А внутренний мой Че меня мобилизует и строит.
А внутренний мой Че – на страже, постоянно на страже.
Сегодня мне во сне показывали твой астероид,
при этом сообщив, что движется он в точке Лагранжа.

Мудрёные слова – и надо же такому присниться.
Ведь я не космонавт – бумажных самолётов конструктор.
Они к тебе летят, неловкие бумажные птицы,
и падают в ладонь, как будто переспелые фрукты.

Улыбка на губах, которые вчера целовала.
Ладонь – аэродром, и значит, ничего нам не страшно.
А внутренний мой Че бывает иногда Че Геварой,
а внутренний мой Че бывает иногда Чебурашкой.




© Ника Невыразимова

Молчанье и золото вне закона.
Подкожная память больнее бьет. Однажды ты смог приручить дракона — из тысячи самок нашёл ее.

Придумал историю, время выкрал, бежал одиночества, верил в ад. Но правда, к которой она привыкла, рождалась не в действиях, а в словах.

Теперь эта правда тебе по силам и кажется, можно найти предлог. Сгореть беспричинно, уйти красиво, найти, пусть не сотню, но пару слов. Любовь утомительна, приступ вечен. Железные джунгли по четвергам тебя соблазняют ознобом встречи и хочется бросить к ее ногам всё то, что осталось от жизни прежней, вот только безмолвие тяготит. И каждое слово так больно режет, что жизнь продолжается взаперти.

И ночь, оправдания принимая, тебе позволяет вернуться в сон. Ничтожен герой, чья любовь немая. И каждое чертово колесо исходит на пике в высоком штиле: не выжить, не выбыть, не закричать.

Драконы, которых мы приручили, без слов превращаются в палача.


© Татьяна Ткачева-Демидова

Утро стартует в пять, такого не было никогда, особенно в августе – месяце переспелом. Время дегустировать вина и города, уезжать туда, где женщины и вода, но я ничего из этого не успела. Я застрявший между мирами путник, невоплотившийся человек, просыпаюсь рано, не ведаю, что к чему. Яблоки падают и катятся по траве, их наполняет янтарный свет, только с ним и ходить сквозь тьму. Где ты, память, сохранявшая до поры всех, кто был со мной, оставлял в моем сердце часть? Я не стану до последнего и навзрыд, не желаю ни сражения, ни игры, я устала говорить и не получать. Утро стартует в пять, такого не было сотни лет, дни должны проходить в молчании и трудах. Все меняется, и об этом нельзя жалеть.
Яблоки светятся – крупными звездами на столе.
Персеиды, кем-то сорванные в садах.


© Кот Басё

Всё, что было, — пролетело,
но почти не отлегло.
Снова осень ближе к телу
чертит контур лета мелом,
потому что трололо.

Не удержишь. Не догонишь.
Приз уходит знатокам.
Начитай по телефону
курс гражданской обороны.
Видишь — все ушли в закат.

Жребий брошен. Жребий поднят.
Нафига тебе латынь?
Все ключи от тайных комнат,
где нас любят, ждут и помнят,
прозвенят из пустоты.

Вспоминай, как быть счастливым
без ветрил и без креста.
Заполняй поля курсивом.
Сделай ровно и красиво.
Сделай с чистого листа.

Феты-блоки, розы-грезы,
скоротечность за бортом…
На часах наклейка «поздно».
Только неподъемный воздух
остается на потом.




© Катерина Молочникова

Тишина проходит по венам своим путем.
Как ни странно, несложно ее услышать.
Улови краем глаза — спокойно подходит ближе
тот, кто ловит сетью. И кто эту сеть плетет.

Вроде что-то заметишь — сразу отводишь взгляд.
Приучаешь себя легко говорить о разном
До черты остается страница. Глоток сарказма.
Листопад. Снегопад. И еще там какой-то -пад.

Самолет режет небо на слишком неравных два.
На борту пассажиры читают и смотрят фильмы,
где добро побеждает и становится адски сильным,
где герои живы, а правда — всегда права.

Командир экипажа просит его простить —
он готов к прогулке. И быстро идет наружу.
Он считает, что вправе маршрут нарушить.
На земле все спокойно. И правильно. Ну, почти.

В парке старая дева сжимает в руках весло,
и в зрачках из гипса эпоха уходит к черту.
Наступил идеальный момент притвориться мертвым…
Но вдыхаешь глубже — вроде бы и прошло.




© Катерина Молочникова

Любовь как поле боя? Не смешно.
Я так устала прятаться и драться.
Я так устала, как в плохом кино,
Мечтать о только выходе в окно
И ничего на грани не бояться.

Я так устала ничего не ждать,
Ничем не жить и ничему не верить.
Я приходила, нет, не побеждать,
Но с танцами на кончике ножа
Есть риск разреза бедренных артерий.

Я не хочу чеканить каждый шаг,
Искать в земле запрятанные мины,
Копать окопы, ночью, чуть дыша,
Совсем не спать, от боли сторожа
Себя саму. И плакать без причины.

Но каждый день несёт с собой одно:
Огонь и пули в медленном не-вальсе,
И страх, и боль, и счастье всё равно…

Любовь как поле боя? Решено.
Но только если ты со мной в альянсе.


© Дарёна Хэйл

- Человек человеку бред, темнота и ад, -
он сказал, - оглянись вокруг, если мне не веришь.
- Нет, - кричу, - человек человеку - сад!
Человек человеку кит, океан и берег!

Человек человеку лето и тёплый дождь,
посмотри, как сверкает солнце в глазах и в сердце!..
- То блестят ножи – человек человеку нож,
и удар под ребро от рождения и до смерти.

Человек человеку рана, дыра и вой,
это волк в настоящем и будущем воплощенье.
Волк не может без стаи – покинувший стаю волк –
это бомж, это тень, он никто никому - кочевник.

Мы всего лишь осколки времени, пыль, стекло.
Мы разбитые зеркала и маршрут короткий.
- Нет, - кричу, - мы друг другу движенье, полёт, крыло!
И плечо, и надёжный плот, и весло, и лодка!..

Даже если вот так – на грани и через боль,
даже если ушёл на дно, где темно и немо -
всё равно, навсегда – человек человеку – Бог.
Через смерть, через ад – человек человеку – небо.


(с) Мария Махова

Я берегу тебя в своем тронном душевном зале, в самом тихом и неприкасаемом божестве, моя боль, мы жизнь когда-то отвоевали, чтобы сжечь её в разгорающемся костре. И спасибо, что бил меня там, где хватало трещин, чтобы звонко разбиться, осколками захрустев. Я растила крылья, а ты ими был окрещен, ты летал, а я бежала в густой траве. Я просила о времени, я так хотела в небо. Ты же птицей свободной в ночи пропадал из глаз. Я тебя берегу с тех пор, когда я с разбега не взлетела к тебе, а упала в сырую грязь...
Я простила богов за суть свою человечью, я ушла, обронив тебе пару сотен слов, зарифмованных насмерть. Пусть время совсем не лечит,
но оно милосердно, ибо хранит любовь.


© Хрустальная Марго

В характере человека есть три золотых качества: терпение, чувство меры и умение молчать. Иногда в жизни они помогают больше, чем ум, талант и красота.


(с)

Послушай, времени очень мало. Ведёт дорога опять к началу. По склонам гор к синеве причала,
И чаек крики дрожат в ушах.
Слова выгранивая искусно, пульс не собьется, не дрогнет мускул, тропой ветвистой, до боли узкой,
Вернётся к свету моя душа.
По древним склонам, теням лесистым, стирая месяцы, дни и мысли, туда, где свет немеримо чистый,
Где песни вечности льются в высь.
По тёмным норам и гребням кочек - иди со мной, если только хочешь! Судьба не любит ни одиночек,
Ни тех, кто выбрал простую жизнь.
Былое сети плетет жестоко, бездонный мрак восстаёт с востока, быравит пламенем спину око
И зло стоит за твоей спиной.
Ты будешь честным. Ты станешь смелым. Смиришься с горьким своим уделом.Не воин и не волшебник в белом,
Не мудрый старец и не герой.
Сошьют пророки цветные нити. Не разорвать их, не разделить их. Сквозь боль потерь, пелену забытий,
Ложатся жизни в один узор.
Ты станешь смелым, они - смелее. Искать беду и идти за нею, твой сон короткий с утра лелея,
Не отводить напряженный взор.
Танцуют звёздные колесницы, сгибают спины, состарят лица. Но песни будут всё так же литься,
Их будем помнить и ты, и я.
Ведёт дорога опять к причалу и всё однажды придёт к началу. И в новый день, в день рассветно алый
Уже уходит твоя ладья.





(с) Кайлиана Фей-Бранч

Ты был мне как брат. Моя болевая точка
(пята Ахиллеса, листок под лопаткой), и —
Я выросла. Знаю, что сколько ни прячься в строчках,
Найдут всё равно. И выгонят, се-ля-ви.

Я выросла. Всё. Мне больше не нужно братьев,
Чтоб вечно идти по жёлтому кирпичу,
Чтоб чувствовать защищённость в твоих объятьях...
Ты знаешь, я ничегошеньки не хочу.

Стремиться вперёд, улыбаясь большим ребёнком
Любому, кто чуть похлопает по спине...
Я выросла. Знаю: рвётся не там, где тонко,
А там, где — конечно! — будет всего больней.

Я выросла. Всё. Меня не возьмёшь на ручки:
Я просто стеку сквозь пальцы в придонный ил.
Ты был мне как брат. И даже, наверно, лучше.
Ты был мне как брат.
Спасибо за то, что был.


© Дарёна Хэйл

Бог отправляет чудо с пометкой «срочно».
Пусть доставляют хоть утром, хоть поздней ночью,
Пусть сквозь бураны и вьюги пройдут к порогу,
В руки дадут или бросят небрежно в ноги.

Бог отправляет чудо. Второй раз за день.
Почтой России, и-мейлом, улыбкой в чате,
Солнечной россыпью в лужах, в медовом торте,
В хмуром дожде, что в финальном затих аккорде.

Бог отправляет чудо. Опять впустую.
Ты пробегаешь мимо, слепой, сутулый.
Горечь, усталость, грусть забивают память.
Богу приходит:

Чудо.
Нельзя.
Доставить.

(c) Deacon

Мужчину не удержишь красотой,
И вечером с пометкой «для двоих»,
И вкусно приготовленной едой,
Ведь для него все это не мотив.

Мужчину не удержишь и детьми,
И женщина должна по жизни знать,
Что если вдруг захочет он уйти,
Ничто его не сможет удержать.

Удерживать мужчину — шаг пустой,
Америку нам с вами не открыть.
Он будет /это точно!/ только с той,
С которой он всего лишь хочет быть!


(с)

если мы не приходим к осени
осень приходит к нам
по бескрайнему полю где буйно цветёт полынь
я люблю эту лунную женщину из твоего окна
до бессонницы
до поры

я пахну бензином и кожей на красный свет
на синий мет
но времени нет
безвременья тоже нет

голоса для бесчувственных шлемы для прокажённых
оставляя города в якорях и жёнах
набираешь скорость выруливая на млечный
до конечной

говорит маяк заговаривает простуду
ты однажды воскреснешь а я непременно буду

непременно
буду
навечно
наверняка
младшей осенью смотрителя маяка


© Sterva

как странно за минуту до расстрела
упущенное время повзрослело
и тронулось серебряным умом
над тихой рощей в медном купоросе
утиный вождь прокладывает осень
почувствовав её в себе самом

сезон охоты пуще чем неволи
камыш обводит зеркало кривое
где плещется рябая высота
здесь не слышна заезженная трасса
а тишина похожая на здравствуй
рождается с упавшего листа

ещё сентябрь
пахнущий грибами
брусникой и сырыми погребами
так словно мы не вышли в города
так будто от земли не отрывались
корнями необузданно свиваясь
склоняясь к колыбелям по родам

за разнотравьем памяти - деревня
ещё разлука не заматерела

не надо
ничего не говори

вразрез с тоской
обманута собой же
нечаянная верность длится дольше
на поворот кудрявой головы


© Stervа

Когда тоска вжимается под ребра,
да так, что ни завыть, ни закурить,
ты звонко пуст, гербарий жизни собран. И сердце неуемно сентябрит.
Такой тоске бы стать разливом суши, звать моряков касаться вокхих плеч.
Мы были нами, и ничуть не лучше. Скажи, о чем нам, собственно, жалеть?
Минуту август пахнет разнотравьем, совсем осенним, так, что ноет бок.
Нас ждут домой слова и магистрали. А мы молчим друг с другом о любом
предлоге встать и вовремя проститься, предлогом быть друг друга воскресив.
И травы тянут стебли, словно спицы, втыкаясь в неба каплющую синь.
У наших сил, как сильно ни попросишь, как у спидометров и времени - лимит.

Храни себя - на виражах заносит.
Оставь мне осень, забирая мир.


© Лина Сальникова

А раньше в восторг приходили от громкого вздоха,
От робких, а то и случайных, несмелых касаний…
Другие законы и нравы, другая эпоха,
И горькой казалась романтика тайных признаний.

В то время о многом шептали глаза и ресницы,
И тот, кто желал, тот учился внимательно слушать,
И было за счастье однажды любимым присниться,
За честь принимали кому-то открытую душу.

Когда-то любили взахлёб, сокровенно и нежно,
Искали предлоги, желали нечаянной встречи,
Дарили сердца и словами вселяли надежду,
А чувства бурлили такие, что время не лечит.

И было на той, позабытой за годы, планете
Великим блаженством обнять драгоценные плечи.
Фантастикой кажется факт, что когда-то на свете
Людей выбирали на жизнь, а не день или вечер.





© Любовь Козырь

А мир - это шарик, что выпустил мальчик из рук, воздушный, смешной, беспокойный игрушечный сон. Ты так ничего и не понял, мой огненный друг, ты так и не знаешь, как можно дышать в унисон. Молчание - золото, если умеешь молчать. Терпение - битва, в которой нельзя без побед. И дверь открывается не поворотом ключа, а тем, кто навстречу её открывает тебе. Ты так ничего и не понял, касаясь людей. Мы все Его дети, и Он не желает нам зла.
Есть воздух, которым всегда наполняется день.
А после огня остаётся всего лишь зола.


© Кот Басё

если можешь бежать, беги, не жалея ног,
не бери ничего, что может тебя согреть,
застоявшийся мир давно заточил клинок,
и его острие из ножен торчит на треть,
он прорежет в тебе дыру меж корявых строк,
ты уверен, родной, что хочешь в неё смотреть?

если можешь бежать, беги, потеряй ключи,
раздавай свои вещи нищим у входа в храм,
не ищи никаких дорог, никаких причин,
если хочешь всё бросить, значит уже пора.
если можешь молчать, пожалуйста, помолчи
и услышь красоту безмолвия по утрам,

будет горькой полынь, осевшая на язык,
будет сладким туман, скрывающий горизонт,
будет небо - глоток лазури и бирюзы,
как бывает лишь в снах и сказках, но то не сон,
то реальность сбоит, поверхность ласкает зыбь,
ты смеёшься навылет, глядя в её лицо,

ты пройдёшь через свет, а после пройдёшь сквозь тьму,
не они тебя, а ты их начнёшь менять,
есть дороги, родной, что приходится одному,
в остальном же всегда рассчитывай на меня,
если можешь быть сильным - будь вопреки всему,
это то, что никто не сможет у нас отнять.

(с) AnnieVin

С этого берега все по-другому видится: мост над рекой играет запретной радугой, у церкви купол расплавится, звоном выльется – птицами колокольными ветер радовать. На острове парк темнеет густыми кронами, корабль плывет – Феллини стоит за камерой. Люди по городу расселены нейронами, нервные импульсы передают руками мне. В воду ступеньки идут – в глубину по лестнице, где это дно запрятано – нам не сказано. Август висит на ветке созревшим месяцем, чувства, как водится, спорят с упрямым разумом. Я и не знаю, зачем привыкаю в сумерках видеть все это на киноленте памяти. Где-то машины рвутся на красный суетно, словно предвестники необратимой паники. С этого берега мне бы волшебной палочкой небо заштопать, что острым закатом вспорото.

Но небоскреб, похожий на ножик-бабочку, все глубже и глубже входит под сердце города.


© Кот Басё

я знаю сотню твоих имён на всех языках земли,
в кого ты будешь (и был) влюблён, о ком голова болит,
я знаю наперечет рубцы на узкой твоей спине
и что ты лучшая из вакцин из всех, что подходят мне

ты так же знаешь меня насквозь, навыворот, на просвет:
и тихий смех, и взрывную злость, и шёпот мой нараспев,
и самый жгучий, грызущий страх приходишь ко мне забыть,
чтоб слушать сказки далеких стран и прятаться от судьбы.

мы совпадаем до мелочей: вот родинки и рубцы,
до абсолюта – ничья/ничей – сиамские близнецы.
и в это сходство мы влюблены до солнечных брызг внутри:
одни и те же мы видим сны, сердец совпадает ритм.

с другими мы говорим не в такт, с другими не делим вздох,
и абсолютная пустота внутри нас свила гнездо.
она пробила нас как игла, оставила в темноте.
ничейность смотрит из наших глаз,
из наших непрочных тел.

и это дикое ни-че-го сплело нас в один клубок.
мы будем рядом из года в год, друг другу и царь, и бог.
пусть разрывает весь мир война, нас этот не тронет вид.

ведь пустота породнила нас
гораздо сильней любви.

(с) Джезебел Морган

Когда человек влюблён, ему не нужна правда о любимой женщине, ему нужна любимая женщина.


(с)

Главное, уходить и не оглядываться.
Оглянешься, вспомнишь.
Вспомнишь, пожалеешь.
Пожалеешь, вернёшься.
Вернёшься, начнётся всё сначала...


(с)

я жду от тебя честности, а ты ничего не ждешь
ориентир на местности - сердце бросает в дрожь.
я жду от тебя истины. а ты на нее плевал.
аллею засыпет листьями, желтыми, как металл.

дословные объяснения - медь небытия.
молчание, как знамение: опять. не твоя. я.
упреки беспрекословности: глупо. не так. не то.
станет морозом оттепель: не сердце, а решето.

все пропускает, чувствуя - запахи, вкусы, сны.
он говорит: "сочувствую", а в голосе: "замолчи".
я замолкаю: господи. не злись на него. прости.

я - девочка, что проповедь
читает, сидя в такси.

молитва и мантра. истина -

забавней порой, чем ложь.

я вылью все чувства -
письмами,

которых ты не прочтешь.



(с) Kсения Hикитина

у меня нет тебя, у тебя меня тоже нет
есть ладони (четыре) и сердце (твоё), моё не
проживает по адресу в паспорте столько лет,
сколько мы с тобой проживаем в одном районе

нам поэзия - мать, отец нам - двадцатый век
маяки маяковского, цветаевские цветы, но
во мне живет человек и в тебе живет человек
оттого между нами вакуум и пустынно

на твоем языке я болтаю, как на родном
сколько ты в чай кладешь, насколько громки колонки,
и любимый цветок, но я не знаю одно -
как нам быть вчетвером на этой двухместной лодке

(с) Стефания Данилова

Солнце ластится под ладонь и врезается под колени,
Подсекая, роняя, плавя... И, не спеша,
Я вхожу в темноту, где с трудом, но хриплю бармену:
— Мне чего-нибудь ледяного, и внутривенно.

Я всегда получала то, что хочу, мгновенно,
А с тобой почему-то вот —
недостаточно хороша.

Мята пляшет на языке колкой молнией и тревогой:
У мохито дурацкий привкус — слова и боль.
Темнота смотрит хмуро. Я, в общем, прошу немного:
Просто помни меня — утомлённую недотрогу.

Я всегда уезжала — и брала лишь себя в дорогу,
А теперь почему-то хочу тебя взять с собой.

Ледяное горчит во рту и морозом бежит по венам.
Я немного остыну — и выберусь за порог,
Лишь чуть-чуть посижу, отдышусь и приму как верность:
Мне пора уезжать. Мне пора убегать, наверно.

Я всегда загорала быстро и равномерно,
А с тобой за одну минуту
превращаюсь в сплошной ожог.

Я с тобой превращаюсь во что-то совсем другое.
Солнце льётся под кожу и плавит неровный пульс.
Просто помни меня: утомлённой твоей жарою,
Полумёртвой от жажды — и как никогда живою.

...Я всегда уезжала, бросая всё за спиною,
Но с тобой почему-то кажется,
что вернусь.


© Дарёна Хэйл