От света занимается занавеска, потом стена, и стол, и четыре книги — твоя, моя, поваренная, Господня — на каждой луч: иди, выбирай любую. Ты видишь луч, но в нем — никогда не книгу, а стол и стену, ткань и стекло, и раму. А мама мыла /милая, что такое, откуда это родом, не надо детства/. Я вижу луч, и золото на форзаце, страницы, пальцы, пяльцы и нити слова, и как все крепко сшито и — ладно, ладно — так скроено, что сразу и не разрежешь. А есть ещё рецепт и псалом, пожалуй, сюда пойдут четвёртый и девяностый, хотя велик семнадцатый, несомненно: Прибежище мое и уповаю. Без четверти, как утро заполыхает, окно, стена и стол, и четыре книги. Найди мне в них рецепт от сердечной скорби, впиши в любую — мне от сердечной скорби, лучом впиши — в псалом или в хлеб насущный, ведь ты могла, могла, ты могла, умела. Иначе мы проснемся на пепелище. Проснемся — будет солнце. Помилуй, Боже.



© Кот Басё Светлана Лаврентьева

То самое чувство, когда тебе прямо с утра
Хочется улыбаться,
С ухоженных дач наконец-то ушли ветра
И дуют теперь в Крылатском,
.
И волосы так возмутительно хороши,
Что хочется завивать их,
И ты выбираешь музыку для души,
И все в тебе - за Вивальди,
.
Когда начиталась излюбленных поэтесс,
И всюду - их отголоски,
Когда ты проходишь самый серьезный тест,
А у тебя - две полоски,
.
Когда тебе пишет обидчица: "Ну, прости,"-
И тут же её прощаешь,
Когда выбираешь для фоточек ретро-стиль
С веселенькими вещами,
И тащишь, смеясь, от старьёвщика контрабас,
Штиблеты и две фуражки,
.
Когда ты целуешь любимого в первый раз,
А у него - мурашки!
.



© Сола Монова

он не станет мне ни врагом, ни братом. так зачем писать для него трактаты, заклиная рифмой и кроя матом, препарировать мозг на бис? я хотела стать для него наградой, но таких садисток ему не надо. так и стой под дулом у автомата и попробуй теперь спастись.

если пульс колотит у самых пяток, значит, встреча вряд ли прокатит гладко. я больная взбалмошная фанатка, вроде преданного пажа. эта сила рук, эта злая хватка… поцелует дерзко, обманет сладко – мол, давай с тобой поиграем в прятки да на острие у ножа.

этот взгляд и запах, что башню сносит - я подсела так, что уже не бросить. если снова наши сойдутся оси, мне не выдохнуть «отпусти». я – щенок, лишённый последней кости.
во мне столько страсти и столько злости, что не дай те боже заехать в гости или улицу перейти.

это боль в пропорции с глупым счастьем – хочешь то обнять, то порвать на части. только он к стихам моим безучастен, у него же иммунитет. улыбнётся нежно, обнимет властно – и плевать, что в сердце ножом бесстрастно. я приеду скоро, отвечу «здравствуй»…

дай мне, господи, сдать билет.

(c) Лена Ланских

То ли это – моя беда,
То ли мудрость, давно известная:
Невозможно прощать всегда,
И не хочется, если честно-то.

Все мечты раскололись вдрызг,
И обида скопилась кучею.
Ты находишь какой-то смысл
В том, что вечно друг друга мучаем?

Лопнет нитка в моем мозгу,
Та, которой с тобою связана.

Я тебя не любить – могу.

Но себя я любить

Обязана.


© Лисёнкова

Помнишь, мы встретились. Был ноябрь.
Город послушно менял резину.
Ты мне сказал, что не любишь зиму,
В принципе, как и я.

Брал меня за руку, вел в трактир,
Вместо того, чтобы спать и бегать.
Ты мне сказал, что не будет снега,
Если мы захотим.

Пили вино. Целовались зло.
[Как перепуганные волчата].
Я незнакомым писала в чатах:
«Как же мне повезло!»

Дворники вымели все дворы,
Город стирал об асфальт резину,
Метеослужбы просили зиму!
Вежливо [до поры].

Дальше - неясно. Вино, постель,
Черные простыни – шелк и хлопок.
Мир разорвался на сотни хлопьев,
И началась метель.

Столбик термометра взял "зеро",
Села зарядка на телефоне
Снег совершал на твоем балконе
Зимний переворот.

Пальцы ломило от нежности,
Столбик термометра падал в бездну.
Я повторяла:"Зима исчезнет,
Если мы захотим."

Снег разлетался как серпантин,
Город стоял в сумасшедших пробках...
Я повторяла, но как-то робко:
"Если мы захотим..."

Город к утру поменялся весь.
Кто-то забыл поменять резину.
Ты мне писал, что не любишь зиму
Редко по СМС.

Помнишь, мы встретились. Был ноябрь,
Было в трактире полно народу.
Ты не сумел обмануть природу…

В принципе, как и я.


© Сола Монова

есть всякое на свете, друг горацио,
звезда падает, будто с платья брошка,
взгляни же.

тебе незачем бывать во франции,
в твоей руке - её ладошка,
ты уже в париже.


© Евгений Соя

утро недалеко. все относительно
переплывем эту ночь. держи весла.
ты удивительна
и ты замерзла.

не дай ничего забыть, боже.
как сердце стучит, будто взрывает петарды.
ведь нет ничего дороже,
чем память - пусть ее и не примут в ломбарды

и звезды смотрят на нас пристально, как свидетели-понятые,
и море сверкает, будто по нему пробежались святые.


© Евгений Соя

успокойся, девочка. закури крепкую, толстую.
а то в слезах весь твой мир тонет.
всё будет хорошо, ты уже взрослая.
это говорю тебе я. и твой верный друг - джин тоник.

забудутся поцелуи со вкусом прощания.
поля влюбленных всегда поля минные.
но будет цветок. сорви его, сорви.
...
это ночью сбываются все желания, все обещания.
даже самые невыполнимые,
даже о любви.


© Евгений Соя

Успокой мое сердце, как птицу в ладони,
и когда за окном целый день дожди,
мне о чем-то хорошем и светлом напомни,
успокой эту птицу в моей груди.

Не прошу говорить, что уйдут тревоги,
не хочу этой сладкой, но все же лжи...
Но что будешь ты рядом со мной в дороге -
вот об этом, пожалуйста, мне скажи.

Но что будешь со мной ты в часы ненастья,
не боясь моих слез и моей тоски...
И, наверное, в этом простое счастье -
добрый взгляд и касанье родной руки.

И лицо, освещенное лунным светом,
и улыбка, дарящая мне покой...
И одно на двоих золотое лето
с этим мостиком радуги над рекой.


Я возьму твое сердце в свои ладони,
и когда за окном целый день дожди,
Поцелуями нежными успокою
эту хрупкую птицу в твоей груди.


(с) Яшенко Дарья

я видел атлас ночного неба и малый ковш на твоей руке. я помню страны, в которых не был, набойкой стёртой на каблуке. ты улыбалась легко и тихо. и звезды таяли на заре. сусальным золотом облепиха цвела на брошенном пустыре. смеялись грузчики ресторана над шуткой старого рыбака. и запах жареного каштана бродил по улицам городка. а мне хотелось задёрнуть шторы и рисовать на твоей спине Пекин, бамбук и большие горы, огни сигнальные на Стене. я помню страны, в которых не был, по вкусу счастья на языке: вино из Крыма с домашним хлебом и чай калмыцкий на молоке.

а Солнце брызгало перламутром. и мы искрились в его лучах...
я в свой рюкзак запакую утро и понесу его на плечах.



© Анна Сеничева

Людей теряют только раз,
И след, теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.

А если он уходит днем,
Он все равно от вас уходит.
Давай сейчас его вернем,
Пока он площадь переходит.

Немедленно его вернем,
Поговорим и стол накроем,
Весь дом вверх дном перевернем
И праздник для него устроим.




(с) Геннадий Шпаликов

Никогда ничего не вернуть,
Как на солнце не вытравить пятна,
И, в обратный отправившись путь,
Всё равно не вернёшься обратно.

Эта истина очень проста,
И она, точно смерть, непреложна.
Можно в те же вернуться места,
Но вернуться назад невозможно...


(с) Николай Новиков

По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.

Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.

Путешествие в обратно
Я бы запретил,
Я прошу тебя, как брата,
Душу не мути.

А не то рвану по следу -
Кто меня вернет? -
И на валенках уеду
В сорок пятый год.

В сорок пятом угадаю,
Там, где - боже мой! -
Будет мама молодая
И отец живой.


(с) Геннадий Шпаликов

Забыть про всё забыть. Уйти в места,
Где небо переходит в гладь залива.
Где сосны могут иглами латать,
И душу исцелять неторопливо.

Забыть про всё. Смотреть как на камнях
Безвременье расчерчивает знаки.
И тоненькое деревце обняв,
От счастья неподъёмного заплакать.

От радости, что жизнь всегда права,
Ты ей своим рождением подарен.
Душа не умещается в слова,
Храня в себе космические дали.

А исповедь - не более, чем сон,
Который непонятной жизнью снится...
Оставь свое руно, оставь, Ясон,
Пусти в ладонь озябшую синицу.

Не слушай, как в распахнутой дали,
Извечен, потому не забываем,
Летит куда-то журавлиный клин,
Всю душу твою зовом надрывая...


© Галина Стрелкова

Хочешь,  я тебе расскажу, как мне в Городе без тебя,  как кошмары мои и жуть сны бессонницей теребят.  Как я тщетно ищу тропу,  где коснуться тебя смогла б. 
Но мой Город настолько пуст среди сотен колючих  глаз...  В них не дУши - а дно бойниц,  смятость гильз, отраженье лат.  В моем Городе нет войны.   Но мне кажется, что была...

А на небе как зоопарк - белый слон, антилопа гну... Я так жду твоего звонка - эти теплые пять минут.  Пусть они меня не спасут в обреченности пустоты.  Только я их в себе несу потому что в них тоже ты.  И мне кажется этот круг  бережет нас от зла и лжи.   
И, замерзшие на ветру,
Мы опять продолжаем жить.


© Галина Стрелкова

просыпаешься…
жив и, благо
не попал под расклад хирурга.
а в руках у тебя – Чикаго
в чинном статусе Петербурга.
у тебя за спиною осень,
невезуха и непогода.
и никто у тебя не спросит
где носило тебя полгода.
то ли пуля тебе свистела
смертный марш, то ли штык курочил,
никому до тебя нет дела.
впрочем, как и тебе до прочих.

просыпаешься…
пахнет домом,
пирогами, весенним дымом.
в этом мире, тебе знакомом,
ни войны, ни мостов до Крыма.
только мама и только утро,
что само по себе – награда,
а в глазах у неё – Калькутта,
с терпким привкусом Ленинграда.





© Ник Туманов

Моя история это реальность.
Твоя история это сны.
Так небо падает, разбиваясь,
Касаясь бликами глубины.

И в рёве волн, шуме мокрых улиц,
Я узнаю боли каждый шов.
И память в кресле сидит, ссутулясь.
И жизнь выходит из берегов.

Так, вопреки глупым убежденьям,
Нельзя забыть, словно свет погас.
И боль не лечит ни Бог, ни время,
Она становится частью нас...


© Хрустальная Марго

Любимый и любящий часто непримиримы.
Но всегда остаются частями одной медали.
Их связует ребро - любовь, что они дарили.
Суть важнее, чем обстоятельства и детали.




© Лина Сальникова

Весна воскресла, чтобы звать живых,
не павших духом, помнящих о чем-то.

Мы были там, на линии травы, мы знали в лица черта, звездочёта,
любого, кто являлся нам и пел. Дарил нам смыслы, рисовал дороги.
Весна воскресла. Различай в толпе её осанку, шёпот про двуногих,
обычных нас, неузнанных никем, забывших маски, снявших с тела шкуры,
но продолжающих на ясном языке молчать про лес, попав однажды в урбан.
И вот теперь мы тени этих стен, затерянные души, голос чащи.
Весна воскресла, вызывая тех, кому в неё идти уже не страшно.
Кто знает все о тысяче причин вернуться в мир, что прочими зачеркнут.

Кто разгадал, о чем мы так молчим.
Влюблённый черт с влюблённым звездочётом.




© Лина Сальникова

Впрочем, как всем нам хорошо известно, нет на свете грехов, которым не нашлось бы прощения (с)

Оскар Уайльд

Как стальной позвоночник подземного змея, что свернулся кольцом где-то в брюхе столицы, из глубин поднимает Медею, Тесея и сто тысяч имён, не желающих длиться. Как, ударившись оземь, идут они лесом или парком идут, если леса не сыщешь, за чужим маяком, со своим интересом - семь морей бороздят корабельные днища. Как не львы и не гидры, но звуки и кадры на пути их встречают и словом, и делом. Из глубин достают и наносят на карту тех, о ком ты недавно и знать не хотела. De profundis, родная, открыто, разбито - опустеют и тюрьмы, и трюмы, и термы, даже ты опустеешь - однажды по битам будет скачан любой и прочитан неверно. Ошибаться - исконное свойство двуногих: не учили ещё обращаться с вещами, оттого и не знаем обратной дороги - согрешили и ждём.

Но никто не прощает.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Покажи мне плёнку - случайный дар, искаженный свет, обнаженный вечер. Никому запретного не отдай, пусть уходят: здесь поживиться нечем. Нам ли, знавшим силу пустых домов, раскрываться с теми, кто дна не ведал? Покажи мне плёнку, где мы с тобой - снег и пепел, время, осколки ветра. Проявляет нас - красный свет внутри выжигает все. Никого не слушай.

Эта пленка стоит как героин.

В каждом кадре рушатся наши души.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Да ты ведь из стали, детка.
Не вздумай сейчас сломаться,
Заплакать, не побояться
Спросить – вы друзья, враги?
Тебя подстрелили метко,
Загнали в холодный карцер.
Осталось минут пятнадцать…
Не надо при нём. Беги.

Пусть с вас поснимают пробы,
Подгонят под госзаказы.
Увидитесь, но не сразу –
Какой-нибудь год и треть…
А в сердце – сплошные пломбы,
И в памяти – метастазы.
Стоишь на ветру, как Лазарь,
Воскресший, чтоб умереть.

От этих безумных танцев
Действительно можно спятить,
Да лето ещё некстати
Закончилось как зима.
И это твоё «останься» -
Оно здесь совсем не катит.
Наверное, правда хватит
Сходить по чужим с ума,

Беспомощно улыбаться,
- (как будто ни рвёт, ни мечет), -
Как будто бы – первый встречный,
И всё начинать с азов…
Уехать нельзя остаться.
Другим-то, конечно, легче.
А ты – как всегда по встречной
И напрочь без тормозов.

Никак не догонишь, как так –
Не в этих ладонях греться,
Не в этих глазах теряться –
Удар по душе с ноги.
А в сердце твоём – реактор
На тысячу килогерцев,
Он может и разорваться,
Себя хоть побереги.

Кто был твоим каждой клеткой –
Без имени самозванцем
Стоит, а над кожей – панцирь,
В секунду – уже другой.

Да ты ведь из стали, детка.
Не вздумай сейчас сломаться.

А он ещё будет рваться
На каждый
эфир
с тобой.


© Лена Ланских

Спасибо тебе за мир, который растет во мне, заполняя, за мир, навсегда покоривший мою войну, за то, что пришла, ничего о любви не зная, пугавшая звуками резкими тишину, за то, что ни разу меня не спросил о прошлом, за то, что ни разу руку не отпустил, и то, что казалось раньше мне невозможным, вдруг стало таким притягательным и простым.
Спасибо за мир, сотворенный на пепелище, за то, что оттаяло сердце среди зимы. Ведь сердце, рождаясь, томится и что-то ищет, блуждая сквозь годы как факел в объятьях тьмы, порой ошибаясь, порою пытаясь сдаться, потухнуть, стать черствым и каменным как гранит... Спасибо, что закружил меня в этом танце,
что любишь,
что позволяешь тебя любить.


© Хрустальная Марго

У неба нет на нас больше планов, оно безумно и ледяно, и лишь луна на нем жёлтой раной сочится болью в твоё окно. И нежилая моя обитель скулит по эху твоих шагов, я твой безмолвный нежданный зритель, моя любовь.
Я океан, поглотивший солнце, виновник зим и столетних льдов, но эта буря нас не коснется, моя любовь.
Не знаю, кто напророчил смерти, кто ад и рай разделил на два, а я б делил все на жизнь, где есть ты, и всё что будет, но без тебя. А я бы взгляд твой увековечил, тепло ладоней, румянец щек, и после жизни, и после смерти, с тобой ещё.
У неба нет на нас больше планов, увы мы скомканных два листа. Но ты была идеальной самой, одной из ста. И я пришит к тебе, приколочен, введен опасным лекарством в кровь,
не дай же мне отпустить нас молча,
я твой и точка, моя любовь.


© Хрустальная Марго

всё мимо, брат, всё мимо февралей.
по кругу не случается, как в детстве.
пружина развернулась вдоль аллей,
вдоль манкого девичьего кокетства.
и нам с тобой всё чаще по прямой,
с которой не свернуть, не оглянуться.
знать, нынче день не твой и день не мой.
немой, от нестерпимой грусти куцый.
и память сердца тоньше волоска,
и на repeat нажать всё меньше шансов.
вчера, казалось, юность у виска
насвистывала жаркие романсы,
а нынче чёрный ангел за плечом
меняет, как хирург перчатки, нимбы...

да нет, я не жалею ни о чём.
случись прожить по новой – повторил бы!






© Ник Туманов

Страшны уже остывшие. Иду,
пинаю пепел, в стареньком аду,
где всё ещё плющом увиты двери,
а в них – старушка, девочка, жена
и спичкой кнопка лифта сожжена
и плачут то ли дети, то ли звери.

Невольно ёжась, чувствуешь края
всех стен. Ну как же! Родина моя!
Не сказка… Но как будто соты гномов -
знакомые балконные склады,
где море лыжно-саночной беды
хранит хрустящий привкус переломов.

Иду, пинаю пепел, фаберже
не поднятого солнца, гаражей
коробочки. И строчка навязалась:
«От города остался огород»
Ну что попишешь… счастье, это – рот,
как многим здесь до смерти не казалось.

Потом они лежали все «вальтом»,
верней – «валетом», а совсем потом
светлели, будто выждали потопа.
Продлёнка мук.
Знакомые врачи.
Плохие и хорошие.
Молчи.
Нет ада хуже искреннего трёпа.

И никому о детстве. Никогда.
Сожрут и не подавятся… балда,
какое – быть? Какая речка-волга…?!
Сама забыла, как кричала – «днесь!»?
Заткнись и помни. Потому что весь
ад в – памяти.
Но это ненадолго.

Прелестный ад, вчерашнее хи-хи,
столбы прямы, тупы, как женихи.
Сам Бог велел.
Какой кошмар.
О, Боже….
Иду, пинаю пепел, ать и два,
в кармане – спички, соль и голова
(набор, чтоб выжить не ахти… но всё же)

И не на что богатство обменять,
ад, это – помнить, чувствовать и знать
о ягодах…не важно…а цветочки:
оладьи, вермишельки, огурцы,
водители, вредители, отцы,
«друзья навек», окурки, Кафка, почки,
теплицы, лица, нет, конечно да,
вода, вино, вино, вина, вода,
температура, тёплые носочки.

Кукушка заводная (на ключе)
с трудом проворковала – «время че»
и притворилась мёртвой на паркете.
Никто не в шоке. Пепел, смрад, уют.
-
Чудовища, как ангелы поют,
и кажутся красивыми
(при свете)


© Ленка Воробей

Дай нам троп — таких, от которых сведёт нутро.
Дай нам лес — такой, чтобы кроны аж до небес.

То ли бес в ребро, то ли в жилах застыла кровь, а теперь согревается, снова берет разбег.
Дай опасности — носом по ветру прочертить — чтобы, голову очертя, через лес лететь.
Это раньше мы выбирали себе пути, а теперь нас находит путь через много лет.
Дай нам милости оцарапаться не всерьез, поднимается солнце — дай ночи хлебнуть взатяг.

Потому что мы слышим, как голос зовёт ее.
Голос нашей весны.
А значит, вираж — пустяк.

29.03.17


© Лина Сальникова

Обманывая тех, что лучше нас, умеющих писать о невозможном, мы нынче молчаливы, осторожны - не стали разбираться, чья вина. Мы разошлись /опять аэропорт/ не потому, что куплены билеты. Какой резон сейчас идти по следу, когда давно проигран этот спор? Мы отказались выйти за черту, сойти с ума, слететь с привычной трассы. Любимая, мы не теряли разум, поэтому рождаем пустоту, не исчезая вместе по ночам, не разбивая время общим пульсом. Отступники – нам в каждом слове пусто. Все громче получается молчать.

Вернись домой, включи Rene Aubry, открой окно – на западе граница.

Нам ничего иного не приснится. Пока мы об ином не говорим.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Если, помня юность, не встретить старость, навсегда останется, что скрывать. Было время, вместо весны достались: серый мрамор, надпись, сирень, трава. Было время – скованы мертвой хваткой, затянув не петли, но пояса, разделенные вечностью и оградкой, мы умели об этом не рассказать. Из молчания выросли даты, дети, долгий путь – подальше от рубежа. Только смерть, за которую мы в ответе, как немой конвойный, чеканит шаг. Переплавив судьбы в господнем горне, отпустили - в землю ушла вода. Только речь всегда застревала в горле. Будто нас и не было никогда.

Эта боль извечная, нутряная, у ее барабанов особый ритм.

Я пришел отдать тебе долг, родная.

Твое слово свободно.

Заговори.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Даты нужны, чтобы медленней исчезать,
не ускорять вращений земного шара.

Помни меня девчонкой пять лет назад, люби меня той, что сегодня совсем большая.
Все эти улочки, ямочки площадей, первый Акрополь, последний за жизнь Везувий.
Мы — это все, что проходит сейчас и здесь, сетка морщин, голод счастья, что наказуем.
Порт улыбался и бликами трогал смех, солнце ласкалось к нам и обводило руки...
Знаешь, я, как и раньше, не верю в смерть, даже от самой пронзительнейшей разлуки.
Ветер Марселя, стон крепости, Ла Рамбла — тёплые линии, пойманные на фото.
Все, что мне можно — сказать тебе: я была. И в этом несокрушимая правда года.

Кем я воскресну, чего я коснусь рукой, о чем я подумаю снова на сон грядущий —
все это я.

И помни меня такой.

С наступающим. Пусть он случится светлей и лучше.




© Лина Сальникова