Блин…
пахнет мужиком…
реально пахнет(!)
/ чужими сигаретами в окно /
И мне не в лом всю ночь стоять на вахте -
дышать соседским горьким(?) табаком..
Как сладок этот запах!
сладок…
сладок(!)
Осенний гормональный передоз!
Мораль пришла в естественный упадок…
Что делать с этим,
граждане?
Вопрос…
……….
Мне хочется….
/ но колется…. и жжётся…/
Мне пишется по-прежнему в ночи.
А там сосед глядит в своё оконце
и курит… курит, сука…
хоть кричи….
Я в общем-то не видела ни разу
его посеребрённый пеплом фэйс.
И он пока -
лишь плод моих фантазий
в осенней череде вакантных мест…
……….
Какой-то первобытною тоскою
вливается в стихи табачный дым…
И звёзды тихо тают над Москвою,
а мы на них по-прежнему глядим
в полшаге друг от друга
лишь(!)
но порознь….
И эта сопричастность к тишине
сплотила нас,
как повесть…. или поезд,
что мчит людей порой к одной судьбе…
…………
И падают…
и падают мгновенья…
А всё-таки, как пахнет мужиком!
Так осень входит дымом в подреберье -
бесстыдно… вожделенно…
глубоко….
Но чувствую, что это лишь начало..
Вдыхаю никотин,
закрыв глаза…
О, Господи!
Ну, как же надо мало,
чтоб в сердце отказали тормоза!


© Аманда Моррис

"Единственный способ избавиться от драконов - это иметь своего собственного".
Евгений Шварц «Дракон»



Там, где мало друзей и всё больше врагов,
Где обрушились разом основы основ,
Где дороги замкнулись цепочкой кругов
Без надежды на вход или выход,
Ты готов согласиться на новую роль,
В ней нельзя поперёк, но получится вдоль.
И воскликнув: «Да здравствует новый Король!»
Ты разбудишь не эхо, а лихо.

Иногда напрямик – это тот же тупик.
Ты друзей растерял и разлуку постиг.
Надоело тебе каждый час, каждый миг
Выбирать между скукой и болью.
В отражениях сотен и тысяч зеркал
Ты найдёшь то, чего никогда не искал,
И, ответив улыбкой на хищный оскал,
Согласишься с предложенной ролью.

Ты – потомок царей, одинокий творец,
Бестолковый слуга и несчастный беглец.
На челе благородном – терновый венец,
Тот, что веру вселяет в убогих.
Но друзей нет по-прежнему, как и врагов,
А в глазах бесконечно рябит от кругов,
И пора отказаться от старых богов
И...
"Да здравствуют новые Боги!..»


© Владимир Плющиков

А жизнь идёт…
Как быстро тают свечи,
Всё тяжелей и горше крест нести…
Когда-нибудь и нам подарит вечность
Последний вздох, последнее «прости»…
Но мы ведь не умрём?
Так не бывает!..
Судьба, похоже, смерть не признаёт.
Подумает, да вывезет кривая,
Швырнёт в очередной водоворот,
Как мелкие разменные монеты,
На счастье…
Только чьё? Сообразим…
Из тьмы и глубины рванёмся к свету…
Да будет Свет!..

…Залетный херувим,
Встречая нас, откажет даже в малом,
И не нальёт положенных ста грамм…

Напрасно…
Что упало, то пропало…

…А мы продолжим жить, назло смертям!
Пусть Мир не наш, и призрачен, но точно
Что и не ТОТ заплесневелый СВЕТ…
И замкнут круг… Порочный, не порочный…
Другого нет, увы…
Другого нет…
Мы будем жить, и встретим степень риска,
Как степень счастья – просто быть собой…

…Клинки остры, грешны, во флягах виски.
Спина к спине… Их много…
…Вечный бой…


© Владимир Плющиков

Я тебе напишу. Не словами - осенними листьями,
Эти письма надёжней всего пронесут через грусть
Мои нежные светлые чувства, оставив их чистыми,
Первозданно-реальными... Я к ним уже не вернусь -

Я сквозь осень. Здесь нет остановок, здесь мокро и холодно.
Ты прочтёшь по прожилкам листвы то, что ясно без слов,
Мой нехитрый вопрос, он осенним закружится золотом:
Хорошо ли тебе в моём сердце?.. Уютно?.. Тепло?..


(с) Татьяна Ноготкова

Не колышется, не шевелится, не подвинется, у зимы ввиду, у снега на поводу, слышь, малыш, я уже не знаю, во что всё выльется: в ядовитую ртуть, в сверкающую слюду, где очнешься - в Нью-Йорке или где-нибудь в Виннице, в чьей постели, в чьих ладонях, на чью беду. Я боюсь, что тебя не хватит не только вырваться - но и даже отпрыгнуть, когда я вдруг упаду.
В этом войске я почетная злополучница, многолетний стаж, пора открывать кружок. Здесь не будет времени пробовать или мучиться, ждать, пока другой осмелится на прыжок. Видишь, милый, по-хорошему не получится, тут сперва глотай - а после лечи ожог. И сначала ты выходишь себе со знаменем - наклоняешься с другого конца стола - я-то знаю, ты давно уже без сознания и в груди твоей застряла моя стрела.
Закружатся, завальсируют шпили, ратуши, голубые сосны, звездчатый хризолит, я насню тебе сегодня морские ракушки и канатную дорогу через залив, дни летят, смеются, щелкают, будто семечки, брось монетку, не считать на воде кругов, две усталые ладони на теплом темечке, бесконечно-мокрый ветер вдоль берегов. Мы гуляем фонарями, дождями, парками, инспектируем устройство дверных щеколд, греем ветер золотыми твоими патлами. Утыкаюсь теплым носом между лопатками, острие стрелы привычно поймав щекой.
Суета и осень, дымка, дурная практика, теплый кофе пополам на двоих в ларьке, шоколадка разломалась на сто квадратиков, что один за другим растаяли в кулаке. Время лечит лучше самых полезных выдумок, голова в порядке, в сердце зарос проем, чтоб забыть тебе сегодня на вырост выданы новый дом, другой автобус, чужой район.
Ты очнешься утром, выдохнешь "утро доброе",
Удивленно глянешь - кто это тут лежит?
Я увижу круглый шрам у тебя под ребрами.

И в который раз попробую пережить.





(с) Алька izubr Кудряшова

Мам, мне сегодня снилась война, это очень страшно. Я схожу потихоньку с ума, путая прошлое с настоящим. Привыкая скучать сильней, обостряя рецепторы до предела. Из шести миллиардов людей он один такой. Вот в чём дело. Я от этого в эйфории, в странном вакууме тепла. И я смалчиваю его имя, не могу никому сказать. Стала тише и молчаливей и меня занесли в резерв. На ладонях моих нет линий. Я больной удалённый нерв.
Мам, мне снились его глаза - это лучшее, что я помню. Хотя все мои антитела в это время бились в агонии. Мои вены взрывались льдом и зашкаливали приборы. Мам, я сломанный метроном - и не более.
Я в системе. Простой солдат. Не боюсь ни огня, ни смерти. Не сворачиваю назад и из ран моих свищет ветер. И слова мои сплошь вода, так, что не за что уцепиться.
Мам, я помню его глаза.
Не могу запретить им сниться.


© Хрустальная Марго

Все фобии кошек родом из пришлых снов,
Клубком дежавю вплетенных в кошачью память.
В них сотни котов уныло гремят цепями
И, как по этапу, ходят вокруг дубов.
В них каждую ночь угрюмый старик Зенон
Упрямо твердит, что Том не догонит Джерри.
И призрачен свет, и крепко закрыты двери,
И Шредингер, добрый доктор, приходит в сон.
В руках неизбежный примус. «Ноблесс оближ»,-
Наполнен прозрачным спиртом стакан лафитный.
А небо как будто стерто куском графита,
И звёзды слезами Бастет стекают с крыш…

К несчастью боятся кошки всего и всех –
Соседских собак, пингвинов, медведей гризли.
Но больше всего на свете – девятой жизни.
За каждый сиюминутный кошачий грех
В обличье людском ответить придется им,
На ворох мирских забот променяв свободу.
И вроде бы дольше жизнь, но короче годы.
И поздно кричать «Не ведали, что творим»…

А дальше – часы, недели, десятки лет.
Но если на мир кошачий взглянуть с изнанки,
То чаще всего не кошки, а самозванки
Являют себя под вывеской «pussy-cat».
Притворно мурлычут, когти и хищный взгляд
Скрывая за аватаром с чужой мордашкой.
При этом, едва не плача, вздыхают тяжко,
Греша на судьбину, взятую напрокат…

У истинных кошек время течет назад.
Девятая жизнь диктует свои резоны.
По этой причине кошки традиционно,
В надежде на рай, всегда выбирают ад.
Они - одиноки, ценят земной уют,
Всю жизнь прозябают в маленьких коммуналках.
Настолько порой себя драгоценных жалко,
Что впору запить, но кошки, увы, не пьют.
Здоровье у них ни к черту – живут вразнос,
Грехи искупая день изо дня сторицей…
…Но мышкиным слёзкам не суждено отлиться,
И что после этой жизни – большой вопрос…





© Владимир Плющиков

В комнате пахнет мятой и свежей сдобой.
Тени в углах сгустились, и потому
Дверь приоткрыта ровно настолько, чтобы
Свет золотистой змейкой рассеял тьму
И, темноты зловещей стирая пятна,
Спрятался в пыльных складках глухих портьер.
На самодельной тумбочке прикроватной
Чтение на ночь — Теннисон и Бодлер.
Розовая ночнушка на спинке стула,
Пара пушистых тапочек на полу.
Кошка по кличке Барби давно уснула,
Шнауцер Кен тихонько сопит в углу.
Пуще неволи, страха сильней — охота
К темам запретным и перемене мест.
На покрывале шелковом «Книга Тота»,
Карты Таро составили Кельтский крест.
Путь в никуда, точнее тропа куда-то
В призрачный мир, где каждый тебе не рад.
Мелом очерчен круг на полу дощатом.
В зеркале — ночь, но только на первый взгляд…

… Белое платье, плечи покрыты шалью. Храма руины, сзади дремучий лес. Девочка, настоящее Зазеркалье мало напоминает страну чудес. Здесь не живут ни Дороти, ни Алиса, здесь не построит город Великий Оз. Вместо красотки Барби — ручная крыса, вместо любимца Кена — кудлатый пёс.
Ты осторожно к храму шагаешь через дикий кустарник, мимо надгробных плит. «Господи… Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen…” У ног скулит жалобно пёс. «...Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua…” Всё злей и злей ветер. За каждым шагом следят угрюмо чьи-то глаза с расколотых витражей.
Мрачен центральный неф, ты дрожишь в ознобе. Кажется, что под своды пришла зима. Девочка, ты одна… Этот мир способен лишь разлучать и тихо сводить с ума.
Завтра тебе исполнится восемнадцать — время веселья, шуток и озорства. Девочка, мысли склонны овеществляться, если добавить чуточку колдовства и захотеть.
Зачем же, скажи на милость, ты привечала тьму, отрицая свет. Это ли мир, в который ты так стремилась, и о котором грезила столько лет? Не упивайся скорбной своей юдолью. Крысе шепни, голодному псу скажи, мол, это падать страшно, упасть — не больно. Просто на полуслове споткнется жизнь.
Девочка, ты привыкнешь, поймешь какому богу молиться, где находить друзей. Стоит хоть раз назвать это место домом, станет полегче, станет чуть-чуть теплей…

… В комнате рассвело, на пустой постели,
В сладких объятьях ласковой тишины,
Сонные Кен и Барби подушку делят
И о хозяйке видят цветные сны.
И ничего не кажется им зловещим.
И никаких не видится им обид…

Зеркало не разбилось, но сетью трещин,
Как паутиной, старый трельяж покрыт…

… Девочка, будет страшно. Ты в полной мере горе познаешь горькое, но поверь, в тот самый миг, когда закрывались двери, рядом с тобой открылась другая дверь. Путь к ней лежит по тропам звериным между явью и сном, желанием и судьбой.
Ключик в тебе, а имя ему — надежда. Падай и поднимайся, но будь собой…

(с) Владимир Плющиков

У дома есть крыша. По крыше гуляют коты.
А ты с ними часто сидишь и отчаянно куришь.
Пьёшь пиво, молчишь, и о чём-то неясном тоскуешь,
и смотришь в глаза темноты. А в глазах темноты

пылает луна, что похожа на стёртый пятак,
на стёртый пятак, и поныне имеющий цену,
и скучный Пьеро, выбираясь на вечную сцену,
трясёт рукавами до пола. До пола. Итак,

кто выдумал, что победив в бутафорских боях,
в прозрачной ночи, при такой же луне ярко-медной
увидишь, как жизнь - та, что прожили мы на паях
уходит бесследно? Бесследно уходит. Бесследно.

Что было, то было. И как это было острО -
кошачий зрачок в свете фар, пролетающих мимо...
Так вот он каков - страшный танец печального мима...
На кукольной сцене заплаканный пьяный Пьеро.

Живи себе, здравствуй, ходи по субботам в кино,
детёнышам на ночь мурлыкай давнишние песни,
и жизнь, что как будто уже закатилась давно,
однажды воскреснет. Воскреснет однажды. Воскреснет.




(c) Михаил Розенштейн

Назовём это G. Тут и "goddess", и точка экстаза,
И российское getto для всех, кто рождён не в столице,
И любовная связь /незаметная с первого раза/,
И, конечно, glamour, лакирующий свежие лица.

Назовём это G. Я клялась, что ни слова о старом?
Мыслерифмы летят, отягчённые цепью событий.
Я готова простить - только ты отвечаешь ударом,
Незадачливый принц со щитом "капитана корыто"...

Назовём это G. Чтоб народ, ожидавший соблазна,
Недовольно вздыхал, дочитав перезрелые строки.
/Я пишу о тебе, - хотя честно пытаюсь о разном.../
Вот такой уж ты Муз. Неслучайно/подкожно жестокий.

Назовём это G - как Guerlain, Geometria, Google...
Разудалая жизнь красит щёки неоновым жаром.
Я бинтую тоску. И в корсете мне дышится туго,
Потому что под вечер я еду по клубам и барам...

Назовём это G. И сотрём объяснительный список.
Ты же сам понимаешь причины и следствия, милый...
Я отличный юрист, - но, к несчастью, плохая актриса.
Значит, G - это "go". Get away...
...Извини, что любила.


(c) Екатерина Балахонова

Я скучаю. Тихо, глупо и безнадёжно.
Пригвоздить бы своё дыхание к твоей коже.
Можно?

Мне бы осень за ворот блузки, мне б ладони в твои карманы.
Километры ложатся в душу, время лижет чужие раны.
Моя Осень на дне стакана
Отличается от твоей.

Все дороги твои разглажены светом уличных фонарей.
Я тяну тебя за рукав из родных твоих ноябрей.
Твои Осени совсем не чета моим.
Может, просто поговорим?
Потревожим друг другу раны. Ты же этого не выносишь.

Мутным морем на дне стакана
Разливается моя Осень.


© Хрустальная Марго

Остров таинственный… Любящей Женщины…
Есть он… на карте сердечной отмеченный…
Нежность там бродит… печальная… странная…
Сказки живут, исполняя желания…
Птицы летают… с зелёными крыльями…
Сны там сбываются… только счастливые…
Остров таинственный… Преданной Женщины…
Грустные песни звучат тихим вечером…
Шёпот… мерцает… на небе хрусталинкой…
И на подушку спускается, маленький…
Шёпот Любимой… На ушко, в ладошку ли…
Ластится тёплой податливой кошкою…
«Как хорошо мне с тобою, е-дин-ствен-ный».........
Любящей…
Женщины…
Остров…
Таинственный…


© Лара Мишанова

Я думала Время лечит, я думала Время учит
Справляться со всем неизбежным.

И снова проклятый август въедается в мои руки, болит непривычно-нежно.
И снова "ты" в каждом звуке, на мятой моей подушке, в растрёпанных волосах.
По странной привычке с утра налью чай в две кружки, но лучше тебе не знать.
Но лучше тебе совсем ничего обо мне не знать...

Что я стала злей и резче, что я приросла к молчанью, что это не так легко.
Что я твой колючий образ повсюду с собой таскаю, слова все мои - вскипевшее молоко.

Ты так далеко, я знаю.
У самого-самого сердца.
Так далеко.


© Хрустальная Марго

Я хочу, чтобы вы меня не узнали. В этом строгом платье, на каблуках.
В октябре начнут собираться стаи. И запахнет горечью в небесах.
А пока смотри на мои ладони. И читай по ним. И рисуй на них.
Изо всех истерик и всех агоний у тебя самый резкий удар под дых.

Я хочу тебя встретить. Совсем случайно. И от страха снова забыть слова.
Длинным шлейфом потянутся в небо стаи. Брызнет вниз акварельная синева.
И найдутся ответы на все вопросы, даже те, о которых ты сам не знал.
У тебя предательски нежный голос.
Я должна смириться,
Что он мне лгал.


(с) Хрустальная Марго

Ну все уже: шепоток, белый шум, пустяк.
Едва уловимый, тлеющий, невесомый.
Звонка его ждешь не всем существом, а так
Одной предательской хромосомой.

Скучаешь, но глуше, вывернув звук к нулю.
Как с краю игла слегка шипит по винилу.
Все выдохнула, распутала, извинила,
Но ручку берешь, расписываешь уныло –
И там,
На изнанке чека
«люблюлюблю».



(с) В.Полозкова

Есть барьеры и впрямь до неба, когда совесть идёт по следу, вычищая тележку бреда самым сильным из модных средств. Есть "нельзя", что звенит под кожей, бесконечно и дико гложет бедный разум... Да ты же тоже выбираешь "своих" невест!

Мир меняют другие люди. И, по счастью, они не судят за фальшивый формат прелюдий, расточаемых вкривь и вкось. Но никто не поверит слухам, что нашла на меня проруха, что мощнее родного духа оказалась чужая ось.
Да по правде, страшнее было... Я сейчас собираю силы - рассказать о последней миле. Той, которую поздно брать. Ты резвись себе, если хочешь; мы столкнемся случайной ночью, оба пьяные (даже очень)... тупо нервы пощекотать: даже выпив шестую стопку, я не выйду из старой лодки. Много крови на красной кнопке - мало страсти в твоем "приди". Между вечным и очень кратким выбирать априори гадко...
Нет, по-крупному я в порядке, раз звучит саундтрек в груди. Что там бьётся - никто не знает; но оно мне не так мешает, как, допустим, цветастый шарик, принесённый мальчонкой в дар. Потому что детишек жалко. Им не место на странной свалке, где любовь угрожает палкой (или требует гонорар).

Перебить бы в нули пароли - твой онлайн меня хлещет болью. До чего же дурные роли... Сценариста убрать к чертям!.. Я смотрю на десяток фото /не совместных, конечно, что ты!/... - Геометрия все субботы посвящает, как видно, нам. Я пытаюсь растаять в лете (благо, сколько таких сюжетов о разорванных вмиг билетах и поездках в один конец?) - только держат дела и связи, а чарующих безобразий, отдающих арабской вязью, дожидаются сто овец.

...Мы не сядем за общий столик. Потому что удав - не кролик. Потому что смешно до колик от объёма твоих понтов. Если рвутся на вдохе струны, толку спрашивать карты/руны (и тем паче - с моей трибуны) о правдивости давних слов?
Не табличкой красивых чисел забивать первозданный смысл. Как потомки известных высей, мы готовы всегда к войне...
И уткнуться в твои колени, мой невольный/безвинный гений, по итогам весомых мнений - можно всякой, но лишь не мне.





(с) Екатерина Балахонова

Очень скоро всё пройдет. Очень скоро.Зарастут дурман-травой наши споры.
Унесёт меня в снега поезд скорый,и дождём с асфальта смоет следы.

А ты спросишь: Что с тобой происходит?Я отвечу: всё пройдёт. Всё проходит.
В разговорах о друзьях, о погоде утоплю слова, как в толще воды.

Очень скоро всё пройдёт. Очень скоро.Завизируют уход контролёры.
Зачитаются на бис приговоры и закроется архив на замок.

Ты напишешь миллион новых песен,потеряв мотив, что мне интересен,
Воздух пробуя на вкус... Только пресен он, мой ангел, если в горле комок.

Очень скоро всё пройдёт. очень скоро.Не заметит соль в глазах мокрый город,
И зеленым подмигнут светофоры,и прохожие раскроют зонты.

Затеряются в толпе силуэты,доверяя телефонам секреты.
В темной комнате с огнем сигареты
догорает слово "ты".





(с) Ева Ловьянова

И рыжая кофта сползает с плеча,
и кисти сережек щекочут ключицы,
и чем эта женщина не огорчится,
придут утешать ее два палача.
Спешит, и небрежно, легко топоча,
роняет улыбки направо, налево.
Она никудышней была королевой,
за что и попала сюда и сейчас.
Жила, как хотела, - одной ворожбой!
Она и в колдуньях была неумеха,
она задыхалась от горького смеха,
теряя одну и вторую любовь.
С тех пор ей не больно. Но лишь загрустит,
придут те любови и с нею заспорят:
ах, это ли, милая, это ли - горе?
Не хочешь ли вспомнить, как вправду болит?
И к сердцу приставят два острых меча.
Еще и сегодня она отмолчится,
а только сережкой качнет над ключицей
и кофту поправит на зябких плечах.



(с) Алекс Гарридо

Что за разница - кто мы, откуда мы и зачем,
моему виску - в самый раз на твоем плече,
руками крепче обнять, ногами тесней сплестись,
спи, любовь моя, спи, нам удалось спастись,
а что и как - мы узнаем потом, да и все равно...
Сколько света небесного утром вливается к нам в окно,
а ты, засоня, видеть не хочешь, спишь, ну и спи,
а я здесь, я рядом, я только встану попить,
сяду за клаву, но я недолго, я снова к тебе вернусь
и вот так - руки-ноги, и одеяло коконом заверну,
для чего нас сюда - или сами заплатим чем,
твоему виску в самый раз на моем плече.



(с) Алекс Гарридо

Пока кругом сияет листопад,
колышет ветер золотую реку.
На эти листья страшно наступать,
а больше некуда.
Еще успеем перезимовать
и в грязь втоптать невинность бела снега.
А страшно как — любимых предавать,
а больше некого.
Весна прозрачна. Шелк — ее наряд.
Клянись, что расстаемся не навечно.
Страшнее нет — надежду потерять,
а больше нечего.
Созрело лето, как запретный плод,
и алый свет слепит глаза под веками.
Молиться страшно. Богу — не поймет.
А больше некому.



(с) Алекс Гарридо

"Пустота в пустоте - хоть живи , хоть умри..."И.Кондратьев

...соблюдать дневниковый режим?..совпаденья пристрастны и редки...
будто птицы молчат этажи,каждый рвётся из лестничной клетки...

и признанья мои не при чём...о любви - вне любого формата...
дверь отмечена старым ключом,точно галочкой нужная дата...

стражник-лифт открывает врата,тени лестниц придвинулись ближе...
и на белом экране листа -"я тебя никогда не увижу"

проступает...цитаты горьки...одиночеству - жалкая плата...
...и уходят слова в дневники-не-зависимо от результата...




(с) Татьяна Пешкова

Ворвавшись в жизнь - стабильную сполна. Я рушу то, что строилось годами. Как ураган. Как шквальная волна. Как никому не нужное цунами. И между вами нет иных преград. Как нет и притяженья между вами. Я - между вами вставший аромат. Я - рыбья кость, застрявшая в гортани.
Я - просто лишний. Нарываю и болю. Как вовремя не вырезанный чирий. Как вражий флаг - родному кораблю. Как ненавистное до судороги имя. Как крест нательный, что не освящён. Как голос в хоре, плачущий фальшиво. Как смех - когда на муки обречён. Как бывший друг, идущий просто мимо.
Но я - не сноб. Не верую в клише. И на пожарах не бывавшая доселе. Любовь моя - не тушится уже. А ваша? - Пепелеет еле-еле...
Всё решено. Я буду пить до дна. Не мой удел - быть третьим на Плющихе. Железна - воля. В ней - такая глубина... Как в драку насмерть ввязнувшие психи.
Как труден путь. Когда неравен бой. Когда ты - вроде в доме, но за дверью. Стоишь и молишься тихонько, сам с собой. И просто знаешь, что просящему - по вере. Что кончен бал - сомнений и обид. Пусть - пройден вход. И выход - на запрете.
Надежда есть(!!!)...И мАнит, и томИт. Что, может быть, не я(?) - тот самый третий...





(с) Милая Леди

...светло и чисто...осень у дверей...да ты, сестра моя, золотошвейка, и к вышитым деревьям во дворе прибавится дубовая скамейка, окно напротив, чей-то долгий взгляд, и ветер, пробегающий верхами...и я за жизнь цепляюсь всем подряд, вернее, тем, что есть ещё - стихами...

(с) Татьяна Пешкова

Во всём, что происходит - мы виноваты сами.
Любовь - она ребенок, положено кормить,
И баловать ненужными игрушками-шарами,
По выходным в театры, в кино и в цирк водить.
Любовь чуть угловата, как девочка-подросток,
Капризы и гормоны тревожат душу ей.
С ней нужно осторожно - опасный перекрёсток…
Девчоночка - на красный, и ты её не сбей.
Любовь, девица с томно-печальными глазами:
Вздыхает сладострастно и просится в постель,
И в верности клянётся тебе пред образАми.
Поверишь ли девице? Пожалуйста, поверь!
Любовь, она спокойна, как женщина под сорок
(хотя, и среди этих встречается огонь).
Она всё в жизни знает, и не выносит сора.
Порой на лёд похожа, и говорит «не тронь»
...а ей бы снова в детство, с конфетами-цветами,
Чтоб юности и счастья доступен стал секрет...

Во всём, что происходит — мы виноваты сами
Любовь — она старуха… Дадим ей умереть?!


© Коома

...а он курил в основном без фильтра,
читал Шекспира в оригинале,
любовь, покадрово, в старых фильмах
смотрел, и, зная, что, там, в финале,
герои будут безумно happy,
был рад от мыслей, как надо делать:
рубашку, утром, с крахмалом гладил,
ходил в «кабэ» не зарплаты ради,
а, чтобы просто увидеть Надю.
но, жаль, не мог победить несмелость
Откуда всё же берутся дети?


...она казалась всем старой девой,
в её-то тридцать, увы, не редкость.
и никогда не стремилась первой
быть в чём-то, мама внушала с детства,
что "скромность есть благодетель женщин".
но мама рано ушла из жизни.
в семнадцать, вдруг, перекрыли воздух,
деля судьбину на «до» и «после»,
всё время мерзла, но так неброско,
что никому не мешала.
Пристань
искала в малом, но, чтоб без трещин.


...сошлись случайно. А что есть случай?
цепочка звеньев в часах у Бога.
она не знала:
бывают лучше.
ему хотелось совсем немного
тепла, отмеренного судьбою.
согрелись оба, любви огромной
не нужно было промёрзшим душам.
читал, она же любила слушать;
с улыбкой гладил её за ушком...
...неброско счастливы были, скромно…

Счастливей, право, чем мы с тобою.






© Коома

Ты входишь в меня своими привычками,
Запахом кожи, тревогами дня,
Тем, что казалось тебе очень личным,
Усталым, голодным ты входишь в меня.
Ты входишь в меня голубыми глазами,
Спокойным дыханьем глубокого сна,
Ты входишь в меня от обиды слезами,
Без спроса, как входит зимою весна.
Ты входишь в меня поутру крепким чаем,
И ночью без сна, в ожиданье звонка;
А если не входишь, я сильно скучаю,
И жду, что войдешь, извинившись слегка.
Ты входишь в меня, то затишья часами,
То гром извергают твои небеса...
Мы входим друг в друга любви полосами:
Уже не понятно, где чья полоса.


(с) Коома

Прости, я знаю, сейчас не время, но будет поздно сказать потом.

Когда сажал ты в меня то семя, ты думал, сердце покроет льдом? Всерьёз поверил, что непригодна для чувства почва, что я - зима? А реки времени многоводны - не ожидала и я сама, что семя вдруг прорастёт любовью, надёжной, крепкой, как вечный дуб.

Я знаю: только одним тобою смогу я жить, не смыкая губ.

Сказал мне кто-то, что время лечит... Прошло полгода - и хоть бы хны. Сказали, чувства - они как свечи, и в этом нету ничьей вины, но почему разгорелось пламя, не затушаемое ничем? Я помню всё, что случилось с нами, и невозможно понять, зачем. Быть может, всё не имеет смысла...

Какая разница, если ты - единственный, кем забиты мысли, о ком рисую свои мечты?

И время вдруг потеряло силу (а может, и не имело сил). Скорей бы лето, а то уныло. Скорей бы воздух тебя забыл... Сама не верю своим надеждам, ведь сердце знает: всё ерунда. Ничто не будет, как было прежде - мне не забыть тебя никогда.

Лет через десять проснусь под утро и снова вспомню твои глаза. Они - единственное, как будто, что через годы забыть нельзя.





(с)

ты видел небо, ты знаешь точно: посеешь верность - пожнёшь любовь.
ты научился читать меж строчек и ждёшь, что вечность вернётся вновь.
в глазах, в улыбке, в движеньи пальцев - во всём тебе есть немой ответ
на те загадки, что, мне казалось, не разгадаю десятки лет.

пусть гаснет солнце за горизонтом, и умолкает в душе весна,
ты удивляешь своим экспромтом, и я не помню, что я одна.
тебе не страшен мой злой характер, мои усмешки тебе в глаза.
ты бережёшь (а другие тратят) слова, что я не могу сказать,

ведь в них - вся правда моих эмоций, негласный возглас моей души.
другой, услышав, вовсю смеётся, а ты несказанным дорожишь.
ты видишь дальше, ты смотришь глубже и понимаешь меня без слов,
изнаночной стороной наружу ты выставляешь мою любовь.

когда-то ты не летал по свету, ты часто злился на всё и всех,
но лучик солнца своим рассветом раскрасил мир - и пришёл успех.
ты сам стал солнцем для ближлежащих и научил меня быть собой
ты для меня очень много значишь - ты мой учитель и мой герой.




(с)

Он не придет, она звонить не станет,
Помчатся дни, умножатся дела,
И вряд ли станет ясно – чья взяла,
В той буре, уместившейся в стакане.

У судеб одиноких путь не прям,
И где-то круг сомкнется для обоих,
На горизонте памяти и боли,
Где им любовь построит новый храм.

Но высоки и каменны заборы
Двух не смертельных, в общем-то, обид,
И старых ссор пузырится карбид
В пустой воде их едких разговоров...

***

Как часто в этой жизни пустяки
Ломают судьбы, как метели – ветки
Как часто мы себя сажаем в клетки -
Любви, зовущей в небо - вопреки…




(с) Сергей Кудаев