Моё небо изъеденно пылью,
Былью - память изношенна - вкровь.
Я влачу перебитые крылья,
Чью-то Веру, Надежду, Любовь...

От неверия до суеверья,
Перепаханная колея...
По колено - измятые перья
И по горло - сырая земля...

Время лечит, а я изувечен,
Потому, что не вечен ещё...
Вечер... время назначенной встречи.
Ты не бойся, но я не крещён...

Я принес тебе чистосердечность
И оставлю немного тепла.
Два крыла - кабала, а не вечность.
Просто так... не на зло, не со зла...

К Богу - речи... и к Дьяволу - свечи,
В этот вечер должно быть темно.
Все равно, не смотри мне - за плечи...
Меня нет уже... очень давно...




(с) Александр Макаров

сиротливо к ногам моим жмутся
серо-желтые листья и ветер...
мне уснуть бы и снова проснуться
где-нибудь на далекой планете,

...где тепло и так солнечно, даже
если дождь - то почти понарошку...
и веселые стайки ромашек
тянут к солнцу смешные ладошки...

...мне проснуться бы где-то подальше
от промозглого, серого ветра,
от привычной улыбчивой фальши
обещаний рекламных проспектов...

мне б проснуться, забыв этот город,
где в осенние сумерки - Боже! -
неизбывным, тоскливым сиротством
слишком все друг на друга похожи...

...а за хрупкими стеклами окон,
За уютом, привычками, ложью
Люди прячут свою одинокость
От других... от самих себя тоже...

...и, мне кажется, все хоть однажды,
Засыпая, просили тихонько:
Пусть приснится, как где-то ромашки
Тянут к солнцу смешные ладони...





(с) Д.Яшенко

У него без неё остывает эспрессо-маккьято
где-то в центре москвы, в опустевшем под вечер кафе.
Так случается пятую осень. и есть вероятность,
через год он поставит ещё один прочерк
в графе...

У неё без него поутру леденеют ладони.
Листья падают вниз, оставляя круги на воде.
Возвращаясь домой, она едет в последнем вагоне.
Так случается пятую осень
и есть ли предел?

Всё течёт как всегда -
без эмоций, интриг и загадок.
В ночь с субботы на зиму опять переводят часы...

У него без неё череда аварийных посадок.
У неё без него и посадочной нет
полосы...





(с) Алиса Альварес

А человек идет за плугом
И строит гнезда.
Одна пред Господом заслуга:
Глядеть на звезды.
И вот за то тебе спасибо,
Что, цепенея,
Двух звезд моих не видишь - ибо
Нашел - вечнее.
Обман сменяется обманом,
Рахилью - Лия.
Все женщины ведут в туманы:
Я - как другие.





(с) М.Цветаева

удивительно знать, что ты кому-то нужен так, просто
что кто-то любит тебя, скажем, по праву рождения
не потому что у тебя, к примеру, есть остров
в собственности или нервы как железное ограждение
не потому что ты как-то особенно хитер и смел
и сумел построить огромный каменный дом
а потому что ты, например, ему пел
в детстве песни… а он их считал хитом
потому что только тебе и удавалось голову вымыть ему без слез
или сказку придумать на, в общем-то, старый мотив
и он любит тебя вот так, бессмысленно, без дурацких надежд и грез
не как мороженое, десерт или аперитив.
удивительно знать, что любовь бывает такой:
беспричинной, бессмысленной, в общем-то, наугад,
и доверяешь ей оголтело, слепо и без дураков
то, что другим так страшно доверить… какой-то взгляд,
какую-то мелочь, какие-то ощущения изнутри,
несколько слов на бумаге, сложенной сорок раз
от волнения или от нежности – тут уж поди его, разбери,
проще не думать…. я открываю газ,
синее пламя конфорки танцует фламенко,
выкрики чьи-то заменят мне стук кастаньет….
удивительно знать, что кто-то любит тебя... без оценки,
дает тебе шанс ошибаться и верить, а впрочем, если и нет,
то все равно любит.





(с) Марта Яковлева

Три сестры, три создания нежных
В путь далекий собрались однажды, -
Отыскать средь просторов безбрежных
Тот родник, что спасает от жажды.
У порога простившись, расстались
И отправились в дальние дали.
Имя первой - Любовь, а вторая - Мечта,
А Надеждой последнюю звали.

А Любовь покоряла пространства,
Все стремилась к изменчивой цели,
Но не вынесла непостоянства
И ее уберечь не сумели.
И осталось сестер только двое, -
По дороге бредут, как и прежде.
И когда вновь и вновь умирает любовь
Остаются мечта и надежда.

А Мечта, не снижая полета,
До заветной до цели достала.
И, достав, воплотилась во что-то,
Но мечтой уже быть перестала.
И осталась Надежда последней
По дороге бредет, как и прежде.
Пусть умрут вновь и вновь и мечта и любовь
Пусть меня не оставит надежда.

А сегодня окончены сроки,
Всем обещано дивное лето.
Отчего же мы так одиноки?
Отчего нас разносит по свету?
Только в самых далеких пределах
Одного я прошу, как и прежде:
Что бы жить и дышать и любить и мечтать
Пусть меня не оставит надежда.

Мет-центр выдаёт прогноз на всю неделю -
Дожди, одни дожди...легко предугадать...
Октябрь-шалопай под ноги листья стелет,
Раскладывая их вопросом: “я-ты-да?”...

Из чёрного на свет - так было изначально,
Из белого во мрак - по линии Судьбы...
Зелёные глаза усталы и печальны
И точно та же грусть застыла в голубых...


А дождь стучит в асфальт: “Не пара - нет, не пара!
Родной - да не родной! Чужой - да не чужой!”...
Всё тот же старый дождь - и зонт такой же старый...
И мокро под зонтом...и мокро за душой...

Как зябко на ветру, как хочется согреться...
“Не стоит уповать!” - вещают фонари...
Ну что ж...тогда возьмём проверенное средство -
Курить...опять молчать и думать...и курить...

Причиной наших бед порой бываем сами
И замерзают врозь две мокрые души...
Сегодня поезда ушли по расписанью,
Вокзал уже закрыт…и некуда спешить...





(с) Игорь Приклонский

Не привыкай писать карандашом:
Нельзя стирать написанную фразу;
Попробуй жить уверенно и сразу,
Не оставляя правду на потом.

Не привыкай: всё это суета,
И осторожных выводов избыток
Оставит грязь бессмысленных попыток
На белом сердце чистого листа.

Ты всё назад надеешься вернуть?
Но, сколько б время память ни стирало -
Чтоб всё начать с истоков, от начала,
Придётся взять и всё перечеркнуть.

Не пропускай в истории куски,
Душа одна - без копий и резервов;
Не трать ни сил, ни времени, ни нервов
На предсказанья и черновики.

Когда вопрос о смысле разрешён -
Чтобы опять сомненья не воскресли,
Не привыкай рассчитывать на "если",
Не привыкай писать карандашом.





(с) Эризн

Шорох осенних листьев ,
Несколько вечных истин :
Что ты еще напишешь ,
Фея бродячих псов ?
Плачет тихонько флейта,
Это уходит лето.
Лето бредет по крышам
В зелень твоих лесов.

Мастер строчит скрижали,
Память язвит и жалит,
И застывает жалость
Каплями янтаря:
Девочка в платье белом,
Помнишь, о чем ты пела?
Песня еще осталась,
Но умерла Земля.

Шорох осенних листьев ,
Запах сожженных писем,
Несколько вечных истин ,
Кофе горчит слегка:
Гасит фонарщик старый
Свечи в банкетных залах:
То, что еще осталось -
Память, листва, строка.

© Мария Хамзина

она любила пить холодный чай,
и в клочья рвать все старые газеты.
и звали её странно как-то – Грета.
и, уходя, она шептала: "не скучай..."

я ей не верила, что я скучать не буду.
она обматывала шарфиком мне шею;
поя невкусными ромашкой и шалфеем,
она меня лечила от простуды.

она твердила: "денег мне не надо.
мне главное, чтоб ты была здорова" –
и вновь пила холодный чай, рвала газеты снова…
/то вдруг уйдёт, то вновь присядет рядом/

– спасибо, Грета. знаешь, всё нормально,
теперь я не хожу ночами к морю.
она опять мне скажет нежно: "sorry…"
через окно покинув тихо спальню,

уйдёт на улицу дышать дорожной пылью.
а я опять, в окно смотря с надеждой,
сложу на стуле всю её одежду:
блестящий нимб… и платье… ну и крылья…


© Юлиана Шиян

С годами все трудней с нуля, с начала;
Девятый раз - давно не первый раз...
Уже полжизни сердце отстучало,
А пристань мне не светит и сейчас.
И будет ли? Я временно повсюду
И в каждом мире хуже, чем в былом.
Дорогу ждешь, как рай, который будет,
Но за вагонным плачешь вновь стеклом.
А позади - огни щемящей ночи,
Да песен угольки в сердцах друзей,
Да выстраданных строчек беглый почерк...
На грешной ли, на верной ли стезе?
Любое семя вглубь пускает корни,
Пора б и мне... Но нет земли моей.
В бетон вцепиться - стать ему покорным,
А хочется чего-нибудь теплей.
И надо вновь искать, бросать былое,
Частички сердца ставя в виде вех...
Не стать бы уголькам моим золою,
А сердце что ж - хватило бы на всех.
И наплевать, что нет нигде причала,
Согласен и на гроб - но лишь потом!
А коль душа для ваших душ звучала,
Так разве это - худший в мире дом?


© Константин Присяжнюк

Мы уедем с тобой далеко-далеко,
В край черничный, в деревню у леса,
Где над сопками бродят стада облаков
И короткое жаркое лето.

Мы построим избу из смолистой сосны.
Окна выйдут на юг, дверь на запад.
У крыльца прорастёт вездесущая сныть,
Источая дурманящий запах.

Вечерами ты будешь читать мне Дюма,
Я тебе про Джульетту с Ромео.
А потом подкрадётся, ворвётся зима
Изумительно снежной и белой.

И замёрзнет, укроется льдами река
От сурового стылого ветра.
В доме, в тёмном углу мы найдём мотылька.
Он уснёт до весны, до рассвета.

Это будет тогда... Это будет потом...
По гаданью, народной примете,-
Счастье есть. Мы с тобой переселимся в дом,
Где нас ждут нерождённые дети.


© Дмитрий Шунин

блоковым ветром эпоху продуло...
серый конец октября,
сорок аптек и ночной переулок –
ни одного фонаря...

по вечерам – то туманы, то драмы,
жжет ресторан заводной.
бродят какие-то смутные дамы.
кто эти люди, родной?

осень шуршит запасными листами.
сколько на небе ворон...
я их считаю, считаю, считаю....
только в итоге зеро.

мы прибавляем к нему единички,
чтоб не равнялось нулю.
а от меня зажигаются спички,
что-то, наверно, спалю -

сети, границы, унылые коды,
пусть такова «селяви» )
но не поверим, что смутные годы -
это помеха любви.

в чем же там веритас – в хлебе едином?
в слове на чистом листе?
может, в аптеке... а может, "ин вино"..
но никогда – в темноте.

блоково блоку – печально и мудро.
только для грешной земли -
кто-то ж включает на улице утром
солнце, стихи, корабли...

это твое. улыбайся почаще -
как же с тобою светло...
пусть тебе выпадет тихое счастье.
и никогда не зеро.


© Дезирада

немолода и некрасива, сижу в купе, смотрю в окошко, столбы мелькают суетливо, звенит в пустом стакане ложка...
...соседи дружно травят байки, я улыбаюсь им, кивая (всё зарастёт как на собаке, и всё пройдёт, я точно знаю)...
...за стенкой пьют вторые сутки (скажи спасибо: не дерутся) и матерят со злобой жуткой вождей всех наших революций...
...девчонка ночью тихо плачет (любовь ушла - беда большая), и рядом бог вагона - значит, кого жалеть, он сам решает...
...я разгадала все кроссворды, перечитала все газеты, но не нашла в тумане брода, чтоб перебраться через Лету...
...а проводник проходит мимо, меня в упор не замечая, а мне, как всем, необходима любовь... и хорошо бы чаю...




(с) Алёна Вайсберг

Такая тишь – до хруста и до звона, густая, хоть бери её в ладони… И белый след на ярко-синем своде – наверно, резвый ангел пролетел на реактивной тяге (в свете моды)… размытый росчерк в мёрзлой высоте. Собачий лай и скрип полозьев нарты теряются в безмолвии сугробов. И кажется – остановился глобус. Какое там, к чертям, начало марта! Снега, снега – без края и до бога. И в вечном беге кашляют собаки, в немое небо тянется дорога, и чудится дыхание галактик. Молочный свет окрашен синевой (так вот какого цвета удивленье!). В душе звенит смешное откровенье: белее снега нету ничего. И пыль снежинок сыплется за ворот…

А где-то ждёт усталый серый город…


© Светлана Львова Запон

Догоняет меня на мосту.
- Хочешь, - говорит, - донесу?
- Я сама, - говорю, - мне не трудно.
- Хм, - говорит, - а выглядишь паскудно.

Я думаю: «Ну всё! Сейчас он у меня доиграется!»
А он достаёт из-за пазухи плюшевого зайца…


© Елена Касьян

Стоит в дверях и нудит.
- Не мешай, - говорю, - уйди.
- Опоздаем, - говорит, - так уже было.
Ты зонтик взяла? А тапочки положила?

Выскакиваем, несёмся, толкаемся в полной маршрутке.
И тут он говорит:"Ой... а билеты в другой куртке..."


© Елена Касьян

Не задавай себе вопросов о пустяках, когда строка в черновике ложится косо. Не повод мне кричать: «Пока!» и убегать, снося в парадной углы. Такие косяки приходят и уходят. Ладно! Пустяк твои черновики. Куда важней, что я скучаю, когда ты где-то не со мной. Что на звонки не отвечаешь. Что я ревную, как дурной.
Не говори, что у тебя мобильник глючит временами, что стёрлись файлы с именами родных, подружек и ребят. Мне это так бамбарбия, что ты понять едва ли сможешь. Мне нужно знать, что ты моя. Что под твоей прозрачной кожей таится страсть. Что я горю, когда с тобой молчу. Руками я много больше говорю, когда в руках моих не камень.
Не заставляй меня ворчать, что ночь. Что жизнь пошла на убыль. Что рубишь резко и сплеча. Что мятной пастой пахнут губы. Что, в общем целом всё ништяк, вот только осень и непруха… И хоть пока тепло и сухо, но, время серого дождя. Что небо бросит снега просо. Что дни короче, ну, а ночью задрал, зараза, интернет…

Не задавай себе вопросов, когда на них ответов нет.







© Ник Туманов

Доктора снова спишут хандру на стресс, и заверят, что это у всех проходит.
Время ставить диагнозы и компресс, покупать на последние плащ и зонтик,
витамины, драже, аспирин упса( "все пройдет, пациентка"). Конечно, хули...
и плевать, что я кончилась день назад, а запас адеквата - еще в июле.
Но беру свой рецепт, выдыхаю "бля", и послушно бреду, как в бреду, в аптеку:
Добрый вечер, продайте хороший яд и лекарство от нужного человека,
потому что он слишком болит и жжет, потому что зависимость больше дозы,
мне его не хватает до "хорошо", а лечиться от этого слишком поздно, понимаете?
Впрочем, херня - война. Витамины, пожайлуста. Пачек восемь.Так, плохая привычка
сходить с ума. А в глазах - это осень. Конечно, осень.


© Кесслер Оксана

незабыванье – наука древних.
кто меня знал всерьез..
ты улыбнулся, смотри - в деревьях
солнечный свет пророс.

вместо бессовестно падших листьев -
прыгают напролом
зайцы оранжевые – как смыслы,
сотканные теплом.

вновь двадцать первое, понедельник...
знал ли бездельник тот,
как непокорных на части делят,
черпают решетом

и пропустив через мелко сито,
через густой рассол,
дождиком с краю пробьют – отмыто!
в чистом остатке соль -

к черному хлебу с горчинкой боли,
что нас с тобой связал.
я улыбаюсь, и, Mio Sole,
вижу твои глаза.

мир не навечно захлопнул ставни
в теплые времена.
я никогда тебя не оставлю,
только б тебе нужна.


© Дезирада

Я понимаю это небо в круженье медленных снежинок, пульсацию моих прожилок и стон натянутого нерва. Всю эту жизнь я понимаю, не понимая ни на йоту… а снег идет в сиянье плотном от горизонта и без края… и я ловлю губами счастье и мимолётностей сплетенье, и прошлого слепые тени, и этой жизни сопричастье.
И я ныряю в эту снежность, как в млечный свет. Как в сон. Как в детство. И на ступеньках новых бедствий рисую вектор в неизбежность.
Я обернусь в последнем шаге, сожму тебя в своих объятьях – и отпущу… будь счастлив.
Кстати! смотри, взлетает снежный ангел…


© Светлана Львова Запон

Он так долго молчал, молчал,
что отпала нужда в словах,
и в вино превратился чай,
облетела с дерев листва.
А молчанье росло, росло,
заполняя собою мир,
застывало в глазах стеклом,
оставляло следов пунктир.
С неба сыпался вечный дождь,
и ложился на землю снег.
Разрасталась в молчанье ложь,
и любовь задыхалась в ней.
Асфиксия любви, любви –
и уже не спасут слова.
Он так долго молчал, увы,
что успела остыть кровать.

…с неба сыпался Млечный путь
камнепадом погасших звёзд.

Он сумел... наконец... вдохнуть
и завыл, как бездомный пёс…


© Светлана Львова Запон

Я могу от тебя сбежать – расстояние благосклонно.
Если память твоя свежа, я в тебе неизбежна, словно – неубитый бокал вина, ожидающий пьяной фразы. Стало быть, я тебе нужна? - Недопитая. Вся и сразу.

Эта осень меня казнит,возводя между нами стены. Где-то там, за одной из них ты не с теми рисуешь тени и целуешь цветные сны, покидая мои; и если
мы друг другу ещё нужны, почему мы уже не вместе?

Почему я глотаю блюз, просыпаясь в чужих постелях?
Почему я тебя люблю так бездарно [на самом деле] как актриса, теряя роль, постоянство души, рассудок. Почему я ищу, порой, твоё имя внутри. Повсюду.

Почему ты смываешь грим, согревая меня слезами?
Почему я твоя? - Смотри не пьянеющими глазами, как уходит за часом час, за эпохой бежит эпоха.
Мне привычно вот так… Сейчас.
Без тебя мне привычно:
Плохо.


© Татьяна Ткачева-Демидова

I
А тот, кто словами дышит, к словам ревнует,
поскольку они бессовестны и упрямы.
- Она напилась, и я за нее волнуюсь.
- Здесь нет поворота, значит, поедем прямо.


II
… и вот за полгода я потеряла счет разбитым дорогам, окраинам, перелескам, ночному туману, обрывам, речному плеску, и что там у нас случалось с тобой еще? Я знаю, что мир всегда окружен кольцом заправок, мостов, машин, непонятных знаков, и каждый маршрут по -своему одинаков, и каждый игрок становится подлецом. На холоде стекла туманятся и звенят, и время срывается из-под колес, как гравий…
Я выйду, пожалуй. А с Тем, кто тобою правит, попробуй бороться как-нибудь без меня.


© Кот Басё

Ты просто пиши, безо лжи, не спасаясь бегством (вот кто бы умел на земле от себя спасаться). И помни: мечты сбываются близко к тексту, успеть бы поставить точку в конце абзаца. Поэтому – многоточия. Они многозначны. Додумай сама, ты умеешь, в тебя я верю. А я заблестевший взгляд свой под челкою спрячу, поскольку смешна, я не спорю...по крайней мере, пока я живу настоящим, и это чудо. Загадывать что-либо в будущем нет резона.
Потом расплачУсь. Мне не важно – за что, откуда... молись за пропащую душу, моя мадонна...

про многоточия
Иркутянка

* * *

...гони печаль. расплатимся потом - достанем из карманов дни и ночи, порывы и порезы, связки строчек, прощения, прощанья у обочин, перчёные созвездья многоточий и тихий плач над высохшим листом...
...расплатимся потом. гони печаль - с истоптанных просящими ступеней, из тёплых глаз, из снов и откровений, из выпущенных в мир стихотворений, из дома, где пока горит свеча...

Анна Рубинштейн

* * *
Пусты карманы... и чисты листы. Свеча оплывшая скорей чадит и гаснет. Нет мысли, что живем мы ежечасно, все в этом мире временно, увы... Тоску вселенскую как жертву ноябрю я выложу скупой строкой ответа. Пройдет зима. Наверно, будет лето. Останусь ли? Или к чертям сгорю?

Иркутянка

* * *
...нет, не сгоришь, а вспыхнешь, отвечая. помедлив, чуть прикрутишь огонёк, как первый снег, что осень не сберёг и сдался, изменяя очертанья... а на листках распустятся случайно слова и мысли, прочерки и тайны, скупой метелью обводя висок.
свеча чадит, ознобно оплывая...
...напомни мне, что я ещё живая и что не время подводить итог.

Анна Рубинштейн


© Анна Рубинштейн

А звонит обычно в ночи.
- Стоп, - говорю, – не кричи!
- Где болит? – говорю. – Объясни спокойно.
- Не знаю! – кричит. – Везде уже больно!

Соображаю с трудом, вызываю такси, приезжаю.
Сидит на кухне в трусах. Говорит: «А сделай-ка мне чаю».


© Елена Касьян

Он подкрадывается, как мышь.
- Что, - говорит, - сидишь?
- Да отстань, - говорю, - у меня проблемы.
- Ну-ка, ну-ка, - говорит, - это уже тема.

Ложится на диван, будто у психолога на сессии.
Я думаю: «Дурак! Испортил мне такую депрессию!»


© Елена Касьян

Хиросима во мне.
Хиросима кровит, горит.
Говорит языком колокольчиков изнутри на стеклянном, звенящем фуринами языке, словно пьян я от горечи, не саке. Словно пьян я, а может, давно не жив? Хиросима, как умер я, расскажи. Может ветер я, стонущий как гобой над тобой, сожжённая, над собой? Может я – Хиномару – на белом восход зари, потому и горю я как солнце, с тобой внутри? Потому и рыдает внутри у меня гобой, что я вижу как с неба срывается Little Boy? Это падает, мамочка, мама, дитя врага. Обними его, мама, ведь грудь у тебя нага. Распахни же объятия улиц своих и крыш. Пусть напьётся кровавого счастья слепой Малыш. Он напьется кроваво. Кроваво. До чёрных ран. Вырвет тёплое сердце урановый ураган. Разольётся пожарами жадными по земле. Будет жрать твою землю, о мама, десятки лет. И детей твоих нежных с глазами миндальных лун выжжет в пепел упавший с небес шалун. И кровавый цветок зацветёт. Очень злой цветок. Чёрный август проклятием бросится на восток…

Я не знаю кто я для тебя? Может ветер. А может лёд. Тот, кто жил до меня, он во мне, задыхаясь, тебя зовёт. Миражи моё прошлое. Горькие миражи… Как мне жить с этим, мама? Как мне, не прощая жить?.. Мама, мамочка, память болит у меня внутри…
Хиросима во мне!
Хиросима кровит, горит.


© Ник Туманов

Ты начинаешь привыкать
к моим стихам, улыбкам, взглядам,
всё чаще говоришь: «не надо…»
когда скользит моя рука
в твою осеннюю прохладу.
Себя я чувствую лжецом,
с тобой боясь соприкоснуться,
когда с твоим умишком куцым
ты строишь мудрое лицо,
твердя о праве реституций.
Смеюсь, когда ты говоришь,
что лишь Европа дочь прогресса,
а как по мне, так и Одесса,
Москва и Прага стоят мессы
ничуть не меньше, чем Париж.
Оставь. Тебе ли рассуждать
о Берлускони, долге Рима…

Люби! Любовь неповторима
как неземная благодать
самосожжения в любимом.







© Ник Туманов

Империя уличной девкой лежит под нами, мы входим в нее с востока, неутомимо вторгаясь все глубже … И я измеряю днями шаги по знакомым пыльным дорогам Рима. Мы не были здесь полгода, как псы окраин, границы ее охраняли, беря на веру законы Империи, где человек играет лишь роль человека в доспехах легионера.

Привал. Отдыхаем. Прохладно и склон пологий, и тень от оливы уже приникает к склону так нежно, что кажется, вечер продлится долго, и боги сегодня рассеяно – благосклонны. Садись ко мне ближе, Руфус. Вино весною особенно резвое, так и танцует в жилах, и ласки волной проходят, и тело ноет - ведь каждый из нас по-своему заслужил их. Мы славно устроились – нам не мешают песни, от нас далека палатка центуриона, и ветви кустарника нас укрывают… Здесь мы свободны от Рима и римского легиона.

О, Боги!.. Не ночь, а пламя в ночном обличье, и плотью о плоть легко высекаешь искру, и тело дрожит, сжимаясь, и стоном птичьим, летая, душа ему отвечает извне… Я взял тебя, Руфус! Я взял тебя вместе с Римом, но что мне тот Рим, когда под руками вечность, которую держишь так, что проходит мимо весь мир, не касаясь слабости человечьей. Я взял тебя нежно, двигаясь осторожно, я шею твою горячим дыханьем глажу, я жду тебя, жду тебя, словно впустил под кожу собратьев костра, который стоит на страже и греет нас…

Руфус! Целуй меня сильно - сильно, пускай поцелуй ложится на мне печатью… Я ждал этой ночи, я о тебе просил, я… О, Боги! Сейчас мне хочется прокричать им, что я отрекаюсь - от Рима и всех провинций, от нашей центурии – что мне ее победы?.. Я слишком люблю тебя, чтобы остановиться. Я взял тебя вместо Рима, который предал огню… Засыпая, я буду держать в объятьях тебя, понимаешь? Зачем мне еще дороги, когда мои ноги устали перечислять их, поскольку границы Империи на востоке почти бесконечны… Давай повернемся к югу, найдем поселенье, где пара рыбацких хижин ютится над морем… Мы выдержим друг без друга не больше недели, Руфус… Мы стали ближе, чем воздух и легкие…

… шаг отдается гулко, мощеные улицы тянутся друг за другом, скрывая с трудом в кварталах и переулках бесчисленный мусор, пыль, суету и ругань огромного города… День, разобрать наречья почти невозможно – площадь полна народа, и в этом потоке теряется чет и нечет шагам, обещаниям, времени дня и года…

Я волк, потерявший брата. Я одиночка. Вдали Колизей, и тучи над ним все гуще...

Ну здравствуй, гроза, рожденная прошлой ночью!

Ave, мой Цезарь, привет тебе от идущих.


© Кот Басё