Дворцовый этикет определил с прямой спиной, не трогая перил, спускаться в зал и славить королеву, учтивой быть и не смотреть налево, не замечать кружение земли. Есть правила игры, и суть ясна: за ужином беседовать о снах, а перед сном досадовать о кухне. И точно знать, что этот мир не рухнет, хотя об этом лучше бы не знать. Проходят дни – так выбери любой: быть падчерицей крови голубой, служить ей, соблюдая все законы. Мне кажется, мы слишком незнакомы, чтоб понимать, как происходит боль. Поэтому идем рука к руке, и соблюдаем чертов этикет, и обсуждаем глупые детали. Когда бороться белые устали, у черных шах и мат на языке. Хотелось вдребезги, с разбега и навзрыд, но и суть ясна, и правила игры, и тишина в покоях королевских. Напрасных слов натянутая леска соединяет спящих до поры. Но снится мне, что этих правил нет, и к черту весь дворцовый этикет, давайте пить за слабость и сердечность.
Почувствуйте, ведь перед нами вечность.
Снимите маску, выключайте свет.



© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Предположим, это повод тебя увидеть- обучающие встречи, ночные чаты. Если есть седые мойры, клубок и нити, значит, время нас использует с каждым часом. У меня с ним счеты давние - слово чести. Моего кредита хватит на нашу долю. Предположим, это повод остаться вместе и смотреть, как безмятежно корабль тонет. Знаешь, с берега все кажется слишком мелким, ибо смысл в том, что мы приручили вечность. И у всех морей теперь глубина тарелки, солнце в ней сорбетом плавится каждый вечер. Черный камень окружающих отражает, искажает их пустые слова и лица.

Каждый жест твой мною вынесен на скрижали. Это слишком сильно, чтобы остановиться.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Смилуйтесь, Бога ради,
Только один каприз -
Только не умирайте,
Не умирайте, принц.
Сквозь паутину кружев
Виден рисунок вен -
Мы так недавно дружим,
Может, минуты две.
.
Дьяволы этой битвы
Пили на брудершафт.
Были бы вы убиты,
Вы б не смогли дышать.
Если бы тронул меч вас,
Или язык огня,
Вы бы смотрели в вечность -
А смотрите на меня.
.
Две бесконечных бездны
И ореол ресниц,
Примет вас царь небесный,
Но не сегодня, принц.
А умирать не больно,
Тем, кто не одинок.
В сердце - огонь любовный,
И ледяной клинок.
.
Вы бы так не взглянули,
Будучи на коне -
Словно пчелиный улей
В сердце ударил мне.
Все перед смертью вровень,
Вы - мой последний приз,
Только не бойтесь крови,
.
Это не ваша, принц...




© Сола Монова

Они прощаются по-своему-
Улыбка. Жест. Тома стихов.
Потом хоть плачь ему, хоть вой ему
Хоть наизнанку без оков.

Она случается моментами
Она не любит передоз
Людей. И помнится фрагментами,
И терпким запахом духов.

Он любит мрак. Читает Брэдбери
И километрами стихи.
Она считает рифмы бреднями
И глушит джаз, когда дожди.

Они до боли невозможные
В союзе равном. Хоть убей.
Они друг с другом звери. Сложные.
Но без друг друга нет ночей.

Он пишет, чтоб сосредоточиться:
«И снова я в твоем плену.
Ты предрекала – что ж, пророчица,
Лакай предвиденную тьму.

Ну, ты теперь довольна, нравится?»
Скривится из последних сил:
«Стихи твои опять сбываются.
Но, сука, кто бы их просил?»


© Тина Лис

О чём мы молчим? Что мы с тобой скрываем? Делая вид, что мы не как все... иные... Вот моя рана. Открытая, ножевая. Вот твои шрамы, хранящие разрывные пули у сердца. Я пальцами их читаю. Без перевода. Танцем босым по стеклам. Мы ещё помним, как безопасно в стае, но уже знаем /шрамами/ - срок истёк и табор уходит заданной параллелью. Мы - одиночки волею наших судеб. Линия жизни яркой строкой алеет. Мне по живому боги её рисуют.
Если решишься, если возьмёшь руками тёплые звезды, чувствуя их солёность, мы совпадём отчаяньем и штрихами. Так совпадают листья опавших клёнов, нити дождей, рисующих мокрым шпалы, стук поездов, что где-то вдали утонет...

Мой неожиданный, я же почти пропала
Ангелом Павшим на теплых твоих ладонях.







© Галина Стрелкова

Лучше тебя, пожалуй что, не найти,
Если искать даже на целом свете.

Просто есть люди, с которыми по пути —
Дождь ли в лицо, зной или сильный ветер.

Просто есть люди, с которыми города
Не разделяют. Страны и континенты,
Мили, политика, всё это — ерунда,
Если вы вместе помните все моменты,

Что вас спаяли, выточили в одно,
Сделали крепче стали, прочней титана.
Просто есть люди, с которыми всё равно,
Где вы и что вы и сколько у вас в кармане.

Просто есть люди, с которыми вы - всегда
Рядом (пусть в километрах оно иначе).
Небо моё и живая моя вода,
Вечность моя и пара коньков впридачу.

Лучше тебя — уверена, — не найти.

Даже когда пути вдалеке, по сути,
Просто есть люди, с которыми по пути.
Просто есть люди.
Лучшие в мире люди.



© Дарёна Хэйл

Беречься глубоких вод и открытых мест, завистливых глаз и чужого дурного слова. Одной не ходить даже в лиственный светлый лес, не верить чужим, а также не брать чужого. Всегда проверять, закрыт ли на кухне газ, отключен утюг и что там опять с ключами. Уйдёшь на свиданье – отзванивать каждый час. Одной не ходить ни вечером, ни ночами.

Одной не ходить – по улицам и лесам. Держать в рюкзаке не только фонарь как джокер, но фляжку с винишком на случай сердечных драм и что-то покруче, к примеру, электрошокер. Держать в записной не только друзей-подруг, но кризисных центров номер, на всякий случай. Чужому не верить (не есть у чужого с рук), и замков не строить, мечтами себя не мучить.

Чужому не верить. Чужого с собой не брать. Держаться вдали от окон и крыш весною. Источникам света, спасения и добра служить для своих, другим же служить стеною: не то чтоб опорой, скорее – железным «стоп», чтоб дальше не вздумали, мало ли там, соваться… Беречься полночных парков и тёмных троп, а летом, в жару – в глубокой тени держаться.

Одной не ходить, как минимум – без еды, звонить ежедневно – с точностью до минуты, и хлебною крошкой свой покрывать следы – всегда отмечать на картах свои маршруты. Держаться подальше от синих глубоких вод, завистливых слов и чужого дурного глаза,
- об этом долдонил каждый досужий рот.

Бояться любви не просили, увы, ни разу.



© Дарёна Хэйл

Можешь бежать от себя, пока хватит сил,

Можешь сжигать альбомы, не верить в чудо,

Можешь искать ответ у своих могил,

Где похоронены лучшие лекции Будды.



Можешь натягивать сотый презерватив

На раздробленную старыми ранами душу,

Можешь плеваться цинизмом или вопить,

Что, мол, тебя никто, никогда не приручит.



Можешь менять маршруты и города,

Можешь казаться умным, читая книги,

Можешь воспеть, что ты теперь изо льда,

Можешь уйти в портретисты, рисуя лики.



Можешь учить испанский, слушая джаз,

Выучить все переулки в западных странах

И от свободы можешь ловить экстаз,

Томно подмигивать дамам в крутых ресторанах



Можешь коптить камины и пить вино,

Можешь у океанов встречать рассветы,

Можешь сколько угодно прятаться, но

Выживут только влюбленные. Помни об этом.


© Тина Лис

Когда ты спустишься в чертов город топтать тутовник и алычу, я посмотрю на тебя с укором, который искренней прочих чувств. Мы сядем где-то в тени веранды, разложим прошлое на столе. Давай признаем простую правду: мы разминулись на десять лет. Теперь три тысячи разных если на до и после поделят жизнь. По окнам жимолость к небу лезет, сжимая нижние этажи. Играет скрипка в груди бульвара, под сводом каменного окна. Ты был выносливым боливаром, но выстрел – это условный знак. Нас Бог опять не убил, но ранил, корабль спрятав в густой траве: дорог, которые выбираем, с лихвою хватит на этот век.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

И долгий вечер, и Кир-рояль, и космос в проемах стен. Я знаю Ведьму, ее печаль рассказана в красоте, она вплетает холодный свет в послушные ткани букв, ее браслеты который век предсказывают судьбу. Мы все останемся в дураках, нарушив извечный ритм. А Ведьма держит пустой бокал и говорит: "Смотри. Вот был тебе уготован град, и утро, и человек. И если ты повернешь назад - утонешь в густой траве. Вот был тебе уготован дом и карта других дорог. Ты столько лет потеряла до, что после выходит срок". Но каждый час у любой души есть шанс поменять билет. Я слышу, как происходит жизнь, тихонько звенит браслет. А в это время идёт июнь, своим чередом идёт. И если есть самолет на юг, то есть и обратный ход.
И в часовом механизме лет оставлен судьбой рычаг, чтоб я успела купить билет в тот самый урочный час


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Прошла неделя, город отпустил, сравнялся с вулканическим песком. Она свои истории в горсти держала, изучая каждый скол, запоминая времени узор, его спираль на раковинах дней. А солнце раскрывало жёлтый зонт и все смелей заигрывало с ней. Когда вода из всех температур нашла свою, когда проснулся пляж, она смогла услышать, как поют деревья, камни, небо и земля, увидеть тень на белизне домов, стать рыбой, птицей, голосом волны. Отныне каждый встречный был готов отдать ей нерассказанные сны. Естественна природа колдовства, постигшего пространства глубину. Отныне ей покорны те слова, в которых обреченный утонул. Скалистый берег, звонкая лазурь, потухшие вулканы у воды.

В её руках все превратится в звук, песок и дым.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

потому что солнце. знаете, так светло.
потому что небесный лев приласкал этот мир золотистой лапой.
потому что вчера было холодно и мело.
а сегодня солнце мне говорит: «давай-ка стишок нацарапай!»

«хорошо, дружище, легко», - говорю ему.
потому что тебе и мне с высоты улыбается змей бумажный.
потому что солнце, если хочешь знать почему.
а ещё ты умеешь меня рассмешить, когда мне страшно.


© Дийна

Ни в кого ладони не опускать,
ни в одном надолго не оставаться.
Пенелопа, тебе далеко не двадцать,
скоро прядь завьюжится у виска.
Что той жизни? Сотня случайных дней,
да и в тех весны наберётся горсть ли?
Все мы в сердце чьем-то всего лишь гости,
корабли ныряют в закат больней,
чем уходят люди. Забудь, хватай,
женихи толпятся - бери любого!
Но жасмин надеждой цветёт у дома,
но весенний крик прилетевших стай...


© Петелина Мария

Я яростью цветочной заражен,
я ясностью небесной обезвожен,
холодным летом греться хорошо
о радуги сияющую кожу...
Скажи мне, сколько ласковых примет
мы прозевали, счастья не заметив,
и сколько вот таких же быстрых лет
мы будем вспоминать об этом лете?
Теперь оно сжигает как напалм
и клумбы обсыпает саранчою.
Едва кровавый диск в траву упал,
я даже этот ад хочу ещё и -
не мучь меня! Так близко январи...
Пока кипит, пока живое терпит,
я жить хочу! Пока не догорит,
пусть будет возмутительным и терпким,
чтоб в нём дышалось только по ночам,
когда любовь закидывает бредни,
чтоб каждый вдох как первый замечал
и каждый выдох рвался как последний.


© Петелина Мария

Я люблю тебя… и скверно, что так трудно донести, то, что, в общем-то, наверно – умещается в горсти. Самодуры… Самодурство не идёт жестоким, вот - умирать, всегда искусство. Жить – совсем наоборот. Жить, когда уже не надо. Надо, надо!!!! …Не бузи.
Из разгромленного града на слонах бегут ферзи. Дом твой крестиком помечен???!!!! Рай настоян на хвоще?! Убивают всех, кто встречен. Поперечен. И вообще… Светлый лик любого ранга, хоть кривляйся, хоть злословь. Интернетом – правит Ванга. Размноженьем жестов – танго. Нами????!!! Скука… Манго-Манго. Бора-Бора. И…. любовь.
Дымно, стрёмно, школьно-чайно. /не пора ли наливать?/ Здравствуй, я пришла случайно, и осталась – понимать. Спать у стенки…или – с краю. Жопа к жопе. Домино. «Понимаешь?». «Понимаю». «Хорошо…спокойной но…»

Ночь подранком отползает. Дай нам Господи… Не дам. Так цунами отгрызает ноги жёлтым городам. Щепки, грязь, природный бруствер, горя скомканность в лице. Понимающий в искусстве по достоинству оце… Оцени и ты, любимый… Нет, не надо… - зацени!!!! Люди радуются только, что не с ними не они! Так, поскрёбывая темя, отписав на точке.ком, обвинят любое время и расчешут языком. Ты запомни, без замашек… всех когда накроет, да, тонких, голых, без рубашек море сплюнет города, будет дорог каждый слепок, будет важен каждый миг: Я – гора твоя… Из щепок. Ты последний в мире - крик.
Колыбельная не детям. Расползлась неправды нить. Я б исполнила в офсете… Но не помню чем платить… Спи, смешное оригами, уповая на сачок… Не придёт к тебе цунами… Не укусит за бочок. Пуля схвачена в ладошку. Спит наверно. Теплота. Это пуля – понарошку… /а не та, что в – смерть. Не та./ Тут безмолвен Заратустра, спущен парус, сломан шверт.
Это Бог поймал искусство. И не будет больше жертв.


© Ленка Воробей

Говоришь мне: «Моя тоска».
Говоришь: «Приходящий мой,
не хочу тебя отпускать,
стань не домом мне, так тюрьмой».
Поцелуями пишешь: «Бог
лучшей дать бы не смог жены…»

Бог бы дал мне, когда бы мог
жизнь с подветренной стороны.
Дал бы боль мне свою и страх
некрещёным жить на кресте.
А пока на семи ветрах
стелет бес для меня постель.

Ты смеёшься: «Я к январю
приживаю, а ты ко мне…»
Ты мне шепчешь: «Пускай сгорю!
Это счастье – любить в огне».

Не рискуй!
Наша ночь – игра.
Кто поймёт, тот, считай, спасён.
Я ж сбегу от тебя с утра.
Просто сяду в такси, и всё!
Может, позже сойду с ума,
стану рваться к тебе назад
и, в чужие входя дома,
одиночеством жечь глаза,
привыкая, что я не муж
той, которая здесь живёт.
Может позже…

А ночь из луж
пьёт бессонницы стылый мёд.








© Ник Туманов

Я почти отчаялась убедить,
что горячий не ходит со льдом в груди,
что любая встреча больней стократ,
если перед прощаньем в ней умирать.

Вот мой ад, любимый, - живи внутри, я размена, я переходящий приз,
только призрак счастливого бытия. Поцелуй моих демонов, жизнь моя.
У любви - сотня маленьких жерновов, только как ни мололо бы - всё любовь.
Прижимайся губами к изгибу губ - только так мои демоны не солгут.
Ты же слышишь их, знаешь их от и до, понимаешь и даришь мне новый вдох.

Только ты научился их проходить -
не неси же и ты ко мне льда в груди.




© Лина Сальникова

Когда она свой пятый перелом срастила не запястьем, а крылом и научилась воздуха держаться, он уезжал последним дилижансом, и это им обоим помогло. Его искать не стали: слишком мал казался куш, его ждала тюрьма, без золота охота ли возиться? В ночь на четверг забрал его возница, а пятница решила все сама. Она проснулась в городе чужом, с бессмысленным тяжёлым багажом, что память оставляет всем изгоям. Хотелось боли, ярости и горя, но, оказалось, голос поражен. И вот тогда пришла пора молчать, смотреть, как длится линия плеча, и перьями касаться горизонта. С востока осыпалась позолота, и солнечная плавилась свеча. В субботу наступила тишина, она забыла, что ему жена, впервые вышла вечером на площадь. В чужое ей вживаться стало проще, она чужим была окружена. А воскресенье выдалось таким, что ни другого берега реки, ни острых крыш, ни купола собора не пощадила осень, без разбора кромсающая время на куски. И над рекой, над куполом, над всем, что ей внизу, на взлетной полосе, казалось осязаемым виденьем , она легко летела, тонкой тенью пересекая острый лунный серп.
Идёт неделя - семикратный день, обрывы замирают в пустоте, деревья ждут и пробуют держаться. Вращаются колеса дилижанса...

Но сверху ничего не разглядеть.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Я пятнадцать лет сторожу обрыв и сижу у пропасти на краю. Реки юга приносят нам мёртвых рыб, есть ли смысл идти на юг? Я всегда считал, что слова пусты, прогонял болтающих суету. Но за эту ночь я успел остыть, мне нельзя оставаться тут. Я смотрел на дно, и лежал на дне, и держался дна из последних сил, но рыбак небесный пришёл ко мне, и о важном меня спросил. Я соврал ему, что сижу в ночи, охраняю реку, обрыв, тропу.

В мёртвой рыбе каждого ждут ключи.
В добрый путь.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Мы неисправимы, значит - и неисправны. Прямота ли зверя, выходки одиночки - только мы кусаем руку того, кто равен, кто пытается проживать нас в себе до точки. Все, кому и наши страсти, и наша злоба, замечают нас по касательной, всё минуя. А страдают те, кто готов с нами жить до гроба, получают боль, наклонившись для поцелуя.
У меня в руках отражает оскал лекало -
слишком долго резал, других по себе измеря.

Он касается всё понимающими руками.

И снимает с меня надоевшую шкуру зверя.




© Лина Сальникова

Это я, вот выйду, как в первый раз,
не окрепший полностью перезимок,
пить с ладони, впитывать дым костра,
ткнуться в мир и рот от него разинуть.

Что-то кости ломит - наверно, рад,
что сегодня пахнет прибитой пылью
от земли, от зноем примятых трав,
от колюче-синих сосновых крыльев.

Разотру ладони, пока что тих,
затяну былую - пока что сипло.
Мы всегда подводим итог пути
по тому, насколько осталось силы.

Вот во мне - до хруста и тишины,
до девчонки, по нежности мной согретой.

Вот и я. Как в первый, вернусь иным.
Чтобы, как в последний, увидеть лето.




© Лина Сальникова

Последний раз мы спали в Сукко, и в окна стучался лес. Во времени это так далеко, что даже не стоит лезть. Шумело море, горел закат, воздух был смолянист. Господь из небесного рюкзака рассыпал тогда огни. Мы шли к дольменам, делам, дарам, что спрятаны до поры. Был Моисей, и была гора, но он не нашел горы. Поскольку есть у нас уговор прошлого не менять, я собираю простой набор открыток внутри меня. Но есть у нас уговор иной – не встать на пути воды. И если мне нужно идти одной, то ты не хранишь следы, песок не целуешь, не плавишь лед оконный горячим лбом. Из дней, разлившихся над землей, спокойно примешь любой. Когда настанет урочный час, не знаем ни я, ни ты. Пускай у нас остается часть космической пустоты, огромные звезды, волна в ночи и запах цветущих трав. А о грядущем мы промолчим, уткнувшись в речной рукав.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Почему я знаю, как я тебя увижу, несмотря на то, что зрению я не верю. Я ведь чертов кинестетик, мне надо ближе, у меня же голос крови, повадки зверя. Мне совпасть до самой сути - в одно касанье, чую алчущих и плачущих, духом нищих. Только мы себя уже сотворили сами и сейчас неумолимо друг друга ищем. Время ставить мир на карту и брать билеты, выйти утром в геометрию трех вокзалов.

Полагаю, все случится в начале лета.

И совсем не так, как я тебе написала.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Имя мое божественное, тело мое младенческое. Я с мамой общаюсь жестами, врачи говорят - не лечится, а Бог говорит - не слушай их, давай поиграем в классики, большие не любят душами, они разучились ласково. А я не пойму, о чем они и что тут еще исследовать, нейробластома темная, а сердце такое светлое. Я выросла в тихом коконе, я столько терпела, мамочка. Пусть ранят меня иголками, я выдержу, я же бабочка. Мне Бог говорит - красавица, недели пройдут - минутами, и крылья мои расправятся, огромные, изумрудные. Смеюсь - и на щечках ямочки.

В палате все больше сырости.

Давай мы выпустим бабочек. Давай я сумею вырасти.





© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Весна рассеяннее и тише,
на плечи моря ложится медь.

И что другим про меня не слышно - я не успела ещё суметь.
Здесь клейкий воздух, о нас не знают ни понаслышке, ни из газет.
И лишь дрожит высота земная, а все идут на неё глазеть.
Мы вышли в люди - зачем нам перья? Зачем нам в небо макать крыло,
когда все страхи и суеверья всегда держали небесный флот?
И вот, напоенные земными простыми радостями, мы так
друг друга любим - чтоб пальцы ныли в низу горячего живота.
И это всё. Что ещё нам надо - каких регалий и картотек,
когда мы так научились падать,
что слаще этого не взлететь?



© Лина Сальникова

Поэзия - отнюдь не однолюбка,
Она совсем не может без измен.
Ей нравится танцующая юбка
БлуднИцы и преступницы Кармен.

Одним и тем же слов не посвящают,
Без свежей крови лирика бледна.
Но близкие нам люди ощущают,
Как в рифме перетянута струна.

Среди порочных мыслей и сюжетов
Что ярче, то и есть деликатес.
РЕВНИВИЦЫ, не мучайте поэтов!
РЕВНИВЦЫ, не судите поэтесс!



© Сергей Ширчков

Который день уверенно дождит.
Идёшь слепым, как Лир или Эдип,
Когда безумие тобой руководит
не большее, чем стук воды по крыше.
Ты - вот он весь - мифический герой,
и горечь капель обжигает рот.
Ты не из тихих - все в тебе остро,
и сотни лезвий, словно жабры, дышат.
Вот так тебя - на капельном весу -
в осколки бьет о воды этих суш.
Ты сам себе - палач и самосуд,
но привилегию используешь едва ли.
Поскольку всех земных так тянет жить,
играть на каплях дожделивых жил,
и ты впервые так принадлежишь
дрожащим веснам, что еще не наставали.




© Лина Сальникова

Утомленная память подобна разливу Нила, луна монетой ложится на веки спящим. Иштар в колодец Сириус уронила, мой сын поймал и спрятал в небесный ящик. Обряд забвения прост, но пугает слабых, их страх - фундамент сфинксам и пирамидам. Я стану петь, и голос мой будет сладок, я словом тебя не выдам. Покойся во мне, ни в чем уже не раскайся, укройся моим зароком и не разбейся. Луна поднимается, лик ее так прекрасен, что больше не нужно песен.
................................................................................................

И начнется буря, и буря к утру утихнет, останутся карты, свитки и артефакты. Если боль была - она превратилась в вихрь, в бесконечный ветер пустыни, самум и фатум. В эту дикую ночь, сжигая последний факел, пыльные стены ощупывая руками, археологи сердца найдут тебя в саркофаге в одной из восточных камер.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Ты прав, мой хороший, мы это переживём..
И раньше.. Рвалось.. И болело.. И заживало..
И мы не одни такие.. И не вдвоём..
Пусть нам бы хотелось.. Но только хотеть.. Так мало..

И много того.. Через что.. не шагнуть - вот так..
В порыве.. Зажмурив глаза и забыв законы..
Ты прав, мой хороший, расчеты недобрый знак..
Но как тут не думать.. Мне.. Маленькой и влюблённой..

Тебе хорошо.. У тебя есть крыло и путь..
И даже второй.. На случай, коль первый сгинет..
А я не могу.. Ни ступить на твой путь рискнуть..
Ни скомкав влюбленность спешно тебя покинуть..

А значит тебе.. Обрывать это все. Не трожь..
Лишь память.. об этой.. короткой весне безлунной..
Ты прав, мой хороший, ты.. это переживешь..
А я.. Если это так.. Обо мне не думай..




© Анна Тукина

Уедем в Иннердален в сентябре. Там вековые камни в серебре, опаловое озеро в долине, там ясность мыслей, совершенство линий, святая пустота в календаре. Вода жива, прохладна и свежа, она с души смывает, не спеша, отравленное временем прощанье. Уедем в Иннердален, обещай мне. Там никого из тех, кто нас держал. Мы будем жить и соблюдать режим, и по ночам тихонько ворожить, случайным путникам подыскивать дороги. Мы будем - наконец - одни из многих, устанешь притворяться - расскажи. Открой окно, достань веретено, оберегай все то, что не должно быть рождено до истинного срока, и те сердца, которым одиноко, вплетай волшебной нитью в полотно. Лесные духи, горная трава, бери немного, больше отдавай, спускайся к фьордам сотнями дорожек, и научись пророчества не множить, и никогда любить не уставай. Уедем в Иннердален в сентябре. Там вековые камни в серебре, опаловое озеро в долине.
Там ясность мыслей, совершенство линий.
Святая пустота в календаре.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева