Милая, это глупость,
Что я умру,
Даже когда я стану
Неосязаем.
Старые фото
Волей-неволей врут,
Но существуют
Вместо своих хозяев.

Старые фото
Передают черты
И никогда о будущем
Не пророчат.
Вспышка мигнула -
И по-привычке ты
Замер в попытке
Собственного бессрочья.

Вот бы, как рану,
Память перевязать,
Сделаться копией
Мальчика с фоторамок,
Где у него
Честнее моих глаза,
Где вспоминать о прошлом
Смешно и рано.

Перед собой когдатошним
Я стою,
Осознавая: Боже,
Как время тонко!
Дети, взрослея,
Больше не узнают
Даже самих себя
На потёртых плёнках

И примеряют тени
Своих отцов,
Чтобы отцы всегда
Оставались живы.
Наша планета -
Чёртово колесо
С функцией
Обновления пассажиров.

Но, прорастая в детях,
Как новый сад,
Мы не сойти с неё
Получаем шансы.
Милая, это глупо -
Держаться за
Тех, кто не стал бы сам
За тебя держаться,

Тех, кто на старых фото
С тобой заснят,
Но от кого осталась
Живая пустошь.
Милая, я прошу до крика -
Держи меня,
Чтобы я верил в то,
Что ты не отпустишь.

Сердце возьми
И фото мои возьми,
Чтобы на фоне
Самых бедовых бедствий
Мы, как сады листвой,
Поросли детьми,
Как горизонт в закат,
Прорастая в детство.

Нам умирать с тобою -
Вообще никак,
Даже когда закружится
Старость вальсом.
Наша прямая суть -
Не застыть в веках,
Но продлеваться, милая,
Продлеваться

Вдоль поколений
Звуком имён своих
В детях, что нашу молодость
Подобрали
И узнавать себя,
Узнавая их
На отпечатках будущих
Фотографий




(с) Александр Антипов

Этот дымный город, размытый воздух,
где вокзал спиной к пустоте прижался.
- Ты не поздно? – спрашивала.
- Не поздно.
Уходил и больше не возвращался.

Всё казалось, лето, а это в гору
поднимались воды, смывали небо.
- Ты же скоро? – спрашивала.
- Я скоро.
И кончалось время, и память слепла.

Приходи,
любить тебя больше нечем,
больше нечем биться в грудную клетку.
Я теперь на целое сердце легче,
я совсем невесомая стану к лету…




(с) Елена Касьян

Ему следовало бы сказать себе: "Я обладаю этим сейчас, и потому я счастлив"; вместо этого он - совсем по-викториански - говорил: "Я не могу обладать этим вечно, и потому мне грустно.



(с) Джон Фаулз -Любовница французского лейтенанта

В подсвечнике из тонкого металла случайно оказались две свечи:
одна из них неспешно догорала, другая только вспыхнула в ночи…

Огарок был немолод и печален, но тронул сердце дамы восковой…
Их тени зыбким кружевом венчали, а пламя билось в пляске роковой…

Влюблённый и спешит, но опоздает… Давно раскинут времени пасьянс.
Слезой янтарной дива замирает: недолгим будет пылкий мезальянс…

Смешалось вожделенье и тревога, расплавлено последнее «хочу».

«Ты опытней на тысячу ожогов,
прости недогоревшую свечу...»





(с) Свет Мой

Я снеговик. Дети слепили меня зимой.
Всё по правилам: вместо носа - морковь, вместо глаз - угли.
У меня нет рта, и поэтому я немой.
Я не злюсь на них: они сделали, что смогли.


Я снеговик: меня ни обнять нельзя, ни согреть.
Я не могу рассказать о том, насколько я одинок.
Я понемногу таю - и я растаял уже на треть,
Мне сбежать бы отсюда, но у меня нет ног.


Я всего лишь три снежных кома, всего лишь снег,
Я мечтаю живым стать, как тот деревянный мальчик.
Бог, чтобы спасти подопечных, намекнул Ною про ковчег.
Мои маленькие божки про меня забыли к чертям собачьим.


Я снеговик. Конец апреля, а я так и не растаял.
Я, как гость из прошлого, который уже не нужен.
Я узнал и усвоил истину, и она до жути простая:
Если уходят и возвращаются - больно, если тебя забывают - хуже.






(с) Така Вострикова

Я понимаю, сейчас об этом смешно,
и вот на каждом слове немею…
Я за тобой ныряла сдуру на самое дно,
а плавать совсем не умею.
Тебя выпутывала из смертельных сетей,
вымаливала и выкупала.
А то, что ты не хотел от меня детей,
я думала, что понимала.

Из всех слагаемых я выбирала тебя -
и одного, и в любом комплекте.
Моя нежилая память глядела, скорбя,
как я запечатываю конверты
с просроченной болью, с пергидрольной зимой,
с застиранным небом над крышей.
А мне хотелось всё заменить тобой…
И у меня не вышло.






© Елена Касьян

Помнишь, по небу скользил самолёт,
А по волнам – пароходик…
Все говорили, что это пройдёт,
А ничего не проходит.
Я заживала, почти зажила,
Не онемела – и ладно.
Кажется, целая вечность прошла…
Целая вечность, мой славный.

Чёрные ветви на белом снегу,
Оттепель – редкая милость.
Я даже выплакать всё не могу,
Что без тебя накопилось.
Я этот город насквозь прожила,
Столько души износила…
Кажется, целая вечность прошла.
Целая вечность, мой милый.

Все говорили, что это пройдёт,
А ничего не проходит.
Просто по небу скользит самолёт,
А по волнам – пароходик,
Жёлтый троллейбус бежит до угла,
Катится красный трамвайчик…
Кажется, целая вечность прошла.
Целая вечность, мой мальчик.



© Елена Касьян

От души и с большущим удовольствием поздравляю всех милых дам
с праздником 8 Марта! Дорогие, любимые,
конечно же все вы - прекрасные и самые лучшие! Счастья вам, любви, здоровья, отличного весеннего настроения, улыбок вокруг, и пусть вас почаще радуют ваши мужчины,
ну и прочие, лежащие штабелями у ваших ног!

Что есть истина?..

А вопрос-то измельчал – до масштаба мест, по которым овцы все-таки разбрелись… Вопрошай себя, доколе не надоест. Вот и солнце босиком перешло залив. Ты забудешь о мигрени, спускаясь в сад, будет пахнуть розовым маслом, горячим днем. Я привык тебе на сером песке писать. Ты привык стирать написанное огнем. Ни к чему тебя тревожить по пустякам, у завесы в храме только не стой в грозу… Прокуратор, слишком много в твоих руках. Умывай их – вон, и воду уже несут. Посидим в твоей претории, помолчим. Нам нескоро, верно, встретиться суждено. Там в Москве один поэт по ночам кричит, ты зайди по лунной тропке к нему в окно… Вот и все, а больше не о чем попросить. Этот город ненавидим, а значит – свят. Посмотри, какая туча над ним висит, не к добру пришла – старейшины говорят. Что ты ищешь беспокойно в своих веках? Или путь тебе нерадостен и далек?.. Отдохни, мой друг, не спрашивая, пока твою трусость переписывают в порок. Ты не бойся за меня, я не помню зла, зная то, что предначертано впереди…

Не тебе меня спасать от креста, Пилат.

Не тебе меня, наверное, и судить.


© Кот Басё

Капелька человеческого потока,
Может Наташа, а может Ирина,
Где-то идёт, каблучками цокая,
Первая женщина моего сына.

Первая в жажде, первая в поиске.
Вечная или случайная?
Где повстречается: в парке, в поезде?
Застенчивая? Отчаянная?

Светят коленками
В юбочках-мини
Студентки и секретарши...
Ты, что проявишь мужчину в сыне,
Моложе его или старше?


Если старше...
Смиренно прошу, не воинственно:
Слов не прячь сокровенных, нежных,
Не вымещай
На моём, единственном,
Обиду на прежних.

Чтоб не прошла ты, первая женщина,
По душе сыновней, как трещина.
Чтобы не проклял твои он двери,
Чтобы, ликуя, сердце - в ребро,
Чтобы шёл от тебя и верил,
Что женщина - есть добро...

Ну а если моложе,
Если
Цел ещё и косичек лён, -
Я хочу, чтоб в тебе воскресли,
Сын мой, рыцари всех времён.

Чтоб от первой взрослой постели
Глаза её не опустели.
Чтоб тобой человечность мерила,
В голосишке чтоб - серебро,
Чтобы шла от тебя и верила,
Что мужчина - это добро.




(с) Нора Яворская

Снаружи нет тепла, а в доме мало света,
Обшарпанный диван, не помнящий родства.
Я просто глупый бог и все мои заветы
Нужны как декабрю опавшая листва.


В округе нет людей, всё больше люди-звери,
За пaзухой всегда полным-полно камней.
Я просто старый бог, которому не верят,
Лишь ты одна хранишь всю правду обо мне.


Мой храм давно забыт, распроданы иконы,
Деревни сожжены, поля разорены.
Я просто бедный бог, живущий вне закона,
Как скрипка без смычка, как житель без страны


И буду доживать уныло и убого,
Цедить по вечерам церковное вино...
Поверь в меня, поверь - я снова стану богом,
Пусть не для всех людей, a для тебя одной!




(с) Игорь Приклонский

Ты как пуля мне, что, конечно, придется точно.
Слишком все предугадано нами в цепи событий.
Окажись во мне, стань последней свинцовой точкой.
Лишь тебе - успокоить мне сердце любовью, быть мне
теплым всхлипом, навылет нежностью, мигом - встретить
то, чего, не встречая, мы стали бы непростимы.

Я ищу тебя, как бесстрашные ищут смерти.

Лишь любовь, как и смерть, бывает необратима.



© Лина Сальникова

Остались истории, письма и города -
вселенская память, растаявшая в веках.

Мы проявляемся в случаях и годах, запахом, впитанным краем воротника.
Мы возвращаемся цепью случайных слов, пойманных улицей, выбранных из толпы.
Мы - это все, что однажды уже сбылось, но заблудилось в мирах, оседая в пыль.
Как нас искать? - по знакомому, по штрихам, узнанным в ком-то, кто ранее не знаком.
В радости чуткой, умеющей не стихать, даже когда слишком больно и нелегко.
Вот я бегу через улицу, слышу звук голоса, странно напомнившего мне твой.

И, замирая, я чувствую, что живу.

И знаю, что ты где-то замер, совсем живой.



© Лина Сальникова

У счастливых сказок похож финал,
Ведь в счастливых сказках все хорошо.
Тот найдет, кто долго любил и ждал,
Тот придет, кто долго навстречу шел.

И все сбудется, сбудется, не грусти -
Алый парус над морем и звездный час...
Если так суждено, то не отвести
Будет друг от друга влюбленных глаз.

И пока горит на окне свеча,
И пока надежда в душе живет,
Будет проходить стороной печаль,
И тоска твоя стороной пройдет...

И наступит день из счастливых снов,
и наступит ночь из счастливых грез...
И не нужно будет красивых слов,
Если все действительно и всерьез.

...у счастливых сказок похож финал -
Алый парус над морем и лунный свет...
И дождется тот, кто любил и ждал...
...но счастливых сказок... на свете нет..




(с) Яшенко Дарья

Я стала старше на один роман.
На одного любимого мужчину.
Вчера казалось, что сойду с ума.
Сегодня знаю – это не причина.

Но брошены ключи на круглый стол.
И лбами жизнь столкнет теперь едва ли.
Я счастлива, что ты меня нашел.
Но горько, что друг друга потеряли.

Чужой помады цвет хранит щека…
Подставь другую – так велел Христос.
А мне не ждать прощального звонка
Советует зола вчерашних грез…

© Горькая Девочка

Спите с теми, кто снится. Целуйте, закрыв глаза.
Почаще меняйте лица, страницы и адреса.

По лестнице - прямо в Небо. Под песни колоколов, насвистывая нелепо, пиная болиголов,
отстукивая по вене, вселенную волоча, отталкивая ступени из желтого кирпича –
несите на небо звёзды. Танцуйте на берегу.
Бросайте дома и гнёзда, потерянную серьгу, утраченную невинность, почти завершённый стих...

Спите. С теми. Кто снится.

Вы сами - один из них.

(с) Андрей Кузнецов

…Жизнь – это дождь… Сплошной дождь…. Иногда он моросит мелкими капельками, иногда переходит в ливень. В жизни каждого из нас бывает человек с зонтом. Он приходит неожиданно и дарит солнце, укрывает от всего плохого…. Важно его не потерять, человека с зонтом, который приходит всего лишь раз…


(с)

Он ни с кем, ни за что, ни разу не вёл торги, -
Он был ангел.
Он был хранитель.
Он был - другим.
Не случалось ни до, ни после таких встречать;
Как никто, он умел говорить -
и умел молчать.

Он читал по глазам -
и нежность, и страх, и ложь,
От моих изысканий его не бросало в дрожь, -
Он был ангел,
но он ценил разбитной азарт;
Осуждал? -
разве только за вежливость,
пыль в глаза.

Как бы ни был сдержан, выдержан и раним, -
Он был ангел.
Он был хранитель.
И он - хранил.
Даже после смертельной обиды он ждал звонка -
"У тебя всё в порядке?
Тогда меня нет.
Пока".

Он стоял где-то слева.
Везде - и теперь, и впредь...
Он был ангел.
Он - был,
И глупо о нём жалеть;
Ведь другие таких не видели - днём с огнём...
И не надо бы всуе, -
но я говорю
о нём.

© Ракель Напрочь

Отрывается плоть от плоти – внутриклеточно, каждый час. Вы легко без меня живете, я легко отпускаю вас – или приступ сезонной лени, или мертвое не болит… Лобачевский, конечно, гений, только прав все равно Евклид. Так давайте не ждать ответа, не стучаться в чужие сны, мы на двух полюсах планеты, мы на разных концах весны. Это больше не поле боя –наша мирная не-война, кредо каждого: "Бог с тобою".

Бог с тобою.

А я - одна.


© Кот Басё

Люби других. И на исходе дня
Над чашкой остывающего чая
Не убивай молчанием меня -
Другим смотри в глаза, не отвечая.
Люби других. Остервенело спорь
Об их воображаемых изъянах.
Люби гашиш, конфеты и кальяны
И все, что ты любил до этих пор.
Люби других. Ты выбрал это сам:
В мычащем и гогочущем гареме
Лишь по моим душистым волосам
Скорбеть, как по утраченном Эдеме
Не знать, куда исчезла Лорелея,
И кто ты сам, и где теперь твой дом…
И к зеркалам похмельным жаться лбом,
В толпе от одиночества болея.





(с) Анна Ривелотэ

У лучшего мужчины - чёткий профиль,
Нахальный взгляд... в котором беспредел...
Красивая улыбка, статус профи...
Нет времени... и очень много дел...

Он не похож на Кэтчера и Питта,
Не выглядит красивым подлецом...
Но безупречен в дни... когда не бритый...
И идеален... с выбритым лицом...

В его карманах... мятная жвачка...
Мобильный, паспорт (а с заграном - два)
Визитки... сигарет любимых пачка...
Моя душа... кредитка и права...



(с)

Прости меня, я, правда, недостойна
Такого вот высочества, как ты...
Меня нашли на самом дне помойной,
Но даже там встречаются цветы.

Поэтому ты смотришь исподлобья
И гордости в кулак не соберешь.
От взгляда осуждающие копья
Отскакивают, как от правды — ложь.

Прости бесплеменную нищебродку
За то, что я посмела посягнуть
На редкую козлиную бородку
И глаз твоих болотистую муть.

На жидкокристаллическую душу,
Струящуюся через монитор.
За то, что я ни капельки не трушу
Вступать с тобой в дебаты или спор.

За то, что знаю больше, чем ты хочешь,
За то, что не молчу, а говорю,
За то, что у меня и жаркой ночью
Температура ближе к январю.

Прости меня, мы в вечном мезальянсе.
Сводя нас, забавлялся Бог.
Мой плинтус — не высок, но безопасен,
А твой меня пугает потолок.




© Златенция Золотова

Я ненавижу женщин в бесформенных свитерах
с льготным абонементом в «Ленком», «Современник», «Этсетера».
Смотришь на пальцы - не замужем, любит стирать.
Смотришь на губы - надменна, скупа на ласки.
Даже порой - и осанка, и волосы без седин,
а веет глубокой могилой, в которую как один
летят Достоевский, Булгаков и Константин
Сергеевич Станиславский.

Я ненавижу женщин, скупивших Родео-Драйв,
идущих на «лабутенах» в роскошные номера.
Глядишь в декольте ей - там светится копирайт
пластического хирурга с опытными руками.
Такая пройдёт, как агония, как гроза,
и чувствуешь - пальцы мечтают хватать, а язык лизать...
Но только засмотришься - резко по тормозам,
и хрясь в неё камнем!

Я ненавижу женщин-наседок а-ля маман,
такие обычно сидят с рукоделием по домам,
и всё у них славненько: ужин, детсад, роман
[бульварный бестселлер о чем-то таком бандитском].
Oна вам расскажет под водку и корнишон,
как Митя покакал оранжевеньким в горшок,
в манере Ван-Гога, и все испытали шок
и долго ребенка лобзали по ягодицам!

Я ненавижу женщин, сидящих внутри меня,
я им поджигаю Избы и завожу коня,
мне хочется их уничтожить, убить, унять,
в глубокие лузы загнать беспощадным кием...
Но всё, что я вижу в других - это точно я,
поскольку на каждую женщину есть персональный яд,
поскольку на каждую женщину есть персональный ад,

и это - другие.

© Сола Монова

Всё для тебя:
эти улицы и мосты,
все эти горы, гордый мой эдельвейс,
мир этот безымянный, безумный – весь;
радуйся жизни, как это умеешь ты.

Всех приручай, кого хочешь, мой братец Лис,
чтобы потом их – хоп! – и в терновый куст;
делай всё, чтобы чувствовать жизни вкус –
сталкивай своих женщин,
после – за них молись.

Пусть любая дорога покорно лежит у ног,
пусть подойти боятся на шаг семь бед.
И наконец-то найди такую же, по себе, –
чтобы ты не был так вызывающе одинок.

С календаря по утрам обрывай листву;
только вперёд, не смотри, что останется за спиной.

Раньше просила –
происходи со мной.
Сегодня просто прошу тебя –
существуй.






© Ракель Напрочь

Мы уже не дети,
всё мы замечаем:
волосы в котлете,
таракана в чае,
перегар от водки,
недостаток света,
рваные колготки,
грязные манжеты,
глупую браваду,
холод в отношеньях,
на щеках помаду
и засос на шее.
Жаль, что мы не дети:
те бы замечали
потеплевший ветер,
весла на причале,
бабушкино пенье,
бесконечность моря,
ягоду в варенье,
бабочку в узоре,
серебро рассвета
и заката алость...
Но у нас все это
позади осталось.
Взрослые мы с вами,
то есть мы заметим
насморк при лобзаньи,
пятна на паркете,
скрип соседней койки,
муку слова «надо»,
аромат помойки
и дыханье ада.






(с) Алеся Лисай

Мне неважно, сколько их будет меня читать:
миллион, 8 тысяч или же 25.
Основным остается то, чтобы до седин
меня слушать и верить в меня мог лишь ты один.

Мне неважно, сколько их скажет, что я слаба,
только ты не забудь мне челку сдувать со лба.
И подолгу ты не держи меня взаперти -
помогай идти.

Мне плевать на косые взгляды и на галдеж,
просто ты не забудь, как вначале кидало в дрожь.
И когда я однажды свалюсь - сил не хватит встать,
обещай, что не станешь тогда ты меня бросать.

Я сильна до тех пор, пока я такой кажусь,
но ты рядом идешь, и поэтому я держусь.

Основным остается то, чтобы до седин
меня слушать и верить в меня мог лишь ты один.






© Рыжая Надежда

не делай злого, не делай доброго, ходи по топтаному пути, носи в кармане, в мешке под ребрами складную бездну, дыру в груди: ищи работу, сдавай экзамены, тяни кредиты, вари борщи, про все богатства свои и залежи - будь осмотрительней - умолчи.

будь осмотрительней: слово тянется незримым следом, дурным хвостом. вот наблюдатели и начальники, кому из них объяснишь потом, что небо давится самолетами, что дверь пугается при звонках, что ужас шилом заходит в легкие, и больно вздрагивать и вздыхать, когда на улице плачет маленький, когда под ветром дрожит маяк, что боль чужая воспринимается всегда значительней, чем своя; что те, кто предали нас, становятся грядущим снегом - и бел, и чист.

не делай злого, не думай нового, будь осторожнее - и молчи.

слова врываются, как нашествие, растут и ширятся, как пожар, учись разменивать фразы жестами: "я скоро буду", "не ешь с ножа", "мороз и солнце", "совсем не голоден", "спокойной ночи", "скорее в чат", а если слово полезет в горло, то / хороший навык - уметь мычать. мычи про все, что в тебя не вместится - от императоров до бродяг.

тебя, наверное, не заметят здесь,
зато есть шансы, что пощадят.







© Наталья Нечаянная

Мой неведомый брат, мой шагающий рядом попутчик, научи меня петь, выдыхая звенящую медь. В этой жизни прекрасной, но, всё же, безжалостно сучьей нам так мало осталось на то, что могли бы успеть. Не в комфорте квартир, а в пробитых дождями палатках на просторах земных, на зелёных ладонях весны мы любили светло, отдавая себя без остатка, тем, кто в нас приходил, воскрешая забытые сны. А когда изнутри до гортани слова прорывало, и текло по губам обжигающей, страстной строкой, мы писали стихи в междустрочье газет и журналов, сочиняя миры, от которых до неба – рукой. Мы умели ценить то, что было банальным для прочих: от горячих живых до холодных игрушек Тюссо. Наши долгие дни, наши полные чувствами ночи вытекали слезой на секундные стрелки часов. Не желая войны, мы войны избежать не сумели и в кровавых боях на сердцах наживая рубцы, мы теряли друзей. Мы ловили прицелами цели. И стреляли в упор. И с концами сводили концы. И друзей поминали. И верой спасали друг друга. И рукой приживали к протянутой щедро руке...

А, когда перебесится ветер, сорвавшийся с юга, мы уйдём на закат, но останемся эхом в строке…

(с) Ник Туманов

Обнимайте друг друга почаще
и дарите друг другу тепло,
пусть глаза на вас люди таращат -
обнимайтесь всем бедам на зло...

в лютый зной и в холодную стужу,
каждый день, каждый час, каждый миг,
обнимайте друзей и подружек,
обнимайте любимых своих...

как ночами Лауру Петрарка,
сладкой дымкою вычурных фраз,
ты не знаешь, что ждет тебя завтра,
обнимай как в последний раз...

обнимайте друг друга почаще,
зажигайте друг в друге огни,
если кто-то чего-то вдруг плачет,
подойди к нему... и обними...

обнимай своих маму и папу,
всех, всех, всех попытайся обнять,
чтобы мир начал меньше плакать,
и в улыбке стал больше сиять...

а потом разрываясь на части,
кто-то, в страсти порывах кипя,
до краев переполненный счастьем,
подойдет и обнимет тебя...




© Паша Броский

Ши похожа на волка – измученный и голодный, он готов бежать, придумывать что угодно, чтоб остаться неприкаянным и свободным, чтоб не стать добычей в очередной игре. Ши привыкла кусаться больно, скрываться быстро. Осторожно, умирая от любопытства – «расскажи мне о ней» - срывается, словно выстрел… Я готовлю ужин. Ши заключает: «Бред».

Ши петляет в мыслях, путая браконьеров: «Есть нормальные вещи – счастье, семья, карьера, можно хоть до утра без конца приводить примеры, можно хоть до утра… Расскажи мне о ней…еще...» Я смотрю на нее, и она не выносит взгляда – это слишком искрится воздух, когда мы рядом… Ши краснеет: «Не расскажешь, ну и не надо…» Взгляд опасен, невозможен и запрещен.

Я смеюсь, наливаю чай, достаю конфеты. Ши берет календарь, констатирует: «Скоро лето», Ши, конечно, нынче думает не об этом, но, конечно, не признается никогда. За окном февраль в последнем морозе замер. Мы сдаем один и тот же простой экзамен. «Я пишу – и море дышит перед глазами…» Ши сердито огрызается: «Ерунда!»

А потом звонит Она, приглашает в гости, мы болтаем о поэзии, личном росте… Крепкий чай у Ши становится в горле костью, она держит меня молчанием, как капкан. Телефон наполнен гулом чужих истории – мой эфир доступен, вычищен и просторен. Ши меня убивает взглядом – и я не спорю. Ши уходит, бросив скомканное: «Пока».

Ши рыдала б сейчас взахлеб, но всплакнет едва ли – ей на небе права слабости не давали. Ши пинает остатки снега, дерзит в трамвае, открывает дверь ломающимся ключом… Ши сидит в холодной комнате, пьет и злится. Ши свободна – и не может освободиться. У нее простое правило – не влюбиться. А влюбившись, не рассказывать ни о чем.

Ши похожа на волка – слабого, между прочим. Волк блуждает по кругу в худшем из одиночеств. Волка можно спасти, и он этого очень хочет, но боится приручения, как огня. Ши приходит ко мне, как всегда, без пяти четыре, словно в клетке, нервно мечется по квартире: «Я люблю кого-то, по-твоему, в этом мире?..»

- Одинокого волка, милая.

И меня.


© Кот Басё