Отрывается плоть от плоти – внутриклеточно, каждый час. Вы легко без меня живете, я легко отпускаю вас – или приступ сезонной лени, или мертвое не болит… Лобачевский, конечно, гений, только прав все равно Евклид. Так давайте не ждать ответа, не стучаться в чужие сны, мы на двух полюсах планеты, мы на разных концах весны. Это больше не поле боя –наша мирная не-война, кредо каждого: "Бог с тобою".

Бог с тобою.

А я - одна.


© Кот Басё

Люби других. И на исходе дня
Над чашкой остывающего чая
Не убивай молчанием меня -
Другим смотри в глаза, не отвечая.
Люби других. Остервенело спорь
Об их воображаемых изъянах.
Люби гашиш, конфеты и кальяны
И все, что ты любил до этих пор.
Люби других. Ты выбрал это сам:
В мычащем и гогочущем гареме
Лишь по моим душистым волосам
Скорбеть, как по утраченном Эдеме
Не знать, куда исчезла Лорелея,
И кто ты сам, и где теперь твой дом…
И к зеркалам похмельным жаться лбом,
В толпе от одиночества болея.





(с) Анна Ривелотэ

У лучшего мужчины - чёткий профиль,
Нахальный взгляд... в котором беспредел...
Красивая улыбка, статус профи...
Нет времени... и очень много дел...

Он не похож на Кэтчера и Питта,
Не выглядит красивым подлецом...
Но безупречен в дни... когда не бритый...
И идеален... с выбритым лицом...

В его карманах... мятная жвачка...
Мобильный, паспорт (а с заграном - два)
Визитки... сигарет любимых пачка...
Моя душа... кредитка и права...



(с)

Прости меня, я, правда, недостойна
Такого вот высочества, как ты...
Меня нашли на самом дне помойной,
Но даже там встречаются цветы.

Поэтому ты смотришь исподлобья
И гордости в кулак не соберешь.
От взгляда осуждающие копья
Отскакивают, как от правды — ложь.

Прости бесплеменную нищебродку
За то, что я посмела посягнуть
На редкую козлиную бородку
И глаз твоих болотистую муть.

На жидкокристаллическую душу,
Струящуюся через монитор.
За то, что я ни капельки не трушу
Вступать с тобой в дебаты или спор.

За то, что знаю больше, чем ты хочешь,
За то, что не молчу, а говорю,
За то, что у меня и жаркой ночью
Температура ближе к январю.

Прости меня, мы в вечном мезальянсе.
Сводя нас, забавлялся Бог.
Мой плинтус — не высок, но безопасен,
А твой меня пугает потолок.




© Златенция Золотова

Я ненавижу женщин в бесформенных свитерах
с льготным абонементом в «Ленком», «Современник», «Этсетера».
Смотришь на пальцы - не замужем, любит стирать.
Смотришь на губы - надменна, скупа на ласки.
Даже порой - и осанка, и волосы без седин,
а веет глубокой могилой, в которую как один
летят Достоевский, Булгаков и Константин
Сергеевич Станиславский.

Я ненавижу женщин, скупивших Родео-Драйв,
идущих на «лабутенах» в роскошные номера.
Глядишь в декольте ей - там светится копирайт
пластического хирурга с опытными руками.
Такая пройдёт, как агония, как гроза,
и чувствуешь - пальцы мечтают хватать, а язык лизать...
Но только засмотришься - резко по тормозам,
и хрясь в неё камнем!

Я ненавижу женщин-наседок а-ля маман,
такие обычно сидят с рукоделием по домам,
и всё у них славненько: ужин, детсад, роман
[бульварный бестселлер о чем-то таком бандитском].
Oна вам расскажет под водку и корнишон,
как Митя покакал оранжевеньким в горшок,
в манере Ван-Гога, и все испытали шок
и долго ребенка лобзали по ягодицам!

Я ненавижу женщин, сидящих внутри меня,
я им поджигаю Избы и завожу коня,
мне хочется их уничтожить, убить, унять,
в глубокие лузы загнать беспощадным кием...
Но всё, что я вижу в других - это точно я,
поскольку на каждую женщину есть персональный яд,
поскольку на каждую женщину есть персональный ад,

и это - другие.

© Сола Монова

Всё для тебя:
эти улицы и мосты,
все эти горы, гордый мой эдельвейс,
мир этот безымянный, безумный – весь;
радуйся жизни, как это умеешь ты.

Всех приручай, кого хочешь, мой братец Лис,
чтобы потом их – хоп! – и в терновый куст;
делай всё, чтобы чувствовать жизни вкус –
сталкивай своих женщин,
после – за них молись.

Пусть любая дорога покорно лежит у ног,
пусть подойти боятся на шаг семь бед.
И наконец-то найди такую же, по себе, –
чтобы ты не был так вызывающе одинок.

С календаря по утрам обрывай листву;
только вперёд, не смотри, что останется за спиной.

Раньше просила –
происходи со мной.
Сегодня просто прошу тебя –
существуй.






© Ракель Напрочь

Мы уже не дети,
всё мы замечаем:
волосы в котлете,
таракана в чае,
перегар от водки,
недостаток света,
рваные колготки,
грязные манжеты,
глупую браваду,
холод в отношеньях,
на щеках помаду
и засос на шее.
Жаль, что мы не дети:
те бы замечали
потеплевший ветер,
весла на причале,
бабушкино пенье,
бесконечность моря,
ягоду в варенье,
бабочку в узоре,
серебро рассвета
и заката алость...
Но у нас все это
позади осталось.
Взрослые мы с вами,
то есть мы заметим
насморк при лобзаньи,
пятна на паркете,
скрип соседней койки,
муку слова «надо»,
аромат помойки
и дыханье ада.






(с) Алеся Лисай

Мне неважно, сколько их будет меня читать:
миллион, 8 тысяч или же 25.
Основным остается то, чтобы до седин
меня слушать и верить в меня мог лишь ты один.

Мне неважно, сколько их скажет, что я слаба,
только ты не забудь мне челку сдувать со лба.
И подолгу ты не держи меня взаперти -
помогай идти.

Мне плевать на косые взгляды и на галдеж,
просто ты не забудь, как вначале кидало в дрожь.
И когда я однажды свалюсь - сил не хватит встать,
обещай, что не станешь тогда ты меня бросать.

Я сильна до тех пор, пока я такой кажусь,
но ты рядом идешь, и поэтому я держусь.

Основным остается то, чтобы до седин
меня слушать и верить в меня мог лишь ты один.






© Рыжая Надежда

не делай злого, не делай доброго, ходи по топтаному пути, носи в кармане, в мешке под ребрами складную бездну, дыру в груди: ищи работу, сдавай экзамены, тяни кредиты, вари борщи, про все богатства свои и залежи - будь осмотрительней - умолчи.

будь осмотрительней: слово тянется незримым следом, дурным хвостом. вот наблюдатели и начальники, кому из них объяснишь потом, что небо давится самолетами, что дверь пугается при звонках, что ужас шилом заходит в легкие, и больно вздрагивать и вздыхать, когда на улице плачет маленький, когда под ветром дрожит маяк, что боль чужая воспринимается всегда значительней, чем своя; что те, кто предали нас, становятся грядущим снегом - и бел, и чист.

не делай злого, не думай нового, будь осторожнее - и молчи.

слова врываются, как нашествие, растут и ширятся, как пожар, учись разменивать фразы жестами: "я скоро буду", "не ешь с ножа", "мороз и солнце", "совсем не голоден", "спокойной ночи", "скорее в чат", а если слово полезет в горло, то / хороший навык - уметь мычать. мычи про все, что в тебя не вместится - от императоров до бродяг.

тебя, наверное, не заметят здесь,
зато есть шансы, что пощадят.







© Наталья Нечаянная

Мой неведомый брат, мой шагающий рядом попутчик, научи меня петь, выдыхая звенящую медь. В этой жизни прекрасной, но, всё же, безжалостно сучьей нам так мало осталось на то, что могли бы успеть. Не в комфорте квартир, а в пробитых дождями палатках на просторах земных, на зелёных ладонях весны мы любили светло, отдавая себя без остатка, тем, кто в нас приходил, воскрешая забытые сны. А когда изнутри до гортани слова прорывало, и текло по губам обжигающей, страстной строкой, мы писали стихи в междустрочье газет и журналов, сочиняя миры, от которых до неба – рукой. Мы умели ценить то, что было банальным для прочих: от горячих живых до холодных игрушек Тюссо. Наши долгие дни, наши полные чувствами ночи вытекали слезой на секундные стрелки часов. Не желая войны, мы войны избежать не сумели и в кровавых боях на сердцах наживая рубцы, мы теряли друзей. Мы ловили прицелами цели. И стреляли в упор. И с концами сводили концы. И друзей поминали. И верой спасали друг друга. И рукой приживали к протянутой щедро руке...

А, когда перебесится ветер, сорвавшийся с юга, мы уйдём на закат, но останемся эхом в строке…

(с) Ник Туманов

Обнимайте друг друга почаще
и дарите друг другу тепло,
пусть глаза на вас люди таращат -
обнимайтесь всем бедам на зло...

в лютый зной и в холодную стужу,
каждый день, каждый час, каждый миг,
обнимайте друзей и подружек,
обнимайте любимых своих...

как ночами Лауру Петрарка,
сладкой дымкою вычурных фраз,
ты не знаешь, что ждет тебя завтра,
обнимай как в последний раз...

обнимайте друг друга почаще,
зажигайте друг в друге огни,
если кто-то чего-то вдруг плачет,
подойди к нему... и обними...

обнимай своих маму и папу,
всех, всех, всех попытайся обнять,
чтобы мир начал меньше плакать,
и в улыбке стал больше сиять...

а потом разрываясь на части,
кто-то, в страсти порывах кипя,
до краев переполненный счастьем,
подойдет и обнимет тебя...




© Паша Броский

Ши похожа на волка – измученный и голодный, он готов бежать, придумывать что угодно, чтоб остаться неприкаянным и свободным, чтоб не стать добычей в очередной игре. Ши привыкла кусаться больно, скрываться быстро. Осторожно, умирая от любопытства – «расскажи мне о ней» - срывается, словно выстрел… Я готовлю ужин. Ши заключает: «Бред».

Ши петляет в мыслях, путая браконьеров: «Есть нормальные вещи – счастье, семья, карьера, можно хоть до утра без конца приводить примеры, можно хоть до утра… Расскажи мне о ней…еще...» Я смотрю на нее, и она не выносит взгляда – это слишком искрится воздух, когда мы рядом… Ши краснеет: «Не расскажешь, ну и не надо…» Взгляд опасен, невозможен и запрещен.

Я смеюсь, наливаю чай, достаю конфеты. Ши берет календарь, констатирует: «Скоро лето», Ши, конечно, нынче думает не об этом, но, конечно, не признается никогда. За окном февраль в последнем морозе замер. Мы сдаем один и тот же простой экзамен. «Я пишу – и море дышит перед глазами…» Ши сердито огрызается: «Ерунда!»

А потом звонит Она, приглашает в гости, мы болтаем о поэзии, личном росте… Крепкий чай у Ши становится в горле костью, она держит меня молчанием, как капкан. Телефон наполнен гулом чужих истории – мой эфир доступен, вычищен и просторен. Ши меня убивает взглядом – и я не спорю. Ши уходит, бросив скомканное: «Пока».

Ши рыдала б сейчас взахлеб, но всплакнет едва ли – ей на небе права слабости не давали. Ши пинает остатки снега, дерзит в трамвае, открывает дверь ломающимся ключом… Ши сидит в холодной комнате, пьет и злится. Ши свободна – и не может освободиться. У нее простое правило – не влюбиться. А влюбившись, не рассказывать ни о чем.

Ши похожа на волка – слабого, между прочим. Волк блуждает по кругу в худшем из одиночеств. Волка можно спасти, и он этого очень хочет, но боится приручения, как огня. Ши приходит ко мне, как всегда, без пяти четыре, словно в клетке, нервно мечется по квартире: «Я люблю кого-то, по-твоему, в этом мире?..»

- Одинокого волка, милая.

И меня.


© Кот Басё

Грею на плитке ужин вчерашний, кашель крадется вниз по гортани.
Ноги замерзли. Это так важно, что забываешь сны и метанья.
Каждый неумный носит намордник - чтоб испугался грипп нехороший.
Приступ цинизма просто рекордный, дайте цинизму ломаный грошик.
Красное солнце светит кроваво, всюду могилы слабых снежинок...
Это такое вечное право - через сугробы рваться к вершине.
Можно на лыжах, можно и просто... главное, дальше. Главное, выше.
С сердца сдирая ржу и коросту, нужно надежду музыкой выжечь,
Снова увидеть яркое что-то, даже когда плетешься за хлебом,
И вырываться ввысь из болота, мути, в которой глухо и слепо.
Если ты мчишься, словно охотник, кровь остается алой, как прежде.
Красное солнце снова восходит.
Выше всех песен.
Выше надежды.





© Леди Лайя

Когда Очередной мне говорит, о том что я божественно красива, и ангелы свои склоняют гривы, и небо мне во всём благоволит. Когда Очередной, пытаясь стать Единственным, вдруг терпит пораженье, я для него теряю свою стать и становлюсь земным обыкновеньем. А то и хуже - ведьмой воплоти, достойной лишь огня костров до неба, и чёртом, обрывающим пути, и не подавшей в час воды и хлеба... Горгульей, проклинающей мольбу, их светлых лиц испортив отраженье.. И только для тебя я не могу другое повторить предназначенье.
И только для тебя я - вечный Свет, ютящийся в твоих воспоминаньях, поскольку он почти неосязаем, другим ты говоришь, что его нет.
Но он с тобой, рассеивая мрак, он греет сердце, твёрдое, как камень. Ты для других безумец и чужак.
А я люблю тебя.
И так боюсь поранить...



© Хрустальная Марго

- А если - так внезапно и некстати -
мы все-таки окажемся вдвоем?
Скажите, доктор, мне терпенья - хватит?
Скажите, мы ведь все - переживем?
Кивнем друг другу, мысленно краснея,
припомнив все забытые пути,
но попрощаемся... Скажите, мы сумеем?
У нас получится в который раз уйти?
Мы не сорвемся в пропасть, мы по краю -
и снова врозь к знакомым рубежам?

А доктор тихо вымолвил:
- Не знаю... Но только от себя - не убежать.




(с) Анна Кулик

Когда мое море стынет где-то в чужих руках, когда мои песни кому-то поются всуе, я делаю вид, что не знаю об этом и не понимаю, как рушится равновесие наших судеб. Я делаю вид, что все происходит само собой, появляется кто-то, кого мы не называем, и когда этот кто-то тебе причиняет боль, я начинаю быть воздухом между вами. Я умею не ревновать, я делю на три, на четыре делю – мне привычен процесс деленья. Но лучше всего я умею не говорить о том, что не имеет определений. Я умею не помнить моря, ушедшего в никуда, умею не видеть поезд, не слышать его колеса. Если ты решил, что готов это все отдать – отдавай спокойно и не задавай вопросов.

Потому что на каждый заданный твой вопрос у судьбы найдется пара моих ответов.

Не стоило думать, кому из нас с кем спалось. Пока ты не спросил об этом.


© Кот Басё

Ты мне снишься..
В моих снах ты кажешься таким близким..но ты все равно далеко.
Я тебя вижу...но не могу прикоснуться.
Будто тебя нет в моей жизни...есть только образ...
Как следы на мокром песке...сейчас набежит волна и смоет..
Я просыпаюсь..
И мне так хочется обнять тебя..хотя бы на минуту..
Чтобы знать..что ты есть..
Вот он..рядом..теплый..все остальное так неважно..
Не искать тебя взглядом в толпе..
Хотя я и знаю..что ты тут быть не можешь..
Прижаться к тебе и перестать бояться..что такое может никогда не повториться.
И не скучать так сильно.
Я не хочу ничего загадывать или готовиться к очередной потере.
Я все прекрасно понимаю...я знаю лучше других...что тот кто сейчас рядом..завтра может уйти.
По собственному желанию или потому что так суждено..
И потому каждое мгновение так ценно.
Нужно жить только сегодня..будущего нет.








(с) МнеФиолетово

Он сидит у тебя на кухне и пьёт земляничный чай
С небом вприкуску.
Спрашивает: "Что ты делаешь по ночам,
Когда вдруг - и не спится? Слушаешь музыку?
Или, может, пишешь стихи? Ты это любишь, я знаю".
Улыбаешься. Головой качнёшь - "вот и не угадал,
По ночам, когда мне не спится, а всё вокруг затихает,
Я заглядываю в Подвал".
Удивился. - "Какие подвалы - под самой крышей?
Может быть, я вдруг что-то не так понял,
Перепутал подвал и завал?"
Улыбаешься снова: "тише" -
И - протягиваешь ладони.

На ладонях твоих - поперечные линии в зареве,
Капли алые - клюквенный сок.
"Кто поранил тебя?" - и глаза, золотисто-карие,
Взглядом пристальным простреливают висок,
Ты косишься: "скажу, только это большой секрет;
Не хочу, чтоб его выдавали;
Ты не думай, что это выдумки или бред:
Но мечты мои - в том подвале".
(Он молчит и прикрыл веки).
"И когда я не сплю, веришь, тогда со скуки
Я спускаюсь вниз, нахожу их в дальнем отсеке,
И тяну в темноту - руки.
А они цепляются, бедные, рвутся скорей на волю,
Иногда я боюсь, как бы пальцы не оторвались,
Только сил не хватает - и эти кричат от боли,
А затем, поцеплявшись, - вниз.
Возвращаюсь на кухню - а там уже и рассвет,
Странно время идёт в этом городе, правда?" - и смотришь вбок.
Он раскачивается на стуле. А лунный свет
На седеющем небе сворачивается в клубок,
Исчезая виток за витком...

Наконец он берёт кружку и допивает чай
(Его волосы - иссиня-чёрные в свете ламп);
Он потягивается и говорит, как бы невзначай:
"Я теперь тебя буду звать - Атлантический Океан,
Почему, знаешь?
Сколько вот ни пытаюсь
Разгадать его глубину - так везде одно:
С каждым разом, казалось, всё глубже в него ныряю,
Но никак не могу найти,
Чёрт возьми,
Дно".

© Тери

Нас учили с тобой потихонечку снашивать сердце,
И сомнительный берег менять на надёжный уют,
Но мы тратили щедро, и вот уже нечем согреться.
Нам когда-то платили любовью. Теперь подают.
Ты один у меня, даже если вас было несметно,
Ты один у меня, сколько лет ни прошло бы и зим.
Заострит наши грифели память почти незаметно,
Заострит наши профили время – один за другим…
Я тебя не тревожу ни словом, ни сном еженощным -
ни к чему… Что могла бы сказать я в защиту свою?
Твоё имя забито, как колышек, мне в позвоночник.
Там с десяток таких. Или больше. На том и стою.




(с) Елена Касьян

Волны моего моря плещутся у твоих ног.
Я не знаю, что ты делаешь. Потому что я не вижу тебя, я на другом берегу, но море... море сейчас у нас одно на двоих.
Может, ты поднимаешь лицо к солнцу или к звездам,вдыхаешь запах водорослей и йода, прикрываешь глаза и уносишься мыслями далеко-далеко...
А может, бросаешься с разбегу в его волны, познав их ласку и холодность одновременно, почувствовав на губах вкус соли...
Жизнь не дает нам удачу, любовь,счастье, желания , она дает нам шанс стать удачливым, счастливым, любимым, желанным...
Жизнь дает нам наши встречи...
Но только от нас зависит,пойдут ли наши дороги дальше параллельно друг другу или только пересекутся на мгновение...
Безграничность шансов не бывает постоянной.
И даже мое необъятное море имеет край своей необъятности - это берега.
Два берега, где на одном ты любуешься его силой и красотой, а на другом - я, ждущая...
Прикладываю руку к губам и опускаю ее в воду...
Сможешь ли ты среди множества волн распознать именно ту волну, что принесет тебе мой поцелуй?..
Сможешь ли на губах своих почувствовать вкус моих, влажных и соленых?...таких далеких и близких?...






(с)

Я себя приучила любить тебя без надрыва,
И не ждать каждый день, как спасенья, твоих звонков,
Одержимость - когда ты, как-будто стоишь у обрыва,
А любовь - это шанс избежать двух последних шагов.
Ревновать я себе очень строго тебя запретила,
Ты со мной потому, что другая тебе не нужна!
Одержимость - когда страсть подобна тротилу,
А любовь - когда в страсти ты все же нежна,
Я себя научила не лезть в твою зону комфорта,
Для двоих эта зона порой нереально тесна,
Одержимость - когда за присест ты съедаешь полторта,
А любовь - это будто ты вечно чуть-чуть голодна...
Я себе обещала всегда говорить тебе правду!
А нужна ли тебе я? Ну это не мне ведь решать...
Одержимость - когда удержать даже силою надо,
А любовь - рядом быть, но при этом совсем не держать...





(с) Юлия Олефир

Говорю: «Просыпайся», уткнувшись ему в живот.
Счастье спит посредине дивана морской звездой.
Я на кухню - поставить чайник, слепить бутерброд.
За какие заслуги мне с ним так чертовски везет?
Он меня обнимает, когда я стою спиной.

В нем живет озорной, неспокойный мальчишка.
На лице моем знает все линии, как на картонном шоссе.
И, прищурившись, выглядит хитрым слишком.
Он меня ослепляет сильнее любой фотовспышки.
Я себя ощущаю девочкой, не выполнившей д/з.

Говорит: «Ты устала сегодня. Давай, я помою посуду».
А потом измажет меня, не жалея ни сил, ни пены.
Время с ним заполняет меня до краев постепенно.
Я любила его. Люблю. И буду.




(с) Мила Ли

Кевин бредет домой, идя по ветру, как будто пьян,
в прихожей сбрасывает сандалеты, вытряхивает песок,
идет к столу, берет из-за пазухи маленький Океан,
и бережно, как котенка, кладет на доски наискосок.
Океан разливается сразу на целый пол, и шумит сперва,
и Кевин прыгает в кресло, внушая ужас и страх коту,
а Океан волнуется, растекается - под сервант,
на обувную полку и под старенькую тахту...
Потом Океан тишает, плещет, лампочкой осиян,
откуда-то лезут чайки, пальмы, - а Кевин звонит Кристин.
Конечно, это очень важно - собственный Океан,
но это только если его
видишь не ты один





(с) Арчет

Кто нас пишет, кто нас сводит, из разных стран собирая, как четки, нанизывая на нить? Я слежу за тобой, смотрю, как твоя игра заставляет меня волноваться и говорить. Я почти разучилась, я же привыкла тут обитать в молчании, в шелковой тишине. Но твой голос я почуяла за версту, потому что этот голос идет ко мне. Ты не будешь мне ни матерью, ни женой, ни подругой - слово за слово, поболтать. Просто сердце наше будет обнажено, наше общее сердце, гулкая темнота. Просто кожа наша будет обожжена, наша общая кожа – жаром звериных шкур мы друг друга будем нежить и пожирать , и сжимать пружиной, силу отдав прыжку. Звери, звери, звери дикие, кровь за кровь, мы вживаемся друг в друга, глаза в глаза… Мои тексты скоро станут твоей игрой. Мне тебе придется многое рассказать.
Мне тебе придется многое принести – как добычу гордо бросить к твоим ногам.

Тот, кто пишет нас, заранее все простил.

И, похоже, собирается помогать.






© Кот Басё

В дымной очереди бесконечных часов и дней,
где отдельная мысль тончает в одном окурке,
знаю я, как ветшает надежда, сходя на нет,
словно снег, рыхло легший на улицы в Петербурге.
Эту данность не нас, будто изморось, ртом ловить
до решений, что право имеешь - и стать бедовей.

Преступление, совершенное по любви,
может быть наказуемо только одной любовью.



© Лина Сальникова

Он сегодня купил мне фрукты,
Много-много, большой пакет,
Я терпеть не могу грейпфруты,
И в пакете грейпфрутов нет...
На двоих нам с ним шесть десятков,
Я чуть младше, как и должно,
С ним, конечно, отнюдь не гладко,
Только с ним и не "все равно"!
Нам везет на число "тринадцать",
Мы с ним любим зеленый чай,
Он способен в любви признаться,
Лишь нечаянно, невзначай...
Я искала его очень долго!
Это факт! Это все всерьез!
И куда там впадает Волга?
Кто обычно там ест овёс?
Мы умеем друг друга слушать,
И мы любим ходить в кино.
Может, он и не самый лучший,
Но ведь с ним и не "все равно"!





(с) Юлия Олефир

Я хочу быть рядом с тобой, -

скажем, рядом Фурье.

То есть тем, с чем будет тебе уютно:

чем-нибудь, связанным с головой,

чем-нибудь абстрактным

и абсолютным.

Я хочу быть бредом с тобой, -

существом, какое другим не явится и в бреду;

из всех языков понимающим только твой, -

существом,

которое ты придумал.

Я хочу быть ядом с тобой,

приносящим изрядно и радости, и вреда;

только радости больше -

чтобы с собой не вести тебе войн.

Или просто с тобой,

просто быть с тобой

иногда.







© Ракель Напрочь

За то, кем я была, и кем ещё побуду,
пока, как клейкий лист, не развернётся жизнь,
простите все меня,
кто, может быть, отсюда
посмотрит в черноту мою, и даль, и синь…
В нарядную меня – тростиночку, трёхлетку –
в хрустящее бумажное бессмертие моё,
где я под Новый год стою на табуретке,
и хохочу над тем,
как бабушка поёт...

Когда я отступлю – на шаг, на два – от края,
и встанут предо мной
мой дед, отец и брат,
которых больше нет (а я стою живая),
то, думается мне, сильнее во сто крат
я полюблю вас всех – и тех, кого не знаю,
и тех, кого забыла, забуду навсегда,
и тех, кого сейчас
бесследно забываю,
(ты спросишь «и меня?», и я отвечу «да»)…

Осыплемся мы все, как маковое семя,
из всех своих пустых бесчисленных сердец.
Но алые цветы пока цветут всё время,
пока ещё цветут
и зреют, наконец,
и истекают вглубь – то молоком, то мёдом,
и оплетают вдаль – то светом, то огнём,
и если не мешать, то прорастают сходу
сквозь ель,
сквозь табурет,
сквозь девочку на нём.

Я с вами заодно (не хуже и не лучше),
но мир стоит в дверях, как вечный Новый год,
и выведет нас всех, по одному, за ручку,
туда, где смерти нет,
где бабушка поёт,
где все уже равны и ростом, и любовью,
где не о чем роптать... лишь грустно от того,
что каждому из нас положат к изголовью
прощенья и конфет,
и больше ничего.






(с) Елена Касьян

Впереди, моя девочка, жизни дальние дали...
Расти доброй, мечтай, что бы не говорили
иди к мечте. Как бы не осуждали...
Даже если ты ангел - им не понравится шепот крыльев.

Даже если ты без греха - в тебя полетят проклятья...
Я тебе помогу не сломаться в нелегкий час.
Буду рядом. Любить, теплые волосы гладить...
Побеждают, девочка, те, у кого внутри небо, а это про нас.

Не объясняй никому...Не мечи перед свиньями бисер.
Оставайся собой и смело иди вперед.
Если злых языков все больше - ты к цели ближе...
Собаки лают, девочка...А караван идет!)






© Анна Тукина

«То, что в Душу – нельзя как-нибудь!!
И, как в реку, нельзя в нее – дважды!!»
Маргарита Говзбит

Изменяются люди, века…
Но не может одно измениться:
Что людская душа – как река,
Хочешь пить – надо к ней наклониться…
Отражается там небосвод..
И в глубины на слово не верят…
Не входи, не узнавши про брод…
Есть опасность не выплыть на берег.
Даже если вверху только гладь -
Ей границы никто не начертит…
Аксиомы положено знать:
Тише омут – продуманней черти…
Если думаешь: Глупость! - забудь..
Чтоб понять как-то ночью однажды -
То, что в Душу – нельзя как-нибудь.
И, как в реку, нельзя в нее – дважды!






(с) Злата Литвинова