I. И теперь нас уже не представить по одному.
Сердце трех остается единым в кругу времен.

Я храню тебя неустанно, и потому я молчу о нас так, что молчания не поймет
ни один посторонний. Осенние, мы прошли столько жизней, чтоб выбраться к этому февралю,
но из всех не сбывавшихся, бывших, знакомых лиц я запомню твое, потому что тебя - люблю.
Узнавая твои среди сотни других шагов, я встречаю тебя у каждой из переправ.
Ты всегда возвращаешься, делая каждый год нашей общей реальностью, самой большой из правд.
Я молчу о нас. Просто дышу с тобой в унисон. Я не помню миров, где мы кем-то разлучены.

Солнце катится по небу огненным колесом,
отмеряя минуты до нашей с тобой весны.

II. А потом замыкается время, и мы - внутри.
Вечный круг, колесо Сансары и сердце трех.

Вопреки невозможности я повторяю ритм твоих действий, умея угадывать наперед.
Я учусь одиночеству вместе, я все могу. Осознав и приняв то, что делает нас одним,
я способна легко целовать тебя на бегу. Я привыкла, что нас с тобой держит тугая нить.
Каждый в мире - граница, дорога, такой Чинват, где решается, кто остался, а кто - ушел.
За еще один круг я смогла приручить слова так, что нить этих слов превращается в прочный шов.
А потом - замыкается время, и нить поет, и пространство вбирает в себя этот тихий гул...

Нас так много друг в друге, что тает февральский лед.
Я все время - с тобой. Поцелуем у края губ.



© Лина Сальникова

Ты выучишь другие языки, ты вспомнишь их, как вспоминают предков, твой древний дар, пронзительный и редкий, их оживит движением строки. Ты выучишь другие имена, ты вспомнишь их по строгости созвучий, их долгий слог, протяжный и певучий, как эль густой, испробуешь до дна. Ты выучишь другие голоса, ты вспомнишь их, как шепот колыбельной, ты станешь сильным, искренним и цельным, когда Она поверит в чудеса.
Честней всего – очнуться на краю, узнать себя, оставленного всеми, и по следам легко пойти на Север, где о тебе, неведомом, поют. И с каждым шагом выпускать из рук свои пути, повадки и приметы…

Ты понял все, но помолчим об этом, пока строка заканчивает круг.


© Кот Басё

Ты ведь слышишь меня? Кто честен, того не чтут, ну а кто обречен, того не придут спасти. Проведи меня сквозь чертову пустоту, пропусти меня красной нитью сквозь этот стих. Я источник боли, такой постоянный ток, от которого ярок свет и болят глаза, я ложусь на стол холодным пустым листом, ты приходишь тело строчками разрезать. И ведь знаю все, и ведаю, что творю, и умею притворяться почти живой, ты меня рассыпал снегом по январю, снег растает – не останется ничего.

Так смотри, я принимаю твои черты, я меняюсь, я опять становлюсь водой, и внутри меня всегда остаешься ты - нерушимым айсбергом, окаменевшим льдом. У воды – ни дна, ни русла, ни берегов, горизонт без края да океана ширь.

Отпусти нам эту гавань и этот год во спасение моей и твоей души.


© Кот Басё

Я хотела бы так - старый домик, весенний вечер,
Солнце золотом мажет прохладный морской песок...
И вокруг - ни души, ни малейшей случайной встречи,
Море мягкой прохладой мои накрывает плечи,
Воздух пьется так сладко, как терпкий вишневый сок.
Открывается правда во всей неприглядной сути -
Хоть молчание - золото, но уж не обессудьте,
Я устала разменивать чувства на звон монет...

Я хотела бы, знаешь...
А, впрочем, наверно, нет.

Я хотела бы так - вновь жара, дефицит прохлады,
Город снова в тумане от дыма, напуган, пьян.
Он - спасенье для тех, кто не хочет встречаться взглядом,
Но мечтает - хотя б на мгновенье - остаться рядом.
И нелепое счастье ложится ко мне в карман
В виде цифр на билете. И тихого де жа вю...
И на миг промелькнувшего "я его не люблю"...
И на тихое "Врешь" - прозвучавшего вдруг в ответ.

Я хотела бы, знаешь...
А, впрочем, наверно, нет.

Я хотела бы так - наше время течет назад.
Обнимаешь, как прежде
И рядом.
Глаза в глаза.


© Анна Кулик

Где ты, Алиса? Где? На Луне, на Марсе?
Помнишь, Алиса, как в Тридевятом царстве
фокусник вышел, кролика взял за горло…
Как же небыстро эти прошли полгода.

Мир развалился перед Медовым Спасом:
фокусник вышел, сделал простые пассы…
Нет, он не вышел. Он написал записку.
Чтобы в ушах звучала мышиным писком.

Мыши при чём тут? Это балет «Щелкунчик».
Помнишь, кем в полночь Золушкин станет кучер?
Лучше возьми на ужин вина и яблок.
Ты ничего, Алиса, не смыслишь в маглах.

Хватит, не бойся. Больше уже не бойся.
В жизни полно ударов – почти как в боксе.
Надо работать, надо держать удары:
из бибизяна так получился Дарвин.




© Ника Невыразимова

Утром проснёшься от поцелуя солнца.
Ветер притащит запахи летних трав…
Что я гоню? Я гонщик. Почти Алонсо.
Я автогонщик – только без всяких прав.

Утром проснёшься – значит, дела неплохи:
вышел из ночи, линию пересёк.
Вспомнишь меня на выдохе, и на вдохе,
и проверяя в зеркале бритость щёк.

Мысли магнитом тянет к запретным темам –
к тем, глухариным – правильным на току.
Всё это гонки по вертикальным стенам,
а временами – даже по потолку.

Ты автогонщик, я автогонщик тоже.
Два дурака, и каждый из нас – пилот.
Кто этот малый, в зеркале? Осторожен.
То-то молчит, воды набирая в рот.

Чтоб говорить – свободно и что попало,
надо, как в цирке, в рот набирать огня…
Утром проснёшься – солнце поцеловало.
Лучше бы я, конечно. И ты меня.



© Ника Невыразимова

Город светел и свят, но всегда от меня далек, в этом городе ты – роса, бирюза и лен, если ты смеешься – искрится в реке вода, если ты молчишь – река холоднее льда. У тебя там храм, не город, а божий дом, я смотрю на тебя и даже дышу с трудом, по дорогам идет народ и ведет запев. Ты поставь от меня засов, положи запрет.

Да хранит тебя бог от тревог и напрасных бед. Сделай так, чтобы я не думала о тебе.

У меня здесь путь, не видно ему конца. Я на этом пути себе господин и царь, я клейменый раб, последняя голь и чернь. Я хочу хоть раз уснуть на твоем плече. Не бросай венок, на травах не ворожи, от тебя ко мне уже протянулась жизнь.

На распутье камень от века горюч и бел. Сделай так, чтобы я не думала о тебе.

Не зови меня к себе, не отдай ключа. Научи меня беззвучно в ночи кричать. Сделай так, чтобы я не думала о тебе. Если голубь мой к тебе прилетит – убей. Если семя прорастет из земли – сожги. Если слуха коснется имя мое - беги.

Мир народу твоему и твоей судьбе.
Сделай так, чтобы я не думала о тебе


© Кот Басё

Его лицо – что древняя камея,
А поцелуй – на лбу моем печать.
Его шаги легки, но я умею
Из тысячи шагов их различать.
Свет станет тьмой, а небо станет адом,
Падут столпы, восстанет бесов рать,
А он придет – и просто встанет рядом,
И мне не страшно будет умирать.

Вы, кто хоть раз от смерти не воскресли,
Вам не понять, к чему я все веду.
Он вытрет слезы, буду плакать если,
И он поднимет, если упаду,
Собой закроет спину в пьяной драке...

Я знаю все. Ну, кроме одного –
Как смог он вереск вырастить и маки
на пепелище сердца моего?




© Саша Кладбисче

Мы – те, кто тысячи веков подряд
Земной оси вращает медный ворот,
И в каждом есть энергии заряд,
Чтоб освещать неделю целый город!

Мы – плоть и кровь, латунь и серебро.
Да, в нас – порок, и недостатков масса.
Но также мы, животные из мяса,
Умеем петь, прощать, творить добро,
Согреть других теплом сердец и рук…
Ведь свят не тот, кто молится усердно,
А те, кто не смотря на зло вокруг,
До края остаются милосердны.

Ты, кто читает – ты один из нас,
Святого сердца преданный спецназ,
Часть целого, и сам – единый целый.
Кто видит мир не в оптике прицела,
Орла кто зорче и смелее льва;
Кто в сердце носит главные слова:
«Будь благ. Не отвернись и не обидь».

Кто видит – путь страданием отмечен,
Кто знает, что наш век – недолговечен,
Но все-таки отважился
Любить.




© Саша Кладбисче

Когда корпус подмоги далек и недосягаем,
Когда рвутся гранаты, и лёгкие крутит газ,
Остаётся любовь – это всё, чем располагаем.
Это то, что не выбить и не отобрать у нас.
Когда кажется – тщетны старания и попытки,
Оккупирован трон, заблокирован кабинет,
Остаётся любовь – это то, что у нас в избытке,
С чем нельзя проиграть.
То, чего у них просто нет.

Когда злобно закушены губы до брызгов алого
И глаза застилает багровая пелена –

Помни:
Только любовь всегда побеждала дьявола.

Лишь она.


© Саша Кладбисче

Снежные ливни, не воздух – дым,
с неба летит стеклярус.
Ты, представляя меня с другим,
сразу впадаешь в ярость,
что вообще-то не комильфо:
мало ли, как там дальше...
В пальцах твоих хрустит телефон –
так ты его раздавишь!

Эти звонки – сквозь туман и зыбь,
свежие, с пылу с жару –
средство совсем не забыть язык,
выученный на пару,
тот, на котором поговорить
больше ни с кем не выйдет.
Эти звонки – просто голос, ритм…
Голос звучит навылет.

А обсуждаем-то ерунду –
видимость, снежный ливень.
Строем недели по нам идут –
так и не исцелили.
Эх, подсказал бы мне кто рецепт –
быстрый и безопасный…

«Как ты там?» – спрашиваешь в конце.
Так же, как ты:
ужасно.




© Ника Невыразимова

Рифмы скорчились, почернели, упали пеплом на белый снег, мы стали слабыми в самом деле, мы не способны на скорый бег, мы обманулись в своих надеждах - на землю рухнули облака, наверно, так исчезает нежность, так ночью в окнах вскипает тьма, так дети больше не верят в сказки, а взрослые - в Бога, так год назад - мы были наивны, чисты и ласковы, мы шли сквозь цветущий вишневый сад, мы видели вечность в глазах небесных, мы видели золото на песке, теперь занимаем немного места, бранясь в однокомнатной тесноте.
И рифмы опали сухим листом от первых морозов, от слов случайных, и тонким изысканным серебром укрылись их неразглашенные тайны. Я буду смотреть, как вода в реке становится льдом нехотя и долго. Поскольку наш мир пребывает слеп, когда идут войны, разруха, голод..
я просто иду на твой светлый голос - вот всё, что мне нужно сказать тебе.


© Хрустальная Марго

Учишься никому о себе не врать.
На молчание отвечаешь своим молчаньем.

Тот, кто связал нам руки, почти неправ - он совсем не несет ответа, что мы дичаем.
Он совсем не подумал о равных и ножевых, извлекая на свет нас из хаоса, тьмы и шума
и вдыхая любовь в нас, до этой любви - живых.

Только мы отвечаем за то, как она бушует.

Только мы теперь вправе создать этот мир таким, как хотелось бы нам, и - беречь его или рушить.
Если первое - не убирай же своей руки!.. А второе - ну, значит, второе... Но только слушай,
как звучит мое сердце, тебе не желая врать, как поет о тебе, невзирая на то, кем станем.

Он придумал нам свет. Он позволил нам выбрать мрак.
И когда слишком больно, их можно менять местами.



© Лина Сальникова

Лето уходит, и небо опять свинцово...
Дробь пулемётную слышишь?
А это дождь...
Вроде растаяла боль, но опять сверхновой
вдруг загорелась - ничем её не уймёшь...
Помнишь рассветы с пломбирными облаками?
Помнишь небесного моря цвет голубой?
Как-то неправильно вышло...
Столкнула лбами вместо сердец нас
каверзная любовь...
Каждому в руки кураре, колчан и стрелы,
Бойся - не бойся, а здесь неуместен страх.
Как оказалось, мы оба в стрельбе умелы -
Нам бы с тобой не на разных служить фронтах...
Лето уходит... И ладно..
уже скорей бы...
В август, как в плеер, закачан тяжёлый рок..
Всё не садятся упрямые батарейки -
Даже из стареньких шрамов сочится кровь.
Глупое время.. то встанет, то бег ускорит...
Только не лечит..
не лечит чужих обид...
Видишь, любовь убивает... Memento mori**.
Помни, но , нет, не сдавайся - люби..
Люби...


** Memento mori - (лат.) - помни о смерти


© Татьяна Мехнина-Ван Инг

Счастье растворено во времени и оседает в простых вещах. Я ничего не могу тебе обещать, да и нужно ли что-нибудь обещать? Вот утро начинается снегопадом, вечер заканчивается дождем. Я все еще жив, ты рядом и мы ничего не ждем. Если кто-то и продолжает еще высчитывать что к чему, дай Боже ему терпения, прощения дай ему, а нам, оставляющим тьму в покое, бредущим по декабрю, дай никогда, никогда не вспомнить то, о чем я не говорю. Чтобы согреться, ты должен прежде позволить себе остыть. Мысли подобны другой одежде – праздничны и чисты, каждая мелочь имеет силу, каждая речь и часть, если ты просишь Его о счастье, научи себя замечать. Замечать, как имя твое превращается в нежный звук, как город становится радостным, готовится к новому Рождеству. Если ты хочешь увидеть смысл, никогда его не ищи.

Счастье растворено во времени, это знает каждый опытный часовщик.


© Кот Басё

Я бы писала белым по черному
черным по белому
ногтем острым по яблоку спелому
по мягкому телу бы
Я бы писала помадой по зеркалу
кровью по полу бы
бритвой по коже бы
пастой по кафелю
кремом по коржику
гуашью по ватману
маслом по хлебу бы и по холсту
Я бы писала перьями тонкими
тушью по сердцу бы
губами по воздуху
Я бы писала олифой по дереву
краской по бамперу и на снегу
Я бы писала замерзшими пальцами
Я бы писала и трафаретами
бутылками битыми и медпинцетами
Я бы писала чернилами синими
лаком серебряным и соком томатным бы
Я бы писала так долго мучительно
лишь бы Ты понял мое слово «люблю»...


© Юлия Холод

– Мама, прости. Я тебе не звонила
Целую вечность – четыре дня...
Ссора последняя выжала силы
Выпила соки все у меня...

Разные мы, словно лед и пламя,
Или скорее, как день и ночь...
Только, как в детстве, всё тянет к маме...
Мне без тебя даже день невмочь...

Ты в прошлый раз положила трубку,
Так и не дав рассказать о нём...
Мам, ну пойди хоть сейчас на уступки...
Мы ведь один всего раз живем.

Мама, ответь! До чего упряма...
Выдержки, мам, у тебя не отнять!
Ладно, хотя бы послушай, мама...
Просто послушай чуть-чуть меня...

Я понимаю, ты вправе злиться...
Ты ведь просила меня стократ...
Знаешь, я с детства боялась влюбиться
Лишь в обаяние, смех и взгляд...

Мам, я ведь с юности четко помню,
Как вспоминала ты об отце...
То, как твои целовал ладони,
И обаятелен был всецело...

То, что вы были разными слишком...
Ты – из семьи именитых врачей,
Он же – дворовым простым мальчишкой.
С бабушкой вырос – по сути ничей...

То, как схлестнулись вы – лёд и пламя,
Спорили всюду почти взахлёб!
И сумасшедший роман меж вами,
Силой своей растопивший лёд...

То, как ты стала его женою,
Счастье казалось вам – на века.
То, как была беременна мною,
Он апельсины тебе искал.

Мама, ты знаешь, шутки и фразы
Помню до капельки – наизусть.
Только в реальности ты ни разу
Так не смеялась... Всегда лишь грусть...

Ты ведь считала, что я не вижу,
То, как рыдала ты по ночам...
Сердце казалось потерей выжженным...
Лучик надежды совсем зачах...

Бабушка мне говорила тоже,
Мол, ненормальной любовь была...
Если б не папа, то ты, быть может,
Счастье когда-то б еще нашла.

Что не любила ты, а летала,
Больно упала с той высоты ...
Что в тот момент, как его не стало,
Частью души умерла и ты.

Я ведь не видела папу ни разу...
Только люблю его, видит Бог...
Знаю его по твоим рассказам,
Верю, что счастлив он был с тобой.

Я так боялась влюбиться, мама...
Помня рыданья твои навзрыд...
Помня, как ты твердила упрямо:
«Лучше спокойно, чем так, в обрыв...

Ты посмотри, вот живут же люди
Тихо без страсти из года в год...
Кто-то разводится, снова любит,
Кто-то теряет и вновь живет...

Я бы укрыла тебя крылами...
Я заклинаю, молю тебя:
Не допускай в свое сердце пламя,
Выбери разумом... Не любя...»

Мама, ты знаешь, ведь я пыталась
Сердце запрятала под замком...
Мам, я боялась... я так боялась...
Даже сейчас из сомнений ком...

Только прости, ничего не вышло...
Пламенем, мама, горит внутри!
Страхи, как будто железом, выжгло...
Голос срывается, словно в крик...

Мам, понимаешь, люблю до дури,
Даже словами не передать...
Кажется, вижу, как брови хмуришь...
Только прости, не умею врать...

Он не похож на степенных прочих...
Он, понимаешь, другой! Чудной...
Может примчаться ко мне среди ночи,
Проговорить до утра со мной...

Может заехать за мной с работы
И на мультфильмы махнуть в кино!
Мам, он играет, не зная ноты!
Видимо, свыше ему дано...

Может собраться, поехать к югу
Без подготовки – за полчаса...
Мам, он смешит всех детей в округе...
Он, словно добрый волшебник сам.

В чем-то немыслимо бесшабашный,
Тот, кто всегда оставляет след...
Только в нем, знаешь, есть самое важное –
Он настоящий, в нем подлости нет.

А вот в театр он ходит мало...
Но он готов наверстать вполне!
Нынче принес мне билеты в Малый,
Ты ведь хвалила «Мольера» мне.

Мам, ты молчишь... Я уже не знаю,
Что рассказать.. Ты прости меня!
Я подвела тебя, понимаю...
Но я вот так не могу ни дня...

Мама, ты плачешь? Я слышу четко!
Всхлипы, не скроешь... ведь это я...
Мам, ну пошли меня лучше к черту!
Но не молчи, ты – моя семья...

Мам, вот и я разревелась тоже...
Мне очень жаль, я плохая дочь...»
– «Глупая, дурочка!!! Как мы похожи...
Мы только внешне, как день и ночь...

Ты извини, просто ты невольно
Очень напомнила мне его...
Просто я знаю, как это больно –
Неудержимо любить одного...

Просто я помню... Я так хотела
Взять уберечь тебя от всего...
Но ты сильнее! И ты взлетела
Выше старания моего...

И не могло по-другому случиться...
Чью-то судьбу не возьмешь взаймы...
Разве у нас с ним могла получиться
Та, кто не сможет любить как мы...

Тише, родная, и черт с ним, с театром!
Мало ли, что я скажу невзначай...
Кто его знает, что будет завтра...
Любишь? Люби... Приезжайте на чай.»






(с) Ольга Гражданцева

А позади так много общих зим,
Так много слез, и сладких, и соленых.
Представить трудно, как же быть с другим,
Как снова быть в кого-нибудь влюбленной.

Но как же трудно избежать тоски,
Не видеть дым из трещин между нами.
Не чувствовать, как стали далеки,
Как редко мы встречаемся глазами.

Не хочется уже искать тепла,
Рвать удила, впустую тратить силы.
И вроде не жалею, что ушла.
Жалею, что так долго уходила...





(с) Юлия Холод

Знаешь, легко бывает только в кино и книгах.
В жизни совсем иначе. Жизнь отдаёт войной
и заставляет биться, горы руками двигать...
Выстоять или сдаться - третьего не дано.

Невыносимо часто хочется крикнуть в небо:
"Так невозможно больше! Всё это мне за что?"
Слёзы в глазах искрятся, голос дрожит от гнева,
и от ранений прошлых сердце, как решето.

Знаешь, дорога к счастью редко бывает лёгкой,
редко вообще бывает пройдена до конца.
На поворотах резких крик застывает в лёгких -
только бы не сломаться и не отчаяться...

Только бы не споткнуться, только не оступиться,
так и живёшь надеждой, держишься ей одной...
Завтра начнётся снова жизнь на другой странице -
выстоять или сдаться. Третьего не дано.


© Татьяна Мехнина-Ван Инг

Ещё не снег, мой милый. Нет, не снег.
Баланс природы белым не нарушен.
Деревья молча обнажают души
пред тем, как в спячку совершить побег.

Ещё не снег, родной мой. Нет, не снег.
Ещё трава упрямо зеленеет.
Как неожиданно ноябрьского елея
вдохнуть пары, продлив осенний бег.

Ещё не снег, хороший. Нет, не снег.
Ещё цветут на клумбах сентябринки.
Но под ногой похрустывают льдинки,
а небо хмуро смотрит из-под век.

Ещё не снег, любимый...
Нет, не снег.


© Лариса Чистотина

Что-то новое. В чём же разница? Есть отличье от прежних зим:
только кто-нибудь мне понравится, как рисуется он вблизи.
Просто в шаговой, чёрт, доступности, просто сказочки, синема.
И смотрю я на это в ступоре, и шагов не предпринима…

Я в бессоннице, я в бесславице, мне бы лечь сейчас да уснуть…
Но откуда они являются, под стрелу подставляя грудь?
Отменили штрафные санкции? Превратилась в вино вода?
Это, видимо, компенсация за «потерянные года».

А герой всей поры потерянной наблюдает издалека,
как в холодной, без слёз, истерике бьётся простенькая строка,
зная точно: чуть что, как в древности, он утопит меня в мешке…
И не скажет опять из вредности ничего о моём стишке.



© Ника Невыразимова

Господи, всё я сумею, я кофе выпью,
выдержу свой дедлайн, увеличу скорость,
перетерплю молчание злое, рыбье,
долгую зиму честно приму, как бой…
Только его – вот этого – обезболь.
Я за него отчаянно беспокоюсь.

Ты выпускал нас гулять по пустым аллеям,
дал нам любовь, текилу, лимоны с солью…
Видишь: ему – вот этому – тяжелее,
он говорит, а в горло нейдут слова.
Мельница мелет, движутся жернова.
Знаешь, не каждый может справляться с болью...

Я разберусь, ничего не хочу, не буду
больше ни с кем, не веря ничьим обетам,
всё – черепки, смету, наконец, их груду
и перестану правду искать во лжи...
Господи, пусть он будет здоров и жив,
жив и здоров.
И пусть сообщит об этом.




© Ника Невыразимова

Что мне покажет памяти провал –
сейчас, на расстоянии в полгода?
Как я всегда купить просила воду
(её потом никто не открывал),

как, завернувшись в пыльную портьеру,
открыв окно, курила – в снег и стынь,
а за окном ничком лежал пустырь –
весь из себя инкогнито и терра.

Стакан стоял опасно на краю,
и телевизор прикреплялся к стенке.
И высоко висело полотенце,
а ты не знал, что я не достаю.

И падал снег, и становился гуще.
Я выдыхала дым над пустырём.
И жили мы, как будто не умрём.
И, кроме шуток, были всемогущи.




© Ника Невыразимова

Очевидцам истории просьба не беспокоиться:
это слабость минутная только, неверный вдох.

Иногда нужно просто не слушать и не знакомиться, чтоб узнать, что Такой-то не стоит твоих трудов.
Иногда нужно просто не думать про одиночество, не ловить на него неизбежного, чтоб потом
не страдать, вопрошая "когда же оно закончится?", заменив его худшей по качеству пустотой.
А теперь вот ломаешь руки, все время заново что-то строишь, чему опять не бывать к утру...
И в прогнозах на завтра - прощание, замерзание на холодном и отчуждающем вас ветру.

И всего-то. Останьтесь, пожалуйста, равнодушными. Расходитесь по новым историям, по домам,
по делам... Есть такие постройки, что нужно рушить их,
чтоб потом из-за них что-то нужное не ломать.



© Лина Сальникова

Что ты знаешь-то, господи, о волках,
чтоб сказать о покорности их всерьез? -

Это ты покоряешься, твой оскал исчезает, чтоб только не злить ее,
не бравировать ей, не играть на жизнь, не заглядывать в клетку, чтоб не понять:
это ты в ней - не он - всё кружишь, кружишь и не знаешь, как это поменять.

Только байки, придуманные людьми... - Что ты знаешь-то, девочка, господи?
Если хочешь, то сердцем своим корми, каждый день вынимаемым из груди.
Если хочешь отдать все - отдай, но кто назовет тебя умной, когда в ответ
ты подавишься собственной пустотой? Потому что кому ты вменяла свет,
не нуждается в свете. Не без причин. Выноси эту истину о волках,
чтоб на смелое "как его приручить?"
отвечать уже прожитым - "а никак".



© Лина Сальникова

Пальпация души холодными руками
Случайного дождя. Отставленный фужер.
Она к нему бежит из тесных кинокамер,
Но для него давно всё кончено уже:

И шёпот за спиной, переходящий в шелест,
И тёмное стекло тактильного такси.
Она к нему бежит, испуганно осмелясь,
Но у него давно ни времени, ни сил

На вечного «потом» двухцветную палитру,
На долгий поцелуй под градом мокрых пуль.
Она к нему бежит, расталкивая титры,
Но он давно во тьме рукой нащупал пульт.



© Майк Зиновкин

Несешь себя на щите или со щитом,
бравые песни поешь и за упокой.
Но только не видишь до времени - что потом,
но только до срока не знаешь еще - на кой.

Пока у тебя стрелы быстры, наточен меч, пока что хватает и ловкости, и огня,
ты все это можешь и - более - рад уметь. И только когда это станет тебя менять,
замрешь и подумаешь: а начинать ли звать? Опять половинить себя или замереть?
И, может, тогда ты найдешь, наконец, слова себе объяснить, что так правильно уберечь
не их, преисполненных мужества кануть враз, не их - принимающих войны, как эликсир,
а только себя - и не просто не умирать, а жить для того, кто об этом тебя просил.
Единственного, кто не щит тебе, а плечо. Единственного, кто ни разу не поддержал
тебя в этих играх. Тогда ты поймешь - о чем.

И выберешь то, что не вложит в ладонь ножа.



© Лина Сальникова

Все это и тепло, и немного странно.
Будто бы времени можно идти сквозь пальцы.

Я создаю тебе города и страны, в которых ты при желании мог остаться.
Ты создаешь истории и легенды, где любишь меня одну - и на том спасибо.
Ты приезжаешь в придуманный город кем-то, о ком я какое-то время назад просила.
А я выхожу встречать тебя так, как можно единственной, кроме которой никто не нужен.
И все это - очень просто, чертовски сложно, и все это - где-то внутри у нас, не снаружи.
И это настолько светло, что слезится осень, и это по силам пока еще нам обоим -
настолько любить, что взамен ничего не просишь.

Настолько любить, что и это считать любовью.



© Лина Сальникова

А знаешь, все еще будет!
Южный ветер еще подует,
и весну еще наколдует,
и память перелистает,
и встретиться нас заставит,
и еще меня на рассвете
губы твои разбудят.
Понимаешь, все еще будет!
В сто концов убегают рельсы,
самолеты уходят в рейсы,
корабли снимаются с якоря...
Если б помнили это люди,
чаще думали бы о чуде,
реже бы люди плакали.
Счастье - что онo? Та же птица:
упустишь - и не поймаешь.
А в клетке ему томиться
тоже ведь не годиться,
трудно с ним, понимаешь?
Я его не запру безжалостно,
крыльев не искалечу.
Улетаешь?
Лети, пожалуйста...
Знаешь, как отпразднуем
Встречу!



(с) В. Тушнова

А я к тебе. (Не мучает икота?)
К тебе, к тебе... Не удивляйся так.
Пью кофе, понимаешь, натощак...
и... с кем-нибудь поговорить охота.

И, раз уж ты читаешь эти строки,
то ты попал,
или попала... но, не суть...
Не уходи. Еще со мной побудь.

Мне принесли тут на хвостах пророки,
что ты, как раз - и будешь "кем-нибудь"...

Что делаешь?
Ах да! Сидишь, читаешь.

Спасибо. Мне и в правду повезло.

А знаешь? Ну конечно же, ты знаешь...

Закинуть, что-ли, это ремесло,
сплетенья фраз и мыслей воедино?
Ведь я же по профессии не тот,
кому всё это так необходимо.
А вот, сижу и я, разинув рот
по вечерам за летописью мира...

Мой Голод сотню лет неутолим.
(Ну чем я отличаюсь от вампира?)
Я голоден! Давай, поговорим...

Прости, что нет глубоких откровений,
хоть я и откровенен до конца.
Жаль, что не вижу твоего лица.
А по листу от свеч сбегают тени
и блики Соломонова кольца.

Про тени я не лгу заради рифмы.
Люблю сидеть на кухне при свечах.
Мы все, бывает, бродим в их лучах,
покуда бредни бродят в головах.
И, в них же, натыкаемся на риф мы.

К тому же, романтично и практично:
Не крутит счетчик лишний киловат.
Я, видишь ли, не очень то богат.
Так не богат, что просто - неприлично.

А в наше время это - тяжкий грех.
И, в общем-то, какой-то показатель...
Не скажешь: "друг". Всё больше так - "приятель".
Во времена!
А Мерседесов, кстати
у Даймлера хватает не на всех.

Пройдёт, наверно... или не пройдет.
А как же чувства? Или, вот... вот это...
Ну как же там его?
...Души полёт!
А души, после сытного обеда,
когда приносят ресторанный счет,
ну... не летают.
Может, с перееда?
А может и совсем наоборот...

Мой психиатр, было, на неделе
пошел на долгожданный перекур.
А я тайком прочел на бюллетене
мне целый список нужных процедур.
(Ведь я сошел с ума на самом деле -
гонял по дому тех крылатых дур,
из-за которых и писал доселе).

Одна, из кучи тех рекомендаций:
мол, с кем-то нужно просто потрепаться.

Вот и лечусь. По своему, конечно...
Я сам себе и врач и прокурор.

Подайте, Христа ради. Я не здешний.
Великих чувств и слога мелкий вор.

Пойду.
Читатель, друг ты мой сердешный,
прости, что затянул на разговор.


© Алексей Розумов