Это я, вот выйду, как в первый раз,
не окрепший полностью перезимок,
пить с ладони, впитывать дым костра,
ткнуться в мир и рот от него разинуть.

Что-то кости ломит - наверно, рад,
что сегодня пахнет прибитой пылью
от земли, от зноем примятых трав,
от колюче-синих сосновых крыльев.

Разотру ладони, пока что тих,
затяну былую - пока что сипло.
Мы всегда подводим итог пути
по тому, насколько осталось силы.

Вот во мне - до хруста и тишины,
до девчонки, по нежности мной согретой.

Вот и я. Как в первый, вернусь иным.
Чтобы, как в последний, увидеть лето.




© Лина Сальникова

Умение прощать - не демонстрация слабости, а понимание того, что мы тоже не идеальны...


(с)

Последний раз мы спали в Сукко, и в окна стучался лес. Во времени это так далеко, что даже не стоит лезть. Шумело море, горел закат, воздух был смолянист. Господь из небесного рюкзака рассыпал тогда огни. Мы шли к дольменам, делам, дарам, что спрятаны до поры. Был Моисей, и была гора, но он не нашел горы. Поскольку есть у нас уговор прошлого не менять, я собираю простой набор открыток внутри меня. Но есть у нас уговор иной – не встать на пути воды. И если мне нужно идти одной, то ты не хранишь следы, песок не целуешь, не плавишь лед оконный горячим лбом. Из дней, разлившихся над землей, спокойно примешь любой. Когда настанет урочный час, не знаем ни я, ни ты. Пускай у нас остается часть космической пустоты, огромные звезды, волна в ночи и запах цветущих трав. А о грядущем мы промолчим, уткнувшись в речной рукав.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Почему я знаю, как я тебя увижу, несмотря на то, что зрению я не верю. Я ведь чертов кинестетик, мне надо ближе, у меня же голос крови, повадки зверя. Мне совпасть до самой сути - в одно касанье, чую алчущих и плачущих, духом нищих. Только мы себя уже сотворили сами и сейчас неумолимо друг друга ищем. Время ставить мир на карту и брать билеты, выйти утром в геометрию трех вокзалов.

Полагаю, все случится в начале лета.

И совсем не так, как я тебе написала.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Имя мое божественное, тело мое младенческое. Я с мамой общаюсь жестами, врачи говорят - не лечится, а Бог говорит - не слушай их, давай поиграем в классики, большие не любят душами, они разучились ласково. А я не пойму, о чем они и что тут еще исследовать, нейробластома темная, а сердце такое светлое. Я выросла в тихом коконе, я столько терпела, мамочка. Пусть ранят меня иголками, я выдержу, я же бабочка. Мне Бог говорит - красавица, недели пройдут - минутами, и крылья мои расправятся, огромные, изумрудные. Смеюсь - и на щечках ямочки.

В палате все больше сырости.

Давай мы выпустим бабочек. Давай я сумею вырасти.





© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Женщина, которая ни на секунду не сомневается в том, что мужчина её любит, никогда не будет его контролировать. Она расслаблена, спокойна и удовлетворена. Разумеется, если и сама любит...


(с)

Весна рассеяннее и тише,
на плечи моря ложится медь.

И что другим про меня не слышно - я не успела ещё суметь.
Здесь клейкий воздух, о нас не знают ни понаслышке, ни из газет.
И лишь дрожит высота земная, а все идут на неё глазеть.
Мы вышли в люди - зачем нам перья? Зачем нам в небо макать крыло,
когда все страхи и суеверья всегда держали небесный флот?
И вот, напоенные земными простыми радостями, мы так
друг друга любим - чтоб пальцы ныли в низу горячего живота.
И это всё. Что ещё нам надо - каких регалий и картотек,
когда мы так научились падать,
что слаще этого не взлететь?



© Лина Сальникова

Поэзия - отнюдь не однолюбка,
Она совсем не может без измен.
Ей нравится танцующая юбка
БлуднИцы и преступницы Кармен.

Одним и тем же слов не посвящают,
Без свежей крови лирика бледна.
Но близкие нам люди ощущают,
Как в рифме перетянута струна.

Среди порочных мыслей и сюжетов
Что ярче, то и есть деликатес.
РЕВНИВИЦЫ, не мучайте поэтов!
РЕВНИВЦЫ, не судите поэтесс!



© Сергей Ширчков

У каждого в жизни был такой человек, после которого ты меняешься. И совершенно не важно, было это безграничное счастье или боль. Ты просто понимаешь, что таким как раньше, ты больше не будешь...



(с)

Который день уверенно дождит.
Идёшь слепым, как Лир или Эдип,
Когда безумие тобой руководит
не большее, чем стук воды по крыше.
Ты - вот он весь - мифический герой,
и горечь капель обжигает рот.
Ты не из тихих - все в тебе остро,
и сотни лезвий, словно жабры, дышат.
Вот так тебя - на капельном весу -
в осколки бьет о воды этих суш.
Ты сам себе - палач и самосуд,
но привилегию используешь едва ли.
Поскольку всех земных так тянет жить,
играть на каплях дожделивых жил,
и ты впервые так принадлежишь
дрожащим веснам, что еще не наставали.




© Лина Сальникова

Она не подвластна ни обстоятельствам, ни алкоголю. Верность – это состояние отвращения к чужим прикосновениям и поцелуям. Верность – это состояние отторжения и отчуждения от шумных компаний и разных дел. Верность – это сообщения поздней ночью, несмотря на бурное веселье. Верность – это осознание и ощущение того, что ты не в том месте и не с теми людьми. Верность она в голове. Верность – это воспоминания. Это лёгкая улыбка на лице и желание, дикое желание как можно быстрее раствориться в дорогих сердцу объятьях. Верность – это решение. Твердое и уверенное. Внутреннее. Совсем неосознанное, но от того и самое настоящее. Не пафосное и лишь словесное. А молчаливое и исполнимое. Верность – это гармония – душевное равновесие и сексуальная идиллия. Верность – это полнота. Полнота отношений. Верность – это не противостояние соблазнам. Верность – это иное восприятие соблазнительных ситуаций. Верными могут быть только любимые.

Верными могут быть только счастливые...



(с)

Но среди ночи он проснулся и крепко прижал её к себе, словно это была вся его жизнь и её отнимали у него. Он обнимал её, чувствуя, что вся жизнь в ней, и это на самом деле было так.

(с) Эрнест Хемингуэй - "По ком звонит колокол".

Утомленная память подобна разливу Нила, луна монетой ложится на веки спящим. Иштар в колодец Сириус уронила, мой сын поймал и спрятал в небесный ящик. Обряд забвения прост, но пугает слабых, их страх - фундамент сфинксам и пирамидам. Я стану петь, и голос мой будет сладок, я словом тебя не выдам. Покойся во мне, ни в чем уже не раскайся, укройся моим зароком и не разбейся. Луна поднимается, лик ее так прекрасен, что больше не нужно песен.
................................................................................................

И начнется буря, и буря к утру утихнет, останутся карты, свитки и артефакты. Если боль была - она превратилась в вихрь, в бесконечный ветер пустыни, самум и фатум. В эту дикую ночь, сжигая последний факел, пыльные стены ощупывая руками, археологи сердца найдут тебя в саркофаге в одной из восточных камер.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Ты прав, мой хороший, мы это переживём..
И раньше.. Рвалось.. И болело.. И заживало..
И мы не одни такие.. И не вдвоём..
Пусть нам бы хотелось.. Но только хотеть.. Так мало..

И много того.. Через что.. не шагнуть - вот так..
В порыве.. Зажмурив глаза и забыв законы..
Ты прав, мой хороший, расчеты недобрый знак..
Но как тут не думать.. Мне.. Маленькой и влюблённой..

Тебе хорошо.. У тебя есть крыло и путь..
И даже второй.. На случай, коль первый сгинет..
А я не могу.. Ни ступить на твой путь рискнуть..
Ни скомкав влюбленность спешно тебя покинуть..

А значит тебе.. Обрывать это все. Не трожь..
Лишь память.. об этой.. короткой весне безлунной..
Ты прав, мой хороший, ты.. это переживешь..
А я.. Если это так.. Обо мне не думай..




© Анна Тукина

Уедем в Иннердален в сентябре. Там вековые камни в серебре, опаловое озеро в долине, там ясность мыслей, совершенство линий, святая пустота в календаре. Вода жива, прохладна и свежа, она с души смывает, не спеша, отравленное временем прощанье. Уедем в Иннердален, обещай мне. Там никого из тех, кто нас держал. Мы будем жить и соблюдать режим, и по ночам тихонько ворожить, случайным путникам подыскивать дороги. Мы будем - наконец - одни из многих, устанешь притворяться - расскажи. Открой окно, достань веретено, оберегай все то, что не должно быть рождено до истинного срока, и те сердца, которым одиноко, вплетай волшебной нитью в полотно. Лесные духи, горная трава, бери немного, больше отдавай, спускайся к фьордам сотнями дорожек, и научись пророчества не множить, и никогда любить не уставай. Уедем в Иннердален в сентябре. Там вековые камни в серебре, опаловое озеро в долине.
Там ясность мыслей, совершенство линий.
Святая пустота в календаре.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

А у мира для нас будет сотня своих вопросов.
Переменных и непременных полей и фишек.

Пахнут руки твои сандалом и абрикосом, колкой солнечной пылью в ложбинках кедровых шишек.
В нас поместится, слишком сильных и слишком юных, катастрофа и счастье колючих противоречий.
Посмотри, эти новые весны уже поют нас - значит, скоро нам будет светлее, теплей и легче.
Старый мастер нас выреза'л из древесной кожи. Бросил семя в поля снеговые - оно воскресло.
Абрикосовый цвет ловит солнце у бездорожья - и оно розовеет, закатом укрыв окрестность.
В нас так много души - обжигаться, что мир прекрасен. В нас так много всего нерасказанного копилось -
что теперь целый мир восхищает нас буйством красок, жарким счастьем в груди разливается нестерпимо.

Мастер пел о любви, покрывая фигурки лаком, чтобы сердце древесное, песню впитав, рыдало.

Мы ожили весной. Абрикос лил закат над лавкой.

Запах рук твоих - кедр и солнце в слезе сандала.





© Лина Сальникова

Все обыденно - ни мистики, ни знамений, опасаться стоит тихого и простого. Ты приходишь домой, становишься на колени, соглашаешься с архангелом: "Я готова". Не боишься, не цепляешься за минуты, держишь крестик во рту, не чувствуя вкус металла. Он стоит и ждет, что ты позвонишь кому-то. Ты его торопишь мысленно: "Я устала". Время тянется и длится, архангел мнется, благодать огня не сходит на недостойных. Если он уйдет, когда он еще вернется? Напряжение такое, что время стонет. Наконец, искрит, включается свет небесный, вот и все, кино окончено, круг разомкнут. Смотришь жадно - ну же, Господи, интересно, что ты прятал за портьерами горизонта. Ждешь награды за мученья, небесной кары, воплощения в растение или птицу. Но архангел равнодушно меняет кадры, возвращая на прочитанные страницы.

Междумирье - неизбежные промежутки, часть великого и древнего ритуала. Это раньше смерть казалась чужой и жуткой. Нынче ты ее жалеешь: она устала.



© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Быть дураком — это быть счастливым. Дураки — это те, кто вопреки всему идут к своему счастью прямиком. Бросают все ненужные дела и делают только то, что ведет к радости.



(с) В.Полунин

Расставаться уметь – наука.
Вот, пришла я и к ней уже.
Отпускаю сегодня - друга.
Обожаемого в душе.

Глажу грудь твою, руки, скулы,
Твои волосы – чистый шелк.
Я бы рядом с тобой уснула,
Но не хочется. Хорошо
Тебя видеть, ласкать и нюхать,
Умирать от напора рук.
Ощущать себя…нет, не шлюхой…
Но любимой не стать. Мой друг,
Кто ты мне? Роковая кара?
Я тебе – эпизод, не жизнь.
…Ведь тебе я досталась даром.
Было трудно со мной, скажи?
Занимала не много места?
Быть любимым ведь тоже крест.
Я какой-то любовный бездарь.
Что мне делать? Она же есть!
И люблю я с таким надрывом,
Что и страшно тебе, поди.
Не смогла я уйти красиво.
Еще чуточку подожди!
Я не буду пустой и томной.
Отпускаю тебя из рук.
Я люблю тебя. Безусловно.
Ты – свободен. Любимый. Друг.


© Л-И-Лия

чтобы не было недомолвок или вранья:
ты конечно же ни при чем, это только я.
зацепилась нить - лихое веретено,
вымотано
пол души, четверть, капля, ноль.

непреложна порода сдержанности: пустяк
говорить о погоде, сплетнях и новостях,
во дворе по колено лужи, сегодня дождь.
пусть тебе послышится: ну же, чего ты ждёшь?

выпадает всегда не та сторона монет.
у тебя есть секунда-да и секунда-нет.
может я на долгом пути не умею ждать?
жду.
могу сосчитать до пяти.
быстрый выдох.
пять.

и когда спрошу: не заблудишься? в восемь, да?
пусть тебе послышится: будешь со мной всегда?


© Лия Киргетова

…Такая мода: письма в никуда. Сидишь и пишешь, сам себе, как – шиза :) О ерунде кровавого суда, о низком старте с белого карниза.
Об умерших /конечно – хорошо/, а о живых небрежно и некстати… И пиво пьёшь… а пишешь, что – пишо. И в троны трансформируешь кровати.

В твоём письме красиво жгут мосты и раны терпят килограммы соли
и в рамах тебе - видятся кресты /а их ленивый только не мусолил/

В наушниках остатки кумпарсит. По клавишам – танюхе, петьке, ваське , так пишешь – «кто? Иуда? Да – висит…))) как миленький висит до ночи в аське… А Бог давно оффлайн… и коньяка две капли…в общем дело очень плохо…»
И так легка писателя рука и буковки с проворностью гороха из пригоршни на белые листы «святого» Word’a… что тебе бумага?!
И снова в рамах высятся кресты, и шторы реют краешками флага…

Ты – Сказочник.
Поэт Поэту – друг! …до выявленья в мебели скелетов, до странно-недопитого – «а вдруг…», до женщины, до первых пистолетов…
До форума… а в трауре тех лент смешная категория наезда… и выключая комп, ты из легенд вразвалочку выходишь из подъезда.
Вот это – жизнь.
И Тот, Кто создал нас, без сожаленья скручивает лассо. А при тебе извечный адидас, внутри – два чая, вермишель и мясо.
И ты ни сном ни духом про - пишо. Да потому что вырос – там, где надо… где слишком отличалось «хорошо», попахивая мойвою и адом.

Строчи письмо… любой большой звезде, пылинке, или сам себе на сдачу. Твой адресат живёт почти - везде… Он глух и слеп… и на твою удачу ещё и нем, /не только когда ест/, а потому и спорить ему тяжко, что в окнах твоих – РАМЫ, а не крест, что твой бокал – зелёная баклажка.
У задней мысли отрастает хвост, она хоть и не ящерка, но всё же: не думаешь – какой к едрене мост сжигаем мы, когда уходим. Может так вдребезги прощаясь, легче жить, в своей глухой красивенькой печали, достраивая строчек этажи, с крылечком троеточия в начале.

Такая мода – письма в никуда… А тут в - куда, но – мимо, мимо, мимо… Как будто это ты уже – звезда… и глух и слеп и нем неумолимо…







© Ленка Воробей

До…без пяти…не бойся, довезут (с) Елена Бондаренко

Я в домике, я в лодке, я в суде. Я в Ритц Мадрид. Я в Жмеринке. Я в шоке.
Где страшный сон привешен на флагштоке и в жабрах рыб немое караоке
и леска в беспросветной бороде* наплывших туч. Кому дождя, кому
вполне хватало сдержанного зноя и счастья… (что, обычно – привозное,
раздробленное после…на дому..) Давай, Лоза, на маленьком плоту!!!
Минуя все таможни и заслонки (помимо церезита и щебёнки)
вези ещё и детскую мечту. Не больше коробка или солонки,
в которой - соль всех собранных морей и - пыль и пустошь всех известных прерий,
материки из тоненьких материй и матери из метрик…. (матерей,
которых время вымажет в грязи, особенно и бережно вези…)
-
Не бойся – не достанешь, украдёшь. Пропьешь себе на радость, в одиночку,
свою нераспустившуюся почку и выдохшимся спрайтом полирнёшь.
Придёт любовь. Последняя. В рассрочку. Ты ощутишь сквозь тонкую сорочку…
Когда её без имени возьмёшь, как никого ещё здесь не берут -
весь белый свет, который есть на свете, в подъезде, на полу, на табурете.
Да и она не спросит, как зовут…. Мы снова – мы. А это значит – дети.
Бетховен. Бах. Бернулли. Блау. Брут.
-
Стоп-кадр. Всё… давай по сигарете…
Нас всё равно с тобой не разберут.
-
Ещё сто мест, куда рука… щека… Куда язык…. До Киева…. И тропы.
Но мятной пасти ласковой Европы полуаркада так же далека.
Мечты уже не видно в ТЕЛЕСКОПЫ! Давай назад.. Пока ещё…Пока….
Пока эпоха переводит дух и небо бок пригрело свой лежалый
и старики едят своих старух облизывая ржавые кинжалы,
дрожа под вечер в шерстяной копне из одеял. Невыходцы из комы.
Пока снимают фильмы о войне, той, до которой вряд ли доживём мы,
где гриб до неба, небо всё в – томат и Сальвадор, рисующий лазейку.
Пока неутомимый автомат глотает жадно каждую копейку
и джип перед людьми не тормозит.
-
Вези Лоза…. Щебёнку…церезит.
Немного сна… бессонниц целый блок. И раскладное кресло. И мерило.
Во тьме нащупать спичек коробок. (кури - хоть сдохни… Вспоминай что было
и в форточку мгновенно выпускай.) Но лезет в дом. Намеренно… пускай…
Пусть зарастёт колечками от дыма чему не зарасти необходимо.
Мне сколько лет?! …Свободная от грима, я говорю…- в затылок!…в рот!…в ГЛАЗА:
как хил твой плот!!!… как мал твой плот, Лоза…
Как он смертельно проплывает
мимо…

До? Без пяти? Пора уже… пора… Ни времени, ни веса… четверть линка.
Под веком века - брёвна…мошкара…Царапина…табачная соринка.
И только психи в собственном поту замёрзшие, несутся в темноту.
На выдохе. На маленьком плоту.
Я???
Буду - парус.
Юбка-шестиклинка.

Я буду круг последний на воде, и яблоко, и камень. И в истоке.
И даже сбита старым Grand Cherokee - я буду.
В лодке. В домике. В суде. И в Ритц Мадрид. И в Жмеринке. И в шоке.
-
Ты знаешь - где…


© Ленка Воробей

Кто знает всё – сидит спиной. Над ним в окно видать прекрасно,
как день закончился, как дым гнездовья покидает труб.
Не страшно говорить «Прииивееееет!»… страшней в ответ услышать – «ясно…»,
«теперь всё ясно….»
/я-с-н-о-я-с-н-о… в висках стучит предельно рясно… /
И не коснуться никогда, произносящих это губ.

Так понимаешь, что – платить… но не кому-то из-за шторки!
Не по знакомству от ферзей! Сейчас! …какой же это мрак –
характер!
/мать твою итить…./
И честность до арбузной корки….
И не идёшь молить друзей… и не спешишь спускать собак.

Тик-так… такой проклятый звук… он иногда так всё портачит…
/ЧТО остаётся от того рассветного - тик-так, тик-так….?!/
Кто знает всё – …сидит спиной.
А это точно что-то значит.
Ему не бросишься на шею… он просчитал твой каждый шаг.

Порядок. Тишь. Полно еды. Вся мелочь, как одно проклятье.
Вся радость, как пельмени в ком! …по ком же бьёт тот час суда,
что невозможно /без балды/, сейчас влететь в его объятья,
чтоб он об этом рассказал…
-
И я отстала навсегда.
-
О чём? О прошлом? ..ерунда… о зле? Устройстве стетоскопа?
О фиолетовом «не жаль»!? …так это ангелы споют….
А наша маленькая жизнь на стенке пишет слово «ЖОПА»
/за это в школе зря медаль /пока ещё/ не выдают/

А между нами – тишина, куда опаснее опаски
и в клетке дверца заперта. И понятой сомнений спит.
А кто сидит спиной-спиной, тому давно известны сказки….
Он сам писал их, чем и стал… – неповторим и знаменит.

В его спине и тишине так много смыслов несомненных,
ещё секунда и скажу….
/молчи-молчи-молчи-молчи…/
А улица внизу жила… аптека отпускала пленных…
Фонарь над теми хохотал, кто снова потерял ключи…

Так зажигалкой щёлкать. Знай, кто щёлкает, тому всё ясно….
Мы захлебнулись неспроста несуществующей виной…
Все, кто когда-нибудь любил – безумно, бешено, потрясно,
случайно, на виду, негласно,
садятся точно у окна…и обязательно спиной.

Так в ужасе отринуть прочь… От знаний. От всего на свете!
И от чего уже нельзя… и от…… – к чему ещё болит.
Спиной сидят твои друзья…
Отец и мать…
Соседи…
Дети….
Какое страшное кино..
/и даже кот спиной сидит/

Такая светлая пора вдруг сморщится до мега жалкой,
солёным остриём чиркнёт по самой роговице глаз…
Так начинаешь щёлкать сам… прозрачной синей зажигалкой
и говорить – «да всё к чертям……..», «чтоб я ещё когда-то раз…»

Но солнце, корни оборвав, наутро выползет из сора,
всё то же самое… тебе - лишь кажется, что день – иной.
Торги не страшно начинать…. Вот дожидаться разговора,
гораздо хуже, когда тот… кто знает всё… - сидит спиной.

Теперь смеяться над собой? Рыдать, что всё это ужасно?
Курить и плакать? Зимовать?
Бля*ь…………. –
нашпиговывать свинцом?!
На свете всё и обо всём, ведь если мне вдруг станет ясно,
могу ли я пообещать сидеть к кому-нибудь лицом…


© Ленка Воробей