жизнь идет, собирая пасьянс из июльских карт,
август замер, как ветер на крыше многоэтажки.

я запомню тебя, где б ты ни был, вот так: рука, прислоненная к бьющейся нежности под рубашкой.
где б ты ни был, я буду беречь тебя здесь таким: стук сердечных ударов, звук голоса колыбельный.
теплый смех, тихий вдох, сигаретные угольки. пять из вечных семи наших песен, что вместе спели.
а в июле - река цвета прозелень в голубом, цвета глаз наших, если подолгу смотреть друг в друга.
знаешь, я так и буду тебя узнавать в любом. так и буду искать в автострадах и письмах - к югу.
вот таким, что приходит улыбчивым и простым или хмурым и молчаливым - обнять колени.
знаешь, я так и буду беречь к тебе это "ты", до которого мы неминуемо потеплели.
я запомню тебя - от ветров, развернувших ширь штормовую и вольную, в чем-то природно-злую,
до дыхания легкого и тишины души - тем, которого я, закрывая глаза, целую.
жизнь идет, открывая нам карты в колоде дней: туз трефовый, червовая двойка, пути и лица...

я запомню тебя таким. В ком - всего родней -
твое сердце под летней рубашкою будет биться.



© Лина Сальникова

Ты останешься любить меня даже старой?
Просыпаться, смотреть, как рассвет выдыхает паром
пару слов на стекло, к дождю в грозовом апреле,
говорить: "Хорошо, что мы счастливо постарели"?

Ты останешься к чаю из шкафа достать посуду
в час, когда нам уже все простится, нас все рассудит?
Улыбаться глазами, быть светом неистощимым.
Разрешить целовать седину твою и морщины.

Ты сумеешь остаться, чтоб было, что вместе вспомнить
в этом тихом мирке - стол, два стула, прохлада комнат,
тишина книжных полок с туманным налетом пыли?
Ты мне скажешь: "Я рад, что однажды мы полюбили"?

Мне так много всего - мир под ребрами страшно тесен.
Но достаточно наших общих и старых песен,
тех, которые, встретившись, мы с тобой вместе жили.

Ты останешься?..

Быть счастливым.

Без всяких "или".



© Лина Сальникова,

Слава Богу, слава ветру и кораблю, слава киндзмараули в моем бокале. Я сижу на террасе города , я никого из вас не люблю, как бы вы меня в обратном ни убеждали. Смотреть, как солнце ложится лицом в траву, как ярки наряды девушек на аллеях. Забывать вас - та еще мука, по существу, но я никого отныне не пожалею. Какой бесконечно прекрасный идет июль, какие рассветы, кровь в хрустале востока. Я знаю, что никого из вас не люблю, я заплатила - даже не помню сколько. Но важна ли цена, когда получаешь мир, открываешь глаза и видишь каждого, кто не тронут нашей проклятой любовью, не случающейся с людьми, состоящей из импульсов и нейронов. Слава Богу, слава ветру и кораблю, слава свободным снам и грузинским винам.

Небо, ты слышишь, я никого из них не люблю.

Я больше не существую наполовину.


© Кот Басё

Каждый раз ты приходишь мудрей и старше, говоришь спокойней, смеешься легче, своим взглядом снимая с меня, уставшей, все, что было брошено мне на плечи. Ты чужая женщина, тихий голос, даже словом случайным не атакуем. То ли с демоном я за тебя боролась, то ли ты вымаливала такую. Одиночество в людях подобно ткани – бирюзовый шелковый нежный шепот. Дай мне сотни сюжетов и расстояний, чтобы виделось нужное и большое. Ты сама - смотри - из другого теста, у тебя Москва, Амстердам и Вена...

Только нам не выдержать в рамках текстов - это было бы слишком обыкновенно.


© Кот Басё

нулевой километр. ни шагу теперь назад -
обещаю себе не проснуться наивно прошлой.
те, кто любят - они обязательно воскресят,
даже если паду я взбалмошной и ничтожной.
даже если огонь, вода, пустота и смерть,
замыкания схем, постоянные перепады.
те, кто любят, меня останутся верой греть
на 'нуле' всех путей этой жизненной автострады.

тут, как прежде, Содомы, Гоморры и Вавилон -
приходи как-нибудь посмеяться над странным действом.
прорастай изнутри и клейми меня 'не шаблон',
и ищи новый дом, где для счастья не будет тесно.
здесь опять застывает бесстыже в глазах июль,
в голове пелена и нули на любых началах.
моя прочная крепость твоих не пропустит пуль,
сколько б память ещё так отчаянно не скучала.

я же воин - подбитый, измученный, жалкий зверь.
не выходит уже ничего и трясутся руки.
заходи как-нибудь и запри за собою дверь
так, чтоб мы бы спасались от холода или скуки.
так, чтоб к чёрту нули, распорядки и прочий бред -
по нам плачет господь, режессируя свой артхаус.
я пишу в темноте и в себе восполняю свет,
а внутри умирает всё то, что мне не сказалось.


(с) aquamarinel

Когда не знаешь, что делать, - выжди какое-то время. Затаись. Живи так, как живется. Знак рано или поздно появится. Главное - знать, что ты находишься в ожидании и быть готовым встретиться с тем, чего ты ждешь.

(с) Луис Ривера

Всё, разъехались, протрезвели.
Ночь стучится в стекло уродливым мотыльком.
Где-то в горле слова сбиваются в нервный ком —
ни о чём, ни за чем и, конечно же, ни о ком.
Я рифмую их еле-еле.

Для меня два бокала — хороший рубеж. Предел,
за который не извиниться и трём бутылкам.
Я — белёсая пена, стекающая с обмылков:
ты смахнёшь её к сливу и выдохнешь — жарко, пылко,
выгибая дугою спину —
да, белую словно мел.

Прижимаясь горячим лбом к ледяной стене —
вот спасибо за холод в ванной в такое лето! —
я распята, измучена, выпотрошена, раздета,
и слова, под язык запавшие без ответа,
серым пеплом горят во мне.

Так горели наутро древние города
после долгой осады и быстрого штурма — за ночь
Всё осталось как прежде и всё изменилось напрочь.
Навсегда?

И волной накрывает безудержная усталость.
И под горлом таится горькое:
"в общем, да".

Протрезвели.
Разъехались.
Ненадолго, а показалось —
будто в разные вечности,
в разные города.

Я скучаю, но что мне ещё осталось.

А слова не гаснут обугленным мотыльком.
О тебе, конечно.
Ещё — о ком?

Где-то в горле они сбиваются в мерный шум —
И стекают белёсой пеною по плечам.

Я когда-нибудь, ясно же, продышусь.
И проплачусь. И обязательно напишу.

Если ты
ты
соврёшь
мне,
будто бы
прочитал.


© Дарёна Хэйл

Твоя вечная переменная.
Неизбывна - как ни крути.

Кольцевая. Дороги венами. Взять - венками их заплести.
Жизнь несется, такая быстрая, как на стеклах мелькает свет.
Твоя ласковая, неистовая. Та, которой ни капли нет.
Все идет по кривым и ломаным, вечно сходится в перелом.
Зарываться в мои бы локоны, обнимать бы меня назло.
Буду нитью тебе, знамением, безымянным кольцом змеясь.

Твоя вечная переменная.

Переменчивая твоя.



© Лина Сальникова

Всё - сеченья и свеченья,
чистый воздух, пух летящий.

Кем ты станешь мне и чем я задержусь в тебе, скользящем?
Занавеской быль задерни, то, что будет - сядет пылью.

Завтра - утро, чистый вторник,
тот, где мы с тобою были.



© Лина Сальникова

Тонкие ткани, острые грани, море - живая ртуть. Слово умеет так тонко ранить, что ядом горчит во рту. Смелость ли, дерзость, такая пропасть - впору в неё шагнуть. Вот, посмотри, умирает робость оставить меня одну. Вот, посмотри, созревает смелость тебе говорить: "иди". Души как души, а это тело, и телу не запретить. Низменны страсти, низки пороги, прост поворот ключа. Если мы будем тревожить многих - научимся отличать. Небо от фальши, огонь от лести, космос от суеты. Мы навсегда остаемся вместе, ибо всегда просты, мы первородны, едины, вечны где то в других мирах. Мы знаем, что истина - этот вечер, а все, что за ним - игра. Тонкие ткани, острые грани, море - металл луны. Слово умеет так больно ранить, поэтому мы должны быть осторожны - отмерить дозу, выждать условный час. Слово по капле идет подкожно и разделяет нас. Однажды мы встанем в чужих рассказах, с кем-то из прошлых снов. Мы не теряем ни страх, ни разум, не рушим своих основ. Просто приходит пора открыться тем, кто стучал в окно.

А наша любовь продолжает биться морем у наших ног.


© Кот Басё

О нём не пишется, хоть убейся, хоть выпей залпом бокал до дна. Любовь ложится листком на рельсы — и ждёт там поезда дотемна. Любовь ложится в ладонь, бесстыже подставив солнцу живот и грудь. Вот написать бы о нём — и выжить, забыть — и выдохнуть. И вдохнуть. И отдышаться, приняв за правду: ты не нужна ему, не нужна. Друзья сказали, там скоро свадьба, а это значит — почти женат, совсем не сбылся (ты год от года его просила у высших сил).
Какое лето идёт по счёту
с тех пор, как он не перезвонил?

Теперь осталось молчать и только (как будто раньше всё было вслух). Любовь ложится на стол для кройки, ты переводишь неловко дух и белым мылом в дрожащей правой пунктир проводишь — отрезать здесь. ...В груди грохочет огнём и лавой. Пусть будет к лучшему всё, как есть. Пусть будет больно, но с этой болью ты переплавишь себя как меч. Любовь ложится к ногам прибоем и накрывает до самых плеч. Любовь здесь вряд ли кому поможет, ломая рёбра в твоей груди.
...Друзья сказали: их звали тоже,
Они решили не приходить.

Друзья сказали, он счастлив вроде, невеста — супер-ох-чёрт-модель, и пожелать бы плохой погоды на эту свадьбу: пускай метель, пусть смерч и грозы, дожди и стужа, и ураганы — да-да, за раз, пускай попрыгают через лужи, ох, он поплатится — вот, сейчас! Пускай на всех драгоценных фото она моргает (и он моргнёт). Какое лето идёт по счёту с тех пор как... К чёрту пускай идет. А ты пока что — спасибо, грабли, вы самый лучший на свете друг! —
Следи за этой дурацкой свадьбой
(хэштеги в твитер, контакт, фэйсбук).

Но ты тихонько нажмёшь на крестик — следите сами, а мне пора. Любовь ложится листком на рельсы, и ждёт там поезда до утра. Любовь ложится в ладонь, прощаясь, и ты не плачешь, конечно, нет. О нём не пишется — не писалось — почти недобрый десяток лет. Он был началом любых историй и их итогом, но есть как есть: и где-то мчится тот самый скорый, и мелом крошится — резать здесь. Ты разбираешь ажурный мостик, друг к другу шедший от вас двоих...

...Слова ложатся легко и просто
И вызревают в твой первый стих.


© Дарёна Хэйл

Когда-то — кажется, в прошлой жизни —
Нам было рядом почти легко.
Мой мир двоился в фонтанных брызгах
И рисовался твоей рукой.

Мой мир искрился, светил и таял
И распадался напополам.
Сейчас — отсчёты ведутся с мая —
Остался только белёсый шрам.

Сейчас он ноет к утру и к лету,
Немного к осени и к зиме,
И это страшно. Когда-то где-то
Нас было двое (один — в уме).

И это... Странно, но было лучше:
Сквозь расстоянья и тупики,
По крайней мере — счастливый случай! —
Ты отвечал на мои звонки.

По крайней мере, мы были... Были.
Реальность сжата до двух слогов.
Скажи, а бабочке тоже крылья
Ты оборвал бы — и был таков?

Скажи, а небо всё так же ярко,
Когда ты смотришь в него теперь?
(я не прошу у судьбы подарков,
пусть только будет тепло тебе).

Я не прошу... Ничего. Как будто
Всё так и надо. Чего терять?
Но тишина в телефонной трубке
Вдвойне дороже, когда твоя.

Но тишина — по любым частотам,
На всех каналах, по всем фронтам.
И мне остался — твоей заботой —
Лишь только этот белёсый шрам.

И мне осталось — тушите свечи,
От них не будет уже огня —
Одна лишь память, что минус вечность
Назад ты тоже любил меня.

Одна лишь память. До боли пошло,
Смешно, и глупо, и не с руки...
Когда-то — кажется, в жизни прошлой, —
Ты отвечал на мои звонки.

Сейчас — ни звука. И горькой мыслью
Вопрос несется по проводам:
Ну, почему это "в прошлой жизни"
Теперь
Похоже
На
"никогда"?


© Дарёна Хэйл

Герда:
Здрям! Как дела, милый? Не отвлекаю?
(Ставит забавный смайл)
Что с моим добрым возлюбленным Каем?
Кай:
Кай ненавидит май.

Герда:
Встретимся осенью? Будем ногами
Листья берез листать.
Кай:
Снова не вовремя! Я тут с долгами…
Надо пересчитать.

Герда:
Здравствуй, мой друг, я всего на два слова…
Кай, я хочу сказать…
Кай:
Герда! Отвянь! Поищи другого!
Хватит рябить в глазах!

Герда:
Сердце молчит. И такое бывает.
В Вирте не так болит.
Если позволите, я выбываю
Alt+Ctrl+Delete.

Кай:
Трям! Как дела? Я тебя отвлекаю?
Снежная королева:
Да, отвлекаешь, Кай.
Кай:
Май на дворе… Прогуляемся в мае?
Снежная королева:
Я ненавижу май.

Кай:
Встретимся летом? Затем, чтобы с ночи
И до утра болтать.
Снежная королева:
Позже… Сейчас ты не вовремя очень.
Летом я занята.

Кай:
Здравствуй, любимая, я на два слова…
Я все хотел сказать…
Снежная королева:
Кай, я давно влюблена в другого.
Хватит рябить в глазах!

Он делал все так, как она велела,
Преданно ждал звонка.
Герде не нравилось быть Королевой,
Но все еще нравился Кай.

© Саша Бесt

Господи,
я не верю в тебя.
Совсем не верю в тебя.
Но она говорила, что ты отвечаешь каждому.
И вот, я стою у врат твоих,
больное твое дитя.
Я не прошу огня, не прошу пищи страждущим.
Но если не будет ее,
значит - не будет меня.
Не станет мира, солнца, земли и неба.
Костров горящих,
дорог,
разморённого дня.
Все исчезнет.
Как будто
его
и не было.

Я был глиной под ее пальцами.
Был любимым.
''Не плачь по мне'' -
говорила,
пела лунные колыбельные.

Господи, не дай мне сил.
Но дай мне немного времени.

По топям болотным пройду,
босой и незрячий.
По пескам пустынным
проползу ящером.
Я ищу ее. Ищущий да обрящет.
Я был глиной ее.
Видишь, следы на запястьях? -
так она держала руками,
ночью
кусала зубами.
Я - плоть от плоти ее.
Саламандра в ее пламени.

Шел три тысячи дцатый.
Всеобщее сумасшествие.
Те же старые танки, безумцы в церкви.
Ее механическое сердце
стучало ровно и быстро.

Я был ее глиной.
Она была моим смыслом.

Я был ее рыцарем,
и, если хотите - любовником.
Самой опасной воительницы
двадцать седьмого округа.
Мы были неразлучны с детства -
бездомные Джейн и Джонни.
Слепленные из одного теста.
И никого
кроме.
Когда началась война,
она первой взялась за оружие.
Единственная не сошла с ума.
Единственная, кому я был нужен.
Она улыбалась,
и я пробивал стены,
челюсти,
ломал пальцы,
выгрызал зубами вены.
И поднимался.
Не страшась ни ночи ни дня.
Пока она улыбалась
только
для
меня.

И мне казалось,
/пусть это невозможно/,
что ее сердце билось еще быстрее,
под моей ладонью, осторожно
прижатой к ней,
лежащей в моей постели.

*

Господи,
я не верю в тебя.
Совсем не верю в тебя.
Но вот я у врат твоих,
и на шее болтается крест.
Ей осталось
дышать четыре дня.
Поэтому прошу:
забери меня,
вместо.






(с) Джио Россо

Стань мне долгим саундтреком
К бесконечности без снов...
Две звезды кладу на веки -
Как компресс от синяков.
Круг луны кладу на губы
Серебристой тишиной...
Самой верной тенью буду,
Замирая за спиной.
Буду ветром самым нежным,
Шелестящим за плечом...
Буду небом безмятежным,
Буду самой... кем ещё?
Ровным ритмом, слова силой,
Всем, чего не перечесть.
Шумной, тихой, сильной, милой -
Просто той, какая есть.
...две звезды кладу на веки,
Всё сведётся к одному:
Стань мне долгим саундтреком
К счастью, к горю - ко всему...


© Дарёна Хэйл

Это очень простая история.
Солнце взошло над морем.
Солнце взошло над полем,
и
проросли
цветы.

Человек,
не ведавший горя,
однажды с Богом поспорил,
что обретет без боли
любовь.
И без пустоты.

Он вышел из теплого,
сонного дома.
Сентябрь,
накинув куртку,
смотрел ему вслед.
''Tutte le strade portano a Roma''
- сказал,
и исчез в переулках.

Шесть лет он плутал по миру.
Шесть лет.
Не теряя веры.
/Судьба его не любила.
Он был у нее не первый/.

Разбив сапоги об камни,
в одежде грязной и нищей,
он шел,
и ловил руками
блуждающие огоньки.

Седьмой год
(число счастливое),
спускался с часовой башни.
/Судьба его не любила.
Ну что же,
не страшно/.

И не было никакой тайны,
такой уж была его роль.
Он встретил любовь случайно.
А с ней - отыскал и боль.

Раздробленный на части,
он шел по траве высокой.
''Любовь не бывает счастьем'' -
с небес прошептал Бог.

Он нес пустоту в кармане,
и сердце в пустом кармане,
и порванную
нить.

Любовь - это то же пламя.
А как и любое пламя,
его можно
загасить.

Но он,
как горящий факел,
был весь.
И плавилась кожа.
И даже коснуться руками
было
не
воз
мож
но.

И он отправился к морю.
Под грохот и шум прибоя,
рассеяв прибрежный
дым,
он в водах омыл свое горе,
и вышел на берег вскоре,
очищенным.
И пустым.

*

Это очень простая история.
Солнце взошло над морем.
Солнце взошло над полем,
и
проросли
цветы.

Это очень простая история.
Бессмысленная до боли.
Просто я был тем полем.
А солнцем - была
ты.

(с) Джио Россо

Слишком много переживаем. Слишком серьезно воспринимаем. Надо относиться ко всему проще. Но с умом. Без нервов. Главное думать. И не делать глупостей.

© Эрих Мария Ремарк

Здравствуй,
с чего ты взял, будто бы мне не нужен?
Как ты?
Моя планета кружится в такт шагам.
Лис, мой хороший лис,
Голову тоже кружит -
Роза такая дура, так ей и передам.

Лис, мой забавный лис,
как же, наверно, в поле
Весело и свободно - снежный закат, пурга...
Я тут спиной маюсь... Всё ведь пока прополешь...
Столько земли под вечер прячется в сапогах...

Столько шипов под вечер
плотно сидит в ладонях -
Впору бы удивиться, как меня так вообще:
Роза и баобабы... Мог бы сейчас с тобою,
Мог бы сейчас по полю... Если бы не исчез.

Мне уже зубы сводит
с этой проклятой фальши:
"Принц, ты такой..." Она ведь - просто тупой цветок.
Лис, мой любимый лис,
Я ведь вернуться раньше
Очень хотел, теперь здесь - всё и везде не то:

Небо до жути серо,
места до жути мало,
Роза - такая дура, взять бы да растоптать.
Лис, мой любимый лис...
Мне тебя не хватало.
Мне тебя не хватает. Вечно. Всегда. Опять.


© Дарёна Хэйл

мальчик приходит домой, расшнуровывает ботинки,
старенькое пальтишко вешает на крючок,
бережно вынимает из рюкзака свой альбом с картинками,
радостно убеждаясь — ни капельки не промок!
ставит на плитку чайник со ржавым носиком,
из холодильника сыр достает, колбасу, батон,
шепчет себе: вот я и взрослый…ну ладно — взросленький…
кошка выходит из комнаты, трется о стул хвостом.
мальчик сидит у окна и глядит: вечереет, синь,
тихий снег, дворник курит, ребята бегут куда-то…
что-то тянет внутри: вечереет, а он у окна один,
и часы угрожающе движутся стрелками циферблата.
мальчик щелкает светом, берет карандаш и листок альбомный
и рисует: вот рыцарь, вот солнце, а вот и принцесса в башне,
когда просто сидишь и рисуешь — не холодно и не больно,
даже если ты дома один, все равно — не страшно.
мальчик слышит, как торопливо вращается ключ в замке,
в животе сотни радостных бабочек теплятся, рвут дыхание,
«вот и мама пришла!», запах улицы, мягкий мех на его щеке,
вот и кончились все волнения, все терзания.
— ты поел? как уроки? что делал? скучал? замерз?
мальчик радостно сыплет ответами, чайник опять горячий.
каждый вечер понятен, вполне ожидаем, любим и прост,
и, казалось, что будет всегда так, и никогда иначе…

* * *
мальчик приходит домой, расшнуровывает ботинки
чуть задевает светильник нестриженой головой,
вспархивают над абажуром оранжевым крошечные пылинки,
мальчик принес с собой сыр, колбасу, Playboy.
фоном на кухне включает телек, ставит на плитку чайник,
тишь непривычную прочь изгоняя, как едкий дым.
тишь до сих пор ему кажется страшной, чужой, случайной,
не привыкает к ней, хоть и живет много лет один.
можно бы было жениться, когда был в цене и спросе,
но не срослось, не слюбилось, судьба не скрестила и не свела…
входишь домой, тишина, пустота, и никто не спросит,
где ты так долго, и с кем, и зачем, и вообще — как твои дела.
так и сидит, дым пуская по кухне, на кромке ночи…
и, говорит вдруг скороговоркой, обнявши себя за плечи:
— я поел, на работе завал, я замерз и скучаю очень… -
говорит, говорит, говорит… и становится как-то легче.

(с) Катя Цойлик

Береги свою розу, мой маленький принц:
Этот нежный бутон слишком слаб для Сибири.
Пусть твоё обожанье не знает границ -
Ей действительно нужно, чтоб так и любили.
Кто я в ваших разборках? Чужая ладонь
Не узнает тепла, не подарит свободы...
На моих волосах поселился огонь
В раннем детстве. И вот, сквозь "гарньеры" и годы
Всё живёт рыжина. Да уж, шкура жива,
Не считать же серьёзными парочку шрамов
От капканов (и пирсинга). Что ж, как дела?
Я всё время была для тебя слишком странной.
В общем, правда удачи, мой маленький принц,
Береги свою розу, свой рай на планете...
Я - всего лишь лисица. Из тысяч лисиц.
Мы в ответе за тех... Нет, уже не в ответе.


© Дарёна Хэйл

мой любимый sputnik, в каких океанах ты тонешь?
тебя нет ни в одном космосе
и никакие компасы не говорят мне
где ты

тебя нет ни на одной карте ни одного неба
где бы ты не был
дай мне знать о себе хоть что-нибудь.

по кому ты теперь тоскуешь и тоскуешь ли
расстояния ведь кажутся неминуемы
расстояния ведь кажутся нескончаемы
километрами и отчаяньями.

мой любимый sputnik, я окончательно здесь потерялся
я столько раз к тебе возвращался
как загулявшаяся собака к своему хозяину
с виноватым видом и тупым раскаяньем,
что ты всё понимал тут же по одному моему взгляду
"ну что ты так смотришь? я рядом, я рядом".

мой любимый sputnik
я не знаю какие еще подобрать слова, какие синонимы
чтобы ты услышал меня. чтобы понял.


© Глеб Муха

Штурвал ломался в дрожащих пальцах, горячий пот заливал глаза. Открытый космос — не место танцам. Метеоритные пояса таили в каждом свою опасность, чертили ломаный свой пунктир... Вас было шестеро. Лучших, ясно? Шестёрка лучших, спасавших мир.

Шестёрка лучших — навстречу тайнам, навстречу славе в конце пути. Вы были избраны не случайно. Вы были избраны всех спасти: найти среди темноты планету, что всем заменит привычный дом (раз мы так лихо сломали эту в погоне вечной за ерундой).

Земля разрушена в полной мере, а значит, нужно искать отход... Расчёт был тысячу раз проверен: шестёрка лучших, надёжный борт, запасы пищи, воды, надежды, минувших страхов, грядущих дел. Ты доверяла расчётам. Прежде. Теперь ты знаешь: в них был пробел.

Была ошибка, была промашка — теперь неважно, как называть. Теперь ты знаешь: другое важно — как быть, что делать, куда бежать... Прошло в полёте два полных года, но новый рапорт в руках твоих гласит, что — боже мой, — кислорода едва ли хватит на шестерых.

Вот если б было бы вас по списку хотя бы пятеро, то тогда... А путь неблизкий, ещё неблизкий, и время тянется как вода. И нужно что-то, наверно, делать, тебе положено выбирать, как капитану (ну, будь же смелой!), кому достанется умирать,

кому достанется оставаться и быть героем — виват, герой! Штурвал танцует в дрожащих пальцах, но всё приходит само собой. На самом деле, решенье просто: кто выбран главным, тому... Приём!
...И ты шагаешь в открытый космос — и навсегда остаёшься в нём.

И пылью звёздной — в твои ресницы, и тьмой без воздуха прямо в грудь, и сердце больше не будет биться, но ты сама выбирала путь. Ты станешь чудом и станешь светом, а после новости протрубят:
Пятёрка лучших нашла планету —
И назвала её в честь тебя.


© Дарёна Хэй

Каждый день не может быть хорошим, но есть что-то хорошее в каждом дне.

Ничего не ждать от мира,
как пастух на поле минном,
словно дикий тощий мальчик,
выпасающий козу,
в мире львов и богоделен,
в том который беспределен,
в том, который всем иначе
говорит "глаза разуй!",

ничего не ждать от встречи,
будут чаша, хлеб и вечер
или вспышка, кровь и копоть,
пыль на выжженой стерне.
Приходи, меня не зная,
ну, сквозная, так сквозная,
будут долго крылья хлопать,
там решим - тебе ли, мне...


© Петелина Мария

ты влюблена в него больше
чем когда-либо и в кого-либо
и с каждым днем ты все тоньше и тоньше
от волнения.. но не подаешь вида
и он пишет тебе смс: "не теряй меня.
я появлюсь сам. не звони первой"
ты хочешь ответить: "я люблю тебя"
но мешает что-то.. или нервы
сдают. сварачивают головными болями
в жгуты. где же эти чертовы таблетки?..
и, вообще, стоит ли
ждать.. и пальцы твои как скрепки
прочно сшиты с его руками..

и он звонит, как и обещал. в понедельник
и любые боли лечатся его звонками
"прошу тебя, только никаких истерик.
и времени 40 минут только". тем не менее
что может быть ценнее?..
и он повторяет на выдохе: ..............
почти шепчет.. так.. как никто не может
и обнимая гладит
так, что мурашки по коже
но что же внутри так гложет.. будто опухоль
и вы это чувствуете оба..и почему-то
почти не говорите громко, только шепотом
и ни одного лишнего звука
лишнего слова движения или сомнения

и сладко так ноет..
там..
где-то в районе солнечного сплетения.


© Глеб Муха

...Ты нужна, только если зовёшь сама:
Замолчи — и никто не вспомнит к тебе дороги.
Это, в общем, твоя единственная тюрьма —
Быть для каждого только одной из многих.

Это, в общем, твоя единственная беда —
Видеть в первом встречном своё спасенье.
Но в каких бы ни засыпала ты городах,
И кого бы ты ни просила на день рожденья,

И к кому бы ты ни стучалась с разбегу в дверь,
Оббивая себе всю душу — порог высокий! —
Всё кончается одинаково, и, поверь,
"Одинаково" — это то же, что "одиноко".

Всё кончается одинаково — и никак,
Ты не учишься ни отмерить, ни сделать мудро.
Это, в общем, твой самый главный на свете враг —
Забывать себя в тех, кто не вспомнит тебя наутро.

Проводи их и попытайся потом заснуть,
Ощущая себя разбито и невесомо.
Это, в общем-то, твой единственно верный путь —
И хотела бы, но не можется по-другому.

И хотела бы, но не хочется ничего…
Ничего, всё проходит, и это однажды тоже:
Даже реки порой выходят из берегов,
Так и ты, как змеёныш, когда-нибудь сбросишь кожу

И оставишь у схода в воду свою печаль,
И разбитую память, и слабости — до единой...
Ветер будет нещадно хлестать тебя по плечам —
Доберёшься, как редкая птица, до середины

И накроешься, словно пледом, речной волной,
В эпицентре катарсиса, между не-берегами.
Да, дышать тебе нечем, и да, ты идёшь на дно —
Но затем лишь, чтоб оттолкнуться от дна ногами

И взлететь. Ты же птица – и справишься, что уж там.
Ты ещё рассмеёшься навстречу чужим ладоням,
Ты ещё разобьёшься навстречу чужим губам…
Это, в общем, твоя главнейшая из агоний.

Это, в общем, твоя единственная беда –
Но ты справишься.
Правда.
Со всеми.
Со всем.
Всегда.


© Дарёна Хэйл