Ей исполнилось восемнадцать, а ему миновало сорок.
У него есть жена и паспорт, где стоит бесполезный штамп.
Он прекрасно всё понимает. Она же совсем ребёнок,
Ну а он... ну а он, наверное, беспросветный совсем дурак.
Но она... она так красива. Гибкий стан, и изгиб плечей.
И улыбка её отныне стала тайной его ночей.
Её детская дерзость с упрямством обозначалась в линии скул,
Её ветреность с непостоянством пробуждает немало дум.

Ей исполнилось восемнадцать. На распутье своих путей
Она ищет принца из сказок. Ждёт и верит, придёт он к ней.
А ему миновало сорок. У него есть дом и жена.
Ну а эта его девчонка... так желанна и так нежна.
Как наркотик введён под кожу, страстью дышит коварный март.
Она так на других непохожа. Как забыть он её был бы рад
И вернуться к своей любимой, и шепнуть ей: "прости, мой друг".
Ну а может всё так и будет... будет, верно, когда-нибудь.


© Вера Максименкова

Склон обрывая, мы пальцы сбивали в кровь, мир становился отвесным и каменистым. Кто из нас был сорвавшимся альпинистом? Мягкую землю каждому приготовь. Нам оставалось – яростно верить в жизнь, кожу сдирая, в скалу упираясь лбами, воздух хватая запекшимися губами, мы говорили друг другу: Держи! Держи! Когда не осталось ни выступов, ни ветвей, когда на канат над пропастью время вышло, кто первым ослабил хватку и не услышал, как порохом вспыхнуло солнце в сухой траве?

Садишься к костру, смеешься и ешь с ножа, и слушаешь дождь, набросив брезент на плечи.

Коснувшись земли, почувствуй, как дышит Вечность.

И вспомни о тех, кого ты не удержал.




© Кот Басе

Здравствуй.
Да ладно тебе, не трусь. Я никуда уже не вернусь. Время, затягивая петлю, снова свело нас с тобой к нулю. Снова – смотри – и увидишь сам: вот мы – расставлены по местам. Вот мы – вмурованы, наконец, в нежную мякоть чужих сердец. Не шелохнуться, не разорвав, чьих-то объятий, привычек, прав. Не обернуться…
Лети на свет.
Я обещаю сойти на нет. Я и сейчас-то держусь едва.
Что наша жизнь?
Слова..

Так что, мой ласковый, не взыщи –
Я возвращаюсь варить борщи.

Здравствуй. Дерзай. Покоряй миры.
Пой. Обгоняй. Собирай дары.
Правь. Добивайся. Гори. Свети.
Не оборачивайся.
Лети.

Всё ты получишь, о чём просил.
Дай тебе, Боже,
Сил.


© Юлия Вергилёва

Да, кому как не мне рассказать о море и о воде,
Как устроен корабль, что такое лебедка, кнехт,
Отчего в металлическом теле,
Мелководной его душе
Я порой различаю смех.

Да, я знаю где форштевень, где ахтерпик,
Только ты не за этим читаешь мои стихи .
Ты приносишь разбитое вдребезги сердце
И шепчешь мне
"почини"...

Меня судят - мол, рифмы сточены и сухи,
Потому я теперь сижу у ночной реки,
И мои теплоходы гудят,
И мягко светятся
Мотыльки.

Если дело не чувствах вовсе, то в чём, скажи?
Судно не принимает на борт чужих.
Мы сидим у реки.
И зовем эту реку "жизнь".


© Хрустальная Марго

И если б я верила в руны, созвездья, числа,
То наверняка бы к этому не пришла:

На самом краю моей потускневшей жизни
Сидит и читает мантры твоя душа.

Застигнутая врасплох между сном и явью,
Скользит, оставляя бисерины следов -

Мурашек по коже, когда тебя обнимаю,
И сердцем пишу о том, для чего нет слов.

И если бы я не видела в этом Бога,
Бескрайнего моря, свободных полетов птиц,

То стало б ли это любимой моей дорогой -
Стихи и любовь, не знающая границ.


© Хрустальная Марго

Радость моя, боль моя, я пишу спокойно.
Я стала не старше, но как-то разумно тише.

Кто долго тоскою скрючен, прибит и скован, распрямляясь, себе начинает казаться выше.
Выдыхая, себя ощущает немного легче, узнает, наконец-то, улицы, дом и лица.
Я почти что не тень - ни тебя, ни себя, ни речи. В общем, все хорошо, мною можно вполне гордиться.

Тянут шпильку так из волос, размотав тугую косу, чтобы не чувствовать прежние боль и тяжесть.
Я пишу, чтобы ты узнавал здесь ее, другую, чтобы чувствовал нежность, которую ей не скажешь.
Чтобы ты попрощался, безмерно ее ревнуя к обстоятельствам, встречи оставившим где-то в прошлом.
Чтобы ты ощутил в ее длительном поцелуе, что прощание - самая странная в мире роскошь.

Моя боль, моя радость, ты чувствуешь сотню нитей, ты светлеешь, ее оставляя себе на память.
Я на шаг отступаю. Люби ее, и начнитесь. Я сгораю до пепла, но вам оставляю - пламя.

Тот, кто знает тоску, всю мучительность послевкусий, тот способен, не причинив ее, стать незримым.

Приходи сюда, если хочешь - и просто будь с ней.
Я ведь знаю, как это бывает необходимо.



© Лина Сальникова

ничего не даётся так просто, как впасть в азарт, сочиняя чужие истории апропо. ты привык, что слепые лохушки ведут базар, изменяя тебе то ли возраст, а то ли пол. не тебе бы, скулить, предъявляя за это счёт. ты и сам отзвонил по мозгам пробивным арго. если звёзды сгорают, то значит их кто-то жжёт. но не судят за это заведомо никого.

время молча проходит и скоро пройдёт совсем. не сегодня, понятно, а где-нибудь к сентябрю, ты почувствуешь мель, на которую прочно сел. ну, а дальше-то что? отдыхай, налегай на брют. распластав свою светлую суть на виду у всех, колокольные звоны римейков списав под ноль, раздавай это счастье, в котором тонуть не грех, обнимая точёные торсы марин да оль.

и пока за окном заливные луга весны, соловьиные трели и тесно душе в штанах, отмеряй себе веру по мере своей вины, посылай всех охотников нравоучений нах. отдавая строкам половину своих надежд, половину другую с друзьями напополам раздели по бокалам и плотью стихов заешь. выноси их из дома. слова – бесполезный хлам.





© Ник Туманов

Опять свезло!..
Уже когда-то было: квартира, пища, коврик у порога. Хозяйка даже куртку мне купила, но я её носить робел немного в походах по вечерним переулкам – а ну, как дождь надумает забрызгать. Ах, как я до отчаянного визга был рад вести хозяйку на прогулку!
И этот, вроде, тоже ничего. Вот только пьёт. И вечно что-то пишет. Вчера грустил, весь день смотрел на крыши, потом вздыхал.
Поди, пойми его – сидит, молчит. И в доме тишина. Такая, что заныли перепонки...
А у соседки рядом две болонки и мне из них понравилась одна, кудрявая как клоун в старом цирке. Но у неё в друзьях английский дог.
Жаль, новый мой до женщин не ходок – вон, снова палец выперся из дырки...
Была б жена, заштопала б, поди...

Эээх, сердце зацарапалось в груди и что-то защипало в носопырке...


© Ник Туманов

Господи, всё я сумею, я кофе выпью,
выдержу свой дедлайн, увеличу скорость,
перетерплю молчание злое, рыбье,
долгую зиму честно приму, как бой…
Только его – вот этого – обезболь.
Я за него отчаянно беспокоюсь.

Ты выпускал нас гулять по пустым аллеям,
дал нам любовь, текилу, лимоны с солью…
Видишь: ему – вот этому – тяжелее,
он говорит, а в горло нейдут слова.
Мельница мелет, движутся жернова.
Знаешь, не каждый может справляться с болью...

Я разберусь, ничего не хочу, не буду
больше ни с кем, не веря ничьим обетам,
всё – черепки, смету, наконец, их груду
и перестану правду искать во лжи...
Господи, пусть он будет здоров и жив,
жив и здоров.
И пусть сообщит об этом.




© Ника Невыразимова

I. И теперь нас уже не представить по одному.
Сердце трех остается единым в кругу времен.

Я храню тебя неустанно, и потому я молчу о нас так, что молчания не поймет
ни один посторонний. Осенние, мы прошли столько жизней, чтоб выбраться к этому февралю,
но из всех не сбывавшихся, бывших, знакомых лиц я запомню твое, потому что тебя - люблю.
Узнавая твои среди сотни других шагов, я встречаю тебя у каждой из переправ.
Ты всегда возвращаешься, делая каждый год нашей общей реальностью, самой большой из правд.
Я молчу о нас. Просто дышу с тобой в унисон. Я не помню миров, где мы кем-то разлучены.

Солнце катится по небу огненным колесом,
отмеряя минуты до нашей с тобой весны.

II. А потом замыкается время, и мы - внутри.
Вечный круг, колесо Сансары и сердце трех.

Вопреки невозможности я повторяю ритм твоих действий, умея угадывать наперед.
Я учусь одиночеству вместе, я все могу. Осознав и приняв то, что делает нас одним,
я способна легко целовать тебя на бегу. Я привыкла, что нас с тобой держит тугая нить.
Каждый в мире - граница, дорога, такой Чинват, где решается, кто остался, а кто - ушел.
За еще один круг я смогла приручить слова так, что нить этих слов превращается в прочный шов.
А потом - замыкается время, и нить поет, и пространство вбирает в себя этот тихий гул...

Нас так много друг в друге, что тает февральский лед.
Я все время - с тобой. Поцелуем у края губ.



© Лина Сальникова

И ты снишься мне, с именем, полным силы, а вокруг до срока не тает лед. Ты пока ни о чем меня не спросила, потому что ничто тебя не берет, но уже плетут шерстяные нити на запястьях наших узоры дней… Если кто-то попробует объяснить нам, расскажи ему, что нас просто нет. Мы еще создаемся, подобно рунам, выходящим с ладоней седых богов, мы кармин и охра, багряный, бурый, в очертаниях леса и облаков, ветер яростный, явственный след на глине, отражение в зеркале золотом… Если кто-то попробует запретить мне, расскажи, что случиться должно потом. Как мы выйдем на волю в верховьях снега, изумленные сходством своих дорог, мы, уставшие от тишины и бега сквозь нее к перекрестку времен и строк, разобьемся на тысячи совпадений и узнаем друг друга в самих себе… Это будет камень на дне недели, на котором мы остановим бег.

Я спрошу тебя – хрипло, сдержав рычанье, каждый звук предсердием разогрев, я спрошу, о чем мы с тобой молчали, никогда не встретившись в декабре.


© Кот Басё

Ты выучишь другие языки, ты вспомнишь их, как вспоминают предков, твой древний дар, пронзительный и редкий, их оживит движением строки. Ты выучишь другие имена, ты вспомнишь их по строгости созвучий, их долгий слог, протяжный и певучий, как эль густой, испробуешь до дна. Ты выучишь другие голоса, ты вспомнишь их, как шепот колыбельной, ты станешь сильным, искренним и цельным, когда Она поверит в чудеса.
Честней всего – очнуться на краю, узнать себя, оставленного всеми, и по следам легко пойти на Север, где о тебе, неведомом, поют. И с каждым шагом выпускать из рук свои пути, повадки и приметы…

Ты понял все, но помолчим об этом, пока строка заканчивает круг.


© Кот Басё

Ты ведь слышишь меня? Кто честен, того не чтут, ну а кто обречен, того не придут спасти. Проведи меня сквозь чертову пустоту, пропусти меня красной нитью сквозь этот стих. Я источник боли, такой постоянный ток, от которого ярок свет и болят глаза, я ложусь на стол холодным пустым листом, ты приходишь тело строчками разрезать. И ведь знаю все, и ведаю, что творю, и умею притворяться почти живой, ты меня рассыпал снегом по январю, снег растает – не останется ничего.

Так смотри, я принимаю твои черты, я меняюсь, я опять становлюсь водой, и внутри меня всегда остаешься ты - нерушимым айсбергом, окаменевшим льдом. У воды – ни дна, ни русла, ни берегов, горизонт без края да океана ширь.

Отпусти нам эту гавань и этот год во спасение моей и твоей души.


© Кот Басё

Кто любит дым..дым..только уставшие и одинокие...
Кто любит дождь..дождь..только те, кто под ним не мокнул...
Кто любит сны..сны..только те, кто здороваются с рассветом...
Кого любишь ты..ты..расскажи про это...

Я хотела бы так - старый домик, весенний вечер,
Солнце золотом мажет прохладный морской песок...
И вокруг - ни души, ни малейшей случайной встречи,
Море мягкой прохладой мои накрывает плечи,
Воздух пьется так сладко, как терпкий вишневый сок.
Открывается правда во всей неприглядной сути -
Хоть молчание - золото, но уж не обессудьте,
Я устала разменивать чувства на звон монет...

Я хотела бы, знаешь...
А, впрочем, наверно, нет.

Я хотела бы так - вновь жара, дефицит прохлады,
Город снова в тумане от дыма, напуган, пьян.
Он - спасенье для тех, кто не хочет встречаться взглядом,
Но мечтает - хотя б на мгновенье - остаться рядом.
И нелепое счастье ложится ко мне в карман
В виде цифр на билете. И тихого де жа вю...
И на миг промелькнувшего "я его не люблю"...
И на тихое "Врешь" - прозвучавшего вдруг в ответ.

Я хотела бы, знаешь...
А, впрочем, наверно, нет.

Я хотела бы так - наше время течет назад.
Обнимаешь, как прежде
И рядом.
Глаза в глаза.


© Анна Кулик