путь мой земной,
Никого и ни в чем не виня,
Если ты, как и прежде, со мной,
Если ты еще помнишь меня.





© Игорь Приклонский

Как мы теперь несказочно живём.
У нищенки, казавшейся древнее,
чем камни,
я увидел на ладони
потрёпанный кораблик из коры.

Вздымая и неся, как на понтоне,
затейливые времени дары,
гудела барахолочья река мне.
А я стоял.
Я соляным столпом
себе казался.
Неужели ты,
Ассоль,
не дождалась…


© Погодина Татьяна Сатори Ивадзику

От апреля до октября до полдюжины сосчитаешь...
Клён доверчиво распахнет золотистых ладошек гроздь.
И читающий нас с листа опечаток не замечает,
И низая к сердцам сердца, протыкает сердца насквозь.
От апреля до октября до полдюжины сосчитаешь...
Влезешь-вылезешь из пальто, прогуляешься просто так.
Листья выросли и горят. Ты не веришь, но точно знаешь -
После СИ будет снова ДО, ну, а ПОСЛЕ - не нотный знак.

От апреля до октября перелетные кружат стаи,
Бог, порог - только всё одно, журавлиный не выбить клин.
И читающий между строк апострофы дождями ставит -
И стучатся дожди в сердца, и сердца открывают им.
После знаковый будет снег, и во сне налетят метели,
Начиная игру зимы, расставляя фигур каре.
Где дома обрывают бег, начинаются сказки елей.
За вагонным окном из тьмы снег навалится в январе.

От апреля до октября перегоны и кольцевые,
Всем широтам наперерез - осень, встретившая весну.
И читающий поперёк возмутится, что мы - живые,
И последний стежок, как шрам, разорвёт пополам канву.
Но зима - не конец любви, а весна - не её начало.
После августовской жары осень так повязала нас,
Что запястья души саднит, хоть верёвка давно упала.
Просто мы не хотим игры, всё серьёзно для нас сейчас.

От апреля до октября, с октября по апрель - едино,
Ты смеёшься во сне, к губам прижимая мою ладонь.
Год, любовь, небеса и жизнь начинаются с середины.
...И уставший читать швырнёт недочитанное в огонь...
Там, где будущее живёт, где кончаются ночь и рельсы,
В переплёт твоего окна, распаляясь, ударит свет.
Паровозный гудок споёт нам попутную Глинки песню,
И подарит, смеясь, весна на двоих до конца билет.




(с) Инга Карабинская, Саша Апострофф

Раскачивая маятников ряд,
Секунды замирают на бегу,
Минуты деликатно промолчат,
Часы стучат, кукушки - ни гу-гу.

Пернатым доверяя, легче жить,
Простой вопрос утрачивает боль.
Но чем бы шевелюру не укрыть,
Года в неё ссыпают снег и соль.

В конечность неба верится с трудом,
На горизонте тают корабли...
Заходишь в одиночество как в дом
И обживаешь комнаты и дни.

И надо строить новую судьбу,
В глаза любви и памяти глядеть.
Менять на бег усталую ходьбу,
У жизни отмеряя третью треть.

Смотрю на свет и вижу за тобой
Прозрачный мир и маленькую тень.
По нотным станам голосом гобой
Рисует в окнах вербу и сирень.

И тень определяется, растёт,
Отщипывает пальчиком цветок...
И знак не запрещает поворот.
И я - с тобой.
И я не одинок.


© Саша Апострофф

Всего три дня. У нас всего три дня.
На чудо - меньше. Двадцать два часа.
Но я уже не верю в чудеса,
Я об одном прощу: дождись меня.
Я не спасу, не отгоню теней,
Склонившихся над пламенем живым.
Огнём был ты, а я всего лишь дым,
Рассеюсь, и не вспомнят обо мне.
Меня дождись, лишь об одном прошу:
Беглянку, непоседу-глупыша.
Нам вместе будет легче до-ды-шать,
Раз я благодаря тебе дышу.
И пусть тебя попробуют отнять,
Украсть у губ твоих хотя бы вздох...
Пока я здесь, сильней меня лишь Бог,
Но Бог мой ты. Ты сотворил меня.


© Индульгенция

Понимаешь, моя тишина, это значит, что мы повзрослели.
Вот январь, и сугробы осели - это больше не наша вина.
Если тени все чаще длинны, если птицы кричат в непогоду -
Это признак ненастного года. Мы ему ничего не должны.
Каждой встречей до края полны, каждым именем бредя ночами,
Мы с тобой не в подушку кричали - мы встречали героев войны -
С мирозданьем, синицей в руке, с вечным призраком женского ига.
Мы мужчин изучали по книгам, и по трещинам на потолке.
Выцветало цветное стекло. Ведь иллюзия тоже сдается.
А вина отравляла колодцы - ядовитое время текло,
Но иссякло однажды - вчера. Так мелеют порой океаны,
Так сползает на землю кора, обнажая заросшие раны.
Не болит. Не тревожит. Страниц в нашей книге еще половина.
Невиновны - не значит - невинны.
А любовь не имеет границ.




(с) Мария Хамзина

Она обожает детей и кошек, их Яндекс приносит, и это славно. Есть коврик пушистый в ее прихожей, и синий кораблик на шторке в ванной. Ее девяносто круглы, как персик, ее шестьдесят - шестьдесят, и точка. Она охраняет себя, как берсерк, хорошая девочка, чудо-дочка. Она, деловито наморщив лобик, идет по фэншую навстречу миру, мужчина пока что - смешное хобби, ей нравится быть для него кумиром. Она обожает кино и танцы, глотает мартини, грызет оливку. Покрыта шелками, мехами, глянцем, не кровь с молоком, карамель и сливки... Храни ее, Боже, в земной юдоли, ведь этот гербарий - твоя засада!
Лазоревый цветик в нечистом поле.
Ведь если не ты...
А меня - не надо.
А впрочем, ты знаешь, что я трусиха, что я избегаю прямого света... Храни меня, Боже, но только тихо. Чтоб я успевала платить за это.




(c) Мария Хамзина