"Как-то странно во мне преломилась
пустота неоплаканных дней..."
Черубина де Габриак




...есть ли жизнь за первым января?..
сноска милосердья - вдох и выдох,
или же диктат календаря,
датами засыпав главный выход,
выклянчит согласье на судьбу,
где стихи: панель-подмостки-плаха...
на, держи, помятую трубу,
но извлечь попробуй фугу Баха,
вытащи проклятый ре минор,
выдай класс, плевать на опечатки...
что-нибудь всегда подхватит хор...
зёрнами в неначатом початке
время будет падать между нот...
если ты не предан, то - предатель...
и заметив новый поворот,
не сбивай строкою указатель,
не лови сомненья на живца,
не храни подброшенную фразу...
...просто от любимого лица
отвернись...и всё изменишь сразу...


© Татьяна Пешкова

Ты смеёшься, как бес, приручил свечу, научился спускать курок. Эти шрамы идут твоему плечу, как отметины ста дорог. Ты бежишь, как собака, вперёд и прочь (был бы кто-то, кто мог позвать!), но тебя обожает любая дочь и боится любая мать.
И, куда б ни пошёл, узнают давно залихватский бездомный свист.
Это всё так заманчиво, так смешно, но бессмысленно – да, флейтист?

А в садах её вечно лежит роса, и в чертогах её – хрусталь, она ходит по травам и небесам и рисует водой печаль. Ровен голос её и спокоен сон, и не рвётся послушный стих. Она знает сто тысяч чужих имён, но, конечно, не помнит чьих. Нерушим и прекрасен её покой, пуст и светел уютный дом, словно боги создали её такой и оставили под стеклом.

Так куда тебе, смертный, её хватать, на неё и смотреть нельзя, разве что излохматив морскую гладь и пустыни избороздя, чтобы там, где шагнул, колосилась рожь, чтоб был жемчуг в твоей сети. Только шёл бы ты лучше куда идёшь, не пытаясь её найти. Ты её не приманишь своей свечой и дешёвым своим вином.
В горле сухо, колюче и горячо, а вокруг, как всегда, Содом. И ты шепчешь сквозь дым и хмельной туман: может, я не настолько глуп, может, ей тоже хочется дальних стран, так, как мне – её глаз и губ? И я даже, наверное, буду жив, если пламя пройду и лёд, но мне точно не выжить, о ней забыв…
Только кто ж её разберёт.
И вот, в пьяном угаре, в слепой тоске ты вдруг флейту берёшь, как меч, и она поначалу дрожит в руке, но себя ведь нельзя беречь. И сначала ты трелью пронзаешь дым, а потом отступает явь. Всё становится сразу таким простым, и ты знаешь, что точно – прав. Будут ветры меняться, срываться дни, все забудут их звук и вкус. Но останется небо, огни, дожди и твой хриплый бездомный блюз. И никто не узнает потом, кому посвящаешь ты этот бой.
И однажды, пробившись сквозь пыль и тьму, ты увидишь её живой. И тогда ты узнаешь, как ты крылат, и насколько ничтожен страх.
У неё вдруг окажется грустный взгляд и загар на худых плечах, лебединая шея и тонкий нос, удивлённый изгиб бровей. Будет запах костра у её волос.
Глупый мальчик, беги за ней.
От тебя до неё – бесконечный круг, как от марта до ноября.
Но пока твои пальцы рождают звук, это значит, что всё не зря.






(с) Светлана Галкина

Ты прятал её под курткой: не ранить бы ненароком,
Ещё бы – птенец, ребёнок, замёрзший, чужой и дикий.
Она ли теперь в восторге бросается в дождь из окон,
Скользит, задыхаясь, в танце и ловит губами блики?

Огонь её глаз смертелен – сжигает, но не согреться,
И все зеркала разбиты на сотни осколков-льдинок.
Колотят в решётки рёбер два ваших безумных сердца,
Вибрирует даже воздух – не танго, а поединок.

Не думай об этом, мальчик, а лучше – держи покрепче,
Не дай ей уйти сквозь небо, туманом растаять в пальцах.
Ваш танец красив, как солнце, ваш танец, как звёзды, вечен.
На вас засмотрелись боги – учите их восхищаться.

Пронзительно, словно Моцарт на чуткой и нервной флейте.
Весь мир побеждён, расколот и вывернут наизнанку.
Взгляните в глаза друг другу и с лёгкостью одолейте
Холодную злую вечность своим бесподобным танго.






(с) Светлана Галкина

так долго длится эта тишина,
в которой снегопад
шуршит, слетая
с ладоней бога
белой - белой стаей...
и эта тишина обнажена
до естества,
до легкой простоты,
в которой не возможно не вмолчаться...
и вдруг приходит -
это длится счастье
и снег шуршит,
и с богом ты на ты...


© Андрей Снегирев

Забыв о том,что летом не сбылось,
Открой ключом весны осенний ларчик,
Стряхни тоску листвы с моих волос -
Я стану ярче...

Налей мне света, терпкого налей!
Я стану самоцветным оберегом,
Пускай в меня бумажных журавлей,-
Я стану небом.

Охотником в пространстве быстрых дней
Бросай в пучину рек нехитрый невод,
Мне будет чуть привычней, чуть больней.
Я стану гневом.

Прислушайся, когда я позову
Тебя делить веселье и ненастье,
Прочти мне счастья первую главу-
Я стану счастьем...





(с) Ольга Олгерт

…Ну что сказать? Да просто я хочу
не сном сакральным таять на постели.
Не быть на грани сказки и причуд,
а быть твоей в любой из дней недели.
Да знаю! Не изящен, скажешь, слог,
хромает рифма, дважды поскользнувшись.
Но этот мир не стоит пары строк,
когда любовь становится минувшей.
Не стоит он и медного гроша,
когда любовь отложена на завтра.
Но если ты целуешь не спеша,
забыв про воскресенье, сон и завтрак,

а может, и про будущий обед?..
/прости, мои взлетели аппетиты/,
то мир оценят в пригоршню монет,
отмытых в мягкой пене Афродиты…


© Свет Мой

Этой зимой удивительно мало снега, всюду дожди и слякоть, тоска и мрак. Окна пустые скалятся словно беды этого города - в их стеклозубых ртах. Стены особенно сыры и молчаливы, кажется каждая трещина в них - болит, а у тебя в груди что-то с дикой силой рвется на части, колется и трещит. Может быть лучше выйти на свежий воздух, если у вас имеется таковой, может быть это город глотает слезы? Странный, расстрелянный, неживой. Если там кто-то смотрит с большого неба, пусть хоть немного отпустит ему грехов. Этой зимой удивительно мало снега и удивительно тянет на мудаков.


© Хрустальная Марго

- Кожа, кожа её наощупь - чистейший шелк, платья только в пол, да спина закрыта. Только Богу известно зачем ты сюда пришёл, в эти земли, в этот адский большой котел, вот ты стоишь перед ней, целуешь её подол и её имя в тебя по самые вены вбито.
Не молись, этот воздух холоден, осквернен, и её забрать у них - взять огромный на душу грех. В этих землях суров закон, видишь бледный пологий склон к черной выгоревшей реке? Вот, спускайся. Вода мертва. Весь твой путь уместился здесь. Кожа, кожа её бела, и рассыпаны жемчуга по запястьям - не перечесть.
Но глаза - пустота трущоб, но дыхание всё слабей. Только Богу известно зачем ты сюда пришёл.

- За ней.


© Хрустальная Марго

Я тебя своровал у беспомощной осени…
Сколько лет?! Сколько зим?! Что-то сжалось в груди…
Мы почти на бегу прошептали вполголоса
…неужели одна? … неужели один?...

Сигарета в постель... всё как-будто бы правильно...
твой дежурный звонок - дочке с мамой привет...
Я старался в словах, что ничуть не поправилась
ты старалась без слов, что ждала столько лет...

Мы не знали с тобой - кто быстрей перебесится,
кто же раньше из нас наиграться готов -
то ли я - в эту чушь про карьерную лестницу,
то ли ты - в "жизнь - лишь раз" и своих жеребцов...

Потрепала судьба... Даже спрашивать нечего...
Я полжизни мечтал, чтоб вот так и всерьёз,
чтобы именно ты - "Королёк - птичка певчая"
словно током меня целовала вразнос…

Наши темы к утру незаметно закончились…
скрип твоих каблуков, а за ним тишина…
лишь соседский Дассен - в незакрытую форточку
…неужели один? …неужели одна?...


© Павел Покровский

Трясли подушки в вышине, и злился ветер…
Когда огромный снегопад накрыл предместье,
решили выйти погулять чужие дети –
нет, не в кино, а погулять немного вместе.

Остались где-то далеко подъём, будильник,
яйцо вкрутую в семь утра, дорога в школу –
сейчас каникулы, туда ещё не скоро!
…Они хотели на каток, но заблудились –

чуть отвлеклись, а снег вокруг уже по пояс,
не вспоминается никак маршрут прогулки,
исчезло всё: заборы, церкви, переулки…
Есть только мост. А за мостом – большое поле.

В кармане варежки, давно пора надеть их,
но где вы видели, чтоб в варежках – Джульетта?..
Швыряли снег, как белый пух, порывы ветра.
И это были мы с тобой – чужие дети.



Фотография Ирины Шпак

© Ника Невыразимова

Летит наш замок выше сизарей,
распахивая крылья, словно аист.
Построен он из мыльных пузырей,
поэтому блестит, переливаясь.
Он высоко, и планка высока.
Воздушный замок с комнатами тайными…
Предвестницей решения спонтанного
идёт ко мне короткая строка.

В воздушном замке дышится легко –
там воздуха полно, почти без смога.
Там время отдаётся целиком
друг другу, и его всё время много.
И этот замок с выходом в рассвет
парит над перекрёстками, витринами…
В нём только банка кофе растворимого,
а больше ничего земного нет.




© Ника Невыразимова

Зверёныш, всем искусавший пальцы и не дававший себя лечить – теперь он может играть, смеяться, плести браслеты, терять ключи, живёт теперь горячо и ярко, порой не думает ни о чём, и лучше нет для него подарка, чем ткнуться носом в твоё плечо.
Земля устала, земля промокла, сегодня вечер похож на век. А ты сидишь у окна, где в стёкла колотит поздний весенний снег. Мы помним: лето настанет скоро. Я так упорно топлю печаль в тройном созвучии ре-минора, и мне совсем ничего не жаль.
И полумрак не тревожить светом, и в тишину не бросать слова, уедем, милый, на край планеты – там тишь, безлюдье и острова. На островах зеленеет клевер, танцуют эльфы, шумит прибой. И если ты вдруг пойдёшь на север, я буду двигаться за тобой: идти след в след незаметней тени, беззвучней ветра, быстрее птиц. Мы за границей людских владений, мы там, где нет никаких границ.
Давай пошлём мирозданье к чёрту и сами выстроим новый мир! Чтоб стены с тропами были стёрты, оставлен тонкий, как нить, пунктир, чтоб денег не было, этой дикой, глупейшей выдумки для людей, чтоб там, где пусто – цвели гвоздики и тонкой нежностью пах шалфей, чтоб краски были для неба тоже – какой захочешь, такой раскрась... хотя, пожалуй, давай попозже, я здесь-то толком не обжилась.
Я закрываю глаза и вижу цветные сны о большой земле, а лето с каждой минутой ближе, и бисер – радуга на столе. Ты мой, ты здесь, приручивший птицу, не запрещающий ей летать. Легко довериться, покориться, тебе не стыдно при-над-ле-жать. Дышу от счастья как можно тише, не надо больше мне никого. Ты слышишь, господи? Если слышишь, я умоляю – храни его.







(с) Светлана Галкина

Мне твердят, что скоро ты любовь найдешь
И узнаешь с первого же взгляда,
Мне бы только знать, что где-то ты живешь,
И, клянусь, мне большего не надо.

Снова в синем небе журавли трубят,
Я хожу по краскам листопада.
Мне хотя бы мельком повидать тебя,
И, клянусь, мне большего не надо.

Дай мне руку, слово для меня скажи,
Ты моя тревога и награда.
Мне хотя бы раз прожить с тобой всю жизнь,
И, клянусь, мне большего не надо.

«Мы живем в такое время, когда каждый кричит от одиночества и никто даже не задумывается, что кричит от любви. Когда люди умирают от одиночества, они всегда умирают от любви.»



(с) Ромер Гари

одиночество стонет стихами,
миллиардами пьяных букв,
завернувшихся в оригами,
чтобы скрыться от нервных мук.

даже мебель стремится на волю,
как улыбка с простудных губ...
кто же знал, что бывает больно
от простой тишины вокруг.


© Кай Каренин

"Когда я приду, после этого Крыма и Рима.
В окно погляжу, и опять же цветов не видать.
И станет мне легче шагать во все стороны мимо.
И в каждом прохожем твоих мужиков узнавать..." (М.Танич)



Когда я вернусь –
первый снег долетит до земли...
зануда-таксист за полтинник подбросит до дома...
и ночь напролёт
будут сдуру свистеть соловьи
какой-то мотив – очень старый и очень знакомый...

Когда я вернусь –
город будет пустой и чужой...
никто не дождётся меня в эту ночь воровскую...
а та, что ждала,
как лиса сядет рядом со мной,
шепнув мне – прости, я ведь в губы давно не целую...

Когда я вернусь –
мне постелят пожёстче кровать...
пьянющий сосед с горя «Белые Розы» заплачет...
но вместо того,
чтобы всё это к чёрту послать,
я тоже спою соловьём … и чуть-чуть по собачьи...

Когда я проснусь -
одуревший от путанных снов,
то выжму сквозь зубы "прорвёмся" и крыть будет нечем...
курить зарекусь
и придумаю кучу стихов
для той кареглазой, что я обязательно встречу...


© Павел Покровский

Девочки из глянцевых журналов,
Жрицы грёз, наложницы услад –
Страстный след румян на скулах впалых,
Бархат животов, волос каскад,

В бесконечность стрелами – ресницы…
Искуситель-Змей и в Наши Дни
Шепчет Еве: Ты потри страницу –
Будешь пахнуть так же, как они!

Ева, моя милая, не надо!
Ты уже вкушала этот плод!
Как известно, Дьявол носит Prada.
Ева, тебе Prada не идет.



(c) Катя

"Что станется со мной тогда?
Что я скажу. Пойду куда..."
Ш.Бронте







...нет ли рядом, Аленький, беды?..
ночь легко шагнула за перила...
сколько можно плакать у воды?..
впрочем ей, что слёзы, что чернила...
в новых небесах открылась течь...
Боже, мы твои соседи - снизу...
смыв дождём беспомощную речь,
бросишь, репетируя, репризу
главную: вы - гости на земле...
хлопают?..во тьме - от ветра - ставни...
Аленький, цветок растёт в золе...
выдерни - и чудища не станет...

...и финал - заученный - хорош...
будет страшно - адрес на конверте...
Аленький, но если "сказка - ложь",
чью любовь ревнует время к смерти?..


© Татьяна Пешкова

Он такой сумасшедший, как будто тобой придуман, он идёт по земле, и крадётся за ним весна. Ты смеёшься во сне, но дрожишь от любого шума – раз коснулась души губами, так пей до дна. Раз поймала его, раз сумела умчаться следом, раз хотела быть с ним, с этим мальчиком-бредом – будь.
Одного ты убила, другой оказался предан, третий просто забыт, вот такой был нелёгкий путь. Как ты шла по нему, никому в основном нет дела, это только твои незажившие боль и страх.
Почему ты с таким упоеньем к нему летела и теперь, улыбаясь, сгораешь в его руках? Ну зачем ты сожгла все мосты, замела дороги, ведь тебе было так надёжно и так тепло?
Но вы снова вдвоём, вы безумцы, вы дети, боги, вы из касты живых и смеющихся всем назло. Да, он весел, лохмат, и вообще, у него есть крылья и шальная улыбка, глаза, что меняют цвет. Тонкий шрамик на сердце засыпан золой и пылью. Вы бежите сквозь двери с табличкой «Прохода нет».
Поцелуй же его. Никого, никого не слушай. Ты гадаешь – когда же ему с тобой надоест?
Он увидел тебя в магазине смешных игрушек, он отдал за тебя все созвездия этих мест, и огромное солнце, и сонное это небо, и ненавистный город, который нельзя забыть.
У тебя будет много рассветов и мало хлеба. Но однажды тебе станет больно идти и плыть, и приснится, что он отвернулся, отдёрнул руку, что пора возвращаться в уютный домашний ад.
Но не бойся – здесь слишком уж мало весёлых кукол, чтоб так быстро со скуки тебя отдавать назад.





(с) Светлана Галкина

Осень ходит за нами, сонными, влажно дышит в затылок тьмой. Тополя золотеют кронами, ветер крепче – пора домой. Если страшно, то прячься, деточка, приручая свою печаль, за любимой рубашкой в клеточку, за заваренный мятный чай. Осень просит взлетать и падать с ней, смотрит долго, роняет грусть.
На тебя она смотрит тягостней. Я опять за тебя боюсь.
Осень ходит за нами медленно, осень видит тебя насквозь. И глаза поднимать не велено, вспоминай же, что не сбылось, всё бессильное, неудачное, весь безрадостный непокой.
Или в небо смотри прозрачное с этой вечной людской тоской.
А ты думаешь, небу легче-то, небу незачем ждать зимы? У него нет рубашек клетчатых, чая с мятой, и книг взаймы. Нам закатами и высотами не даёт превращаться в прах, мы – изранили самолётами и запутали в проводах. Нам-то можно одеться в панцири, а ему –
ничего совсем.
Ни к тебе прикасаться пальцами, ни пытаться понять зачем эта нежность так долго мучает, обещая в ответ – лети. Называй хоть судьбой, хоть случаем, но не бросить и не уйти.
Если страшно себя растрачивать, так, что ходишь, боясь дышать - ты скажи мне, скажи, я спрячу ведь и попробую не мешать. Пусть твой взгляд засверкает просинью, пусть ломается старый лёд, заклинаю – не бойся осени, ведь она всё равно уйдёт.
Ты останешься.
Выжжен город, но бесконечно прозрачен снег.
Ты очнёшься, и будет холодно, и опять улыбнёшься мне.
…
Эта вечная глупость, шёпот мой, сто истерик на десять строк. Я хотела бы быть безропотной и, чуть что, не взводить курок. Не держу в себе крика – страшно ведь, не стою за твоим плечом, не могу перестать расспрашивать и рассказывать ни о чём.
Осень схлынет, и что-то включится. Ночью градус идёт к нулю.
Ты ведь знаешь, что всё получится.
Я люблю тебя.
Я – люблю.





(с) Светлана Галкина

Ты вернулся чужой и мёртвый в наше царство цветов и крыш. То, что нити любви потёрты, видно только, когда ты спишь. В этой комнате тёплый свет, но всё равно ведь похож на труп, улыбаешься чуть заметно самым краешком бледных губ. Почему каждый день, вставая, от стыда не отводишь глаз? Я ведь знаю, я точно знаю, кто приснился тебе сейчас.

Рассмеёшься – твоя беспечность забавляет меня до слёз. Или сложишь мне слово «вечность» из стеблей новогодних роз. Из цветов или острых льдинок и зеркал – разве в этом суть? Это мой был, мой поединок, а не твой и кого-нибудь. Я ползла на коленях в горы, забывала тебя совсем, научилась гасить раздоры и быть сильной – скажи, зачем? Я сбивалась от шага к бегу, ты за нею покорно шёл, в упоеньи играя снегом и целуя её подол.

И мне чудится – льдом сквозь пальцы утечёшь, не сдержать никак. Ах, как любит порой смеяться нежный, снежный, столикий враг! Да, всё будет потом иначе, будет лето... не тай, не тай... Но сейчас просто спи, мой мальчик. Спи, мой милый заблудший Кай.





(с) Светлана Галкина

Ты когда-нибудь плыл по широкой воде,
обнимающей плотно и бережно тело,
и чтоб чайка в то время
над морем летела,
чтобы облако таяло
в высоте?

Ты когда-нибудь в зной
добредал до ключа,
что коряги и камни
обегает журча,
что висящие корни толкает и лижет
и на мох
серебристые шарики нижет?

Ты ложился и пил этот холод взахлёб,
обжигая им пыльные щёки и лоб?
Ты когда-нибудь после
очень долгой разлуки
согревал своё сердце
о милые руки?

Ты когда-нибудь слышал,
в полутьме, в полусне,
дребезжащий по крышам
первый дождь по весне?

И ребячья ручонка тебя обнимала?
И удача большая в работе бывала?

Если так, я почти согласиться готова -
счастлив ты…Но ответь на последний вопрос:
ты когда-нибудь
сделал счастливым другого?
Ты молчишь?
Так прости мне жестокое слово —
счастья в жизни
узнать тебе не привелось!




(с) В. Тушнова

Я шла на свет от серого восхода,
Намного проще двигаться во тьме.
Болят лопатки – может, непогода,
А может, крылья режутся к зиме.

Я шла на свет, я таяла в улыбке,
Я поклонялась Одину и Ра,
Играла что-то нежное на скрипке
И грубовато пела у костра.

Была мечтой и самым резким словом,
Борясь, сдаваясь, помня и любя.
Встречала день птенцом и птицеловом,
Кружила вальс с тобой и без тебя.

Кто был со мной – давно меня забыли,
И я сама давно уже не там...
Болят лопатки – скоро будут крылья,
А может, это просто к холодам.

Мы слишком осторожны, но могли бы
Счастливей сделать каждый новый час.
Однажды ведь посмели сделать выбор –
Кем мы с тобой родимся в этот раз.




© Светлана Галкина

Униженьями и страхом
Заставляют быть нас прахом,
Гасят в душах божий свет.
Если гордость мы забудем,
Мы лишь серой пылью будем
Под колесами карет.

Можно бросить в клетку тело,
Чтоб оно не улетело
Высоко за облака,
А душа сквозь клетку к богу
Все равно найдет дорогу,
Как пушиночка, легка.

Жизнь и смерть - две главных вещи.
Кто там зря на смерть клевещет?
Часто жизни смерть нежней.
Научи меня, Всевышний,
Если смерть войдет неслышно,
Улыбнуться тихо ей.

Помоги, господь,
Все перебороть,
Звезд не прячь в окошке,
Подари, господь,
Хлебушка ломоть -
Голубям на крошки.

Тело зябнет и болеет,
На кострах горит и тлеет,
Истлевает среди тьмы.
А душа все не сдается.
После смерти остается
Что-то большее, чем мы.

Остаемся мы по крохам:
Кто-то книгой, кто-то вздохом,
Кто-то песней, кто - дитем,
Но и в этих крошках даже,
Где-то, будущего дальше,
Умирая, мы живем.

Что, душа, ты скажешь богу,
С чем придешь к его порогу?
В рай пошлет он или в ад?
Все мы в чем-то виноваты,
Но боится тот расплаты,
Кто всех меньше виноват.

Помоги, господь,
Все перебороть,
Звезд не прячь в окошке,
Подари, господь,
Хлебушка ломоть -
Голубям на крошки.






(с) Евгений Евтушенко

Уходят люди, уезжают, исчезают...
Стирает время в памяти черты...
Как будто в старых книгах засыхают
Гербарием засохшие цветы...

Мы провожаем лица до перрона,
Сажаем в поезда без номеров...
И в огоньках последнего вагона
Тускнеют образы затерянных миров...

Уходят люди... оставляя в окнах небо,
В стаканах кем-то недопитый чай...,
Уходят, недосказано... нелепо,
Кто в ад подземный, кто в небесный рай...

Уносят радость... оставляя горе,
Уносят горе в неизведанную даль...
Уходят с грузом долга в договоре,
Оставив в сердце слезы и печаль...

Уходят люди не сказав "до завтра",
Для многих завтра стало как "вчера"...
Как кинолента, как обрывок кадра...
И эхом долгим тянется "Ура-А-А!"

И будет день, и снова солнце будет,
Жизнь не меняется, меняет время нас...
И только время знает и рассудит,
С кем очередь прощаться в этот час...





(с) Марина Бойкова.

Спасибо огромное за симпатию! Жаль, что неизвестную..Отзовитесь..

Ты была немного ведьмой

чуть седой с усталым взглядом.
Шла на шпильках вдоль дороги

мимо тусклых фонарей.
Я пошел с тобою рядом.

Мне хотелось - только рядом.
Мы с тобою просто двое
неприрученных зверей.
Две ободранные кошки,
две бродячие собаки,

Два бездомных человека на окраине небес.
Подгонял нас в спину ветер,

что-то пел ручей в овраге
И хотелось отчего-то неизведанных чудес.
Ты молчала отгоняя от лица дым сигареты.
Я разглядывал украдкой стрелку сбоку на чулке.

И незримо между нами

шел неслышно кто-то третий
И держал тебя как птицу
в плотно сжатом кулаке.





(с) Геннадий Нейман

Велел: «Живи!», и я – живу:хожу на службу, тычу кнопки,
домой нехитрую жратву ношу по снежным узким тропкам,

и в толстых шерстяных носках сижу у монитора ночью…
Да. Я вполне себе жива (процентов так на тридцать, впрочем).

Во снах архивов высших клерк мелки судьбы украдкой кажет:
погоны… чучелки… берсерк?! (похоже, в татуаже даже)

Но, мел (и меч) судьбы приняв,откозыряв по-пионерски,
я плАчу. Горько. Зубы сжав.Уткнувши нос в орнамент кельтский.

На небе – полная луна.В душе моей – бардак полнейший.
Тону, как Стенькина княжна,не быть мне примой в роли гейши.

Но я – живу! Я торю путь.Сквозь слёзы улыбнусь рассвету.
Я – буду жить, я – как-нибудь.Ведь ты велел. Я помню это.







(с) Лагуна Санрайз