Нужно, чтоб кто-то кого-то любил.
Это наивно, и это не ново.
Не исчезай, петушиное слово.
Нужно, чтоб кто-то кого-то любил.
Нужно, чтоб кто-то кого-то любил:
толстых, худых, одиноких, недужных,
робких, больных - обязательно нужно,
нужно, чтоб кто-то кого-то любил.
Лось возвращенье весны протрубил,
ласточка крылья над ним распластала.
Этого мало, как этого мало.
Нужно, чтоб кто-то кого-то любил.
Чистой воды морякам под килем,
чистого неба летающим в небе.
Думайте, люди, о боге, о хлебе,
но не забудьте, пока мы живем:
нет раздвоенья у супертурбин,
нет у земли ни конца, ни начала.
Мозг человеческий - как это мало.
Нужно, чтоб кто-то кого-то любил.




(с) Григорий Поженян

небо нежится в солнечных облаках,
протекая дождиком иногда…
и весенне-ласково на руках
оседает солнечная вода…

чтобы ты раствориться во мне могла,
и простить мне былые мои грехи,
по апрелю строя душевный лад,
я былое рву. я пишу стихи,
минусуя горечь пустых ночей,
вижу сны в бессоннице, наяву:
ты моя лагуна, я – твой ручей,
я, в тебя впадая, тобой живу.

ты прости, дорогая, что я такой,
что на сердце тревога и непокой,
что мне надо надежды совсем чуть-чуть –
оторвусь окончательно…

и взлечу!..


© Ник Туманов

Дорога так длинна на перевал.
Ветра и холод, камнепад и бешенство лавин.
Клочья серых туч секут дождями трещин черноту,
И путь закрыт на перевал любви.

Дорога так длинна на перевал...
Смертям двум не бывать, но и одной не миновать.
И я иду сквозь смерть, судьбою раненный, голодный зверь,
В последний раз на счастья перевал.
И я иду сквозь смерть, судьбою раненный, голодный зверь,
В последний раз на счастья перевал.


Для свиданья в скалах - нет аллей.

Горный воздух разряжённый - не для людей.

Одинокий отыщу я ей

Эдельвейс.

Опасен это путь на перевал...
На тропах барсы снежные добычу стерегут.
Но есть заветный зуб,
Тем зубом глотки им перегрызу.
Я не люблю, когда везёт врагу.
Но есть заветный зуб,
Тем зубом глотки им перегрызу.
Я не люблю, когда везёт врагу.

Для свиданья в скалах - нет аллей.
Горный воздух разряжённый - не для людей.
Одинокий отыщу я ей
Эдельвейс.

Я знаю, что пройду весь этот путь,
Каким бы страшным ни был он,
Мне это по плечу.
Но кто позволит знать,
Дождётся ль наверху меня она,
Она одна, другой я не хочу.
Но кто позволит знать,
Дождётся ль наверху меня она,
Она одна, другой я не хочу.
Она одна, другой я не хочу.

А я то думал, Вы счастливая,
Когда одна на склоне дня
Вы шли - такая горделивая -
И не взглянули на меня.

А я то думал, Вы счастливая,
Я думал, Вы счастливей всех,
Когда смотрел в глаза игривые,
Когда веселый слышал смех.

Глаза то нежные, то строгие,
Но в них тревога, в них беда.
Наверно, Вас любили многие.
Вы не любили никогда.

На Вас глядят глаза влюбленные.
Им не понять издалека,
Что в Вас тоска неутоленная,
Святая женская тоска.

И мысль одна неодолимая
Вам не дает ни спать, ни жить, -
Что это мало - быть любимою,
Что надо любящею быть.

Святая, гордая, красивая...
Я слышу ваш веселый смех.
А я то думал Вы счастливая,
Я думал, Вы счастливей всех.

.....

– Джонатан, … Такие птицы, как ты, – редчайшее исключение. Большинство из нас движется вперед так медленно.

Мы переходим из одного мира в другой, почти такой же, и тут же забываем, откуда мы пришли; нам все равно, куда нас ведут, нам важно только то, что происходит сию минуту.


Ты представляешь, сколько жизней мы должны прожить, прежде чем у нас появится смутная догадка, что жизнь не исчерпывается едой, борьбой и властью в Стае.


Тысячи жизней, Джон, десять тысяч! А потом еще сто жизней, прежде чем мы начинаем понимать, что существует нечто, называемое совершенством, и еще сто, пока мы убеждаемся: смысл жизни в том, чтобы достигнуть совершенства и рассказать об этом другим.

Тот же закон, разумеется, действует и здесь: мы выбираем следующий мир в согласии с тем, чему мы научились в этом.


Если мы не научились ничему, следующий мир окажется точно таким же, как этот, и нам придется снова преодолевать те же преграды с теми же свинцовыми гирями на лапах...............






(c) Ричард Бах. «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»

Я б купила себе
Пару новых сапог,
Чтобы было ногам суше,
И пошла бы бродить
По узорам дорог,
Открывая весне душу…

Шёл бы мартовский снег
Вперемежку с дождём,
Под ногами была б слякоть…
И какой-то чудак, -
Не с похмелья притом! –
Стал бы вдруг обо мне плакать…

Он бы с крыши кричал
Мне какую-то чушь,
Мол, «возьму и к тебе прыгну»,
И стояла бы я
Средь сугробов и луж,
Свято веря в его игры…

Он бы очень хотел
Что-то мне подарить,
Да другим обещал тоже…
И заметил бы вскользь
«Она хочет любви!..
Только где ж это взять, Боже?..»

Я б купила себе
Пару новых сапог,
Что бы было ногам суше,
И ушла бы к весне,
Отряхнув каблучок
И ещё – заодно! – душу…





(с) Елена Кабардина

Время вздохнет… только с места не тронется,
А ночь перестелется траурной скатертью.
Я проведу тебя через бессоницы,
Как если бы ты приходилась мне матерью.

Не обвиняй мироздание в скупости,
Когда все билеты до детства просрочены.
Я сочиняю волшебные глупости,
Как если бы ты приходилась мне дочерью.

В небо дорога мостится не плитами.
И мне говорили, что даже не лестница.
Я твое имя целую молитвами,
Как если бы ты приходилась мне крестницей.

Горечь, она добавляется с опытом
И при переходе с простого на сложное.
Губы на губы неистовым шепотом...
Родная. Единственная. Невозможная.





(с) притворщик (claymore)

«Когда я очень люблю кого-нибудь, я никогда никому не называю его имени. Это все равно что отдать другим какую-то частицу дорогого тебе человека. И знаешь - я стал скрытен, мне нравится иметь от людей тайны. Это, пожалуй, единственное, что может сделать для нас современную жизнь увлекательной и загадочной. Самая обыкновенная безделица приобретает удивительный интерес, как только начинаешь скрывать ее от людей.»

(c) Оскар Уайльд Портрет Дориана Грея

Хочешь, тебе подарю все счастливые сны?
Хочешь, я просто отдам все, чему нет цены?
Огонь моей весны,
Доброе утро в открытой балконной двери,
Молодость каждого дня и безумство зари
Моей. Бери. Бери!

Теряй, не жалей, все что было с тобой до меня!
Бросай в огонь!
Теряй, а ключи от счастливого нового дня,
Возьми в ладонь!
Не прячь свои крылья, лети в моё сердце, пьяня,
Других не знай!
Теряй, не жалей, все что было с тобой до меня!
Теряй, теряй!

Я на край света за счастьем, прости, не пойду!
Знаешь, я был там, и звёзды давно все в саду,
Горят в моём саду.
Так что любимая, нежное сердце готовь,
Верность за деньги не купишь , не купишь любовь!
Возьми без слов! Без слов!

Теряй, не жалей, все что было с тобой до меня!
Бросай в огонь!
Теряй, а ключи от счастливого нового дня,
Возьми в ладонь!
Не прячь свои крылья, лети в моё сердце, пьяня,
Других не знай!
Теряй, не жалей, все что было с тобой до меня!
Теряй, теряй!

Пришла ко мне девочка
с заплаканными глазами,
с надеждой коснулась моей руки:
-Ведь вы же когда-то любили сами,-
вы даже писали об этом стихи...
Я не хочу так, я не согласна...
Скажите, разве она права?
Зачем она перед целым классом
вслух читала его слова?
Зачем так брезгливо поджала губы,
когда рвала листок пополам,
зачем говорила о нас так грубо,
что мне повторять неудобно вам.
Мы очень с ним дружим...
-Я это знаю.
-Он очень хороший!
-Я помню, да...
-Вы разве знакомы с ним?
-Да, была я
такой же девчонкой, как ты, тогда
он тоже писал мне записки...
-Значит,
вы мне поверите?
-Всей душой!
...И вот разговор откровенный начат
между маленькой женщиной и большой.
Через час,
утешившись в детском горе,
она ушла на каток... А я
разговор продолжаю, волнуясь, спрою,
тревожно на сердце у меня.
Если учительница вскрывает
чужие письма- прощенья нет!
Простите, я кажется подрываю
педагогический авторитет?
Простите, но все это-
дело поэта,
а я к тому же еще и мать...
Поэт Маяковский писал "Про это"
затем, что про это надо писать!
Мы учим детей от гриппа спасаться,
улицы учим переходить,
так как же этого не касаться,
как будто легко научиться
любить.
(Казалось бы, это проще простого!)
Но я про любовь настоящую, ту,
когда самая жизнь
отдается без слова
за отчизну,
за женщину,
за мечту...
Чтобы люди
веку по росту были,
такими надо вырастить их,
чтобы с детства
все, что они любили,
любили бы
больше себя самих!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пришла ко мне девочка
с заплаканными глазами,
вами обиженная до слез.
Почему вы в доверии ей отказали?
Потрудитесь ответить на этот вопрос!
Ведь не просто
школьница перед доскою,
единица, из коих составлен класс,-
вам было доверено
сердце людское...
Теперь оно больше не верит в вас




(c) Вероника Тушнова

Как живу без тебя - не знаю...
Мы встречались во сне однажды...
Облака под ногами - раем...
Впрочем, это сейчас не важно.

С той поры моё сердце плачет,
Сон - обычная сказка вроде...
И одной мне нельзя иначе,
и с тобой нас судьба не сводит...

Каруселью летит по кругу
жизнь шальная, под неба хохот.
... протяни же, любимый, руку,
без тебя мне на свете плохо...




(c) Галина Шапкина

Как живу без тебя - не знаю...
Мы встречались во сне однажды...
Облака под ногами - раем...
Впрочем, это сейчас не важно.

С той поры моё сердце плачет,
Сон - обычная сказка вроде...
И одной мне нельзя иначе,
и с тобой нас судьба не сводит...

Каруселью летит по кругу
жизнь шальная, под неба хохот.
... протяни же, любимый, руку,
без тебя мне на свете плохо...




(c) Галина Шапкина

Хочу псевдоним "Милосская",
Как будто бы я Венера
Высокая, стройная, броская,
Божественная и неверная.

Но гонят с Олимпа жители
И рвутся последние кеды,
И где уж быть обворожительной,
Когда бог красивости не дал?

Не смейтесь так саркастически!
Я все равно всё сумею
И чем-нибудь венерическим
Нарочно сама заболею.

Да что та Венере? Ну голая...
Я тоже могу раздеться.
Плевать, что кривая и кволая,
Зато - золотое сердце.

Зато меня любят деревья,
Балконы и кошки блохастые,
Зато я божественно левая,
Зато я божественно счастлива.

Зато я дымлю папиросками,
И пью за любовь - без меры.
Я, в общем-то, очень Милосская,
И даже немного Венера.




(c) Людмила Клемят

Покупают женщины цветы.
Покупают их идя с работы.
Покупают женщины мечты.
Отдают взамен свои заботы.

Покупают женщины цветы
И себя с улыбкой одаряют.
Их к груди прижав, до темноты
По беспечным улицам гуляют.

Покупают женщины цветы,
Покупают розы и тюльпаны
И, сжигая к прошлому мосты,
Сыплют соль на собственные раны.

Покупают женщины цветы,
О любви ушедшей вспоминают,
И знакомым всем до хрипоты
"Подарили, дескать..." - объясняют.



(c) Любовь Воропаева

Есть две страны, лежащие от меня по обе стороны… Крылья огромной птицы, лесные цепкие пальцы, мои границы, которым мне приходится изменять.

Одна сурова, сдержана, но светла, над серым морем северным ветром реет, моя колдунья, сон, золотая Фрейя, я скальд ее, надломленная стрела в груди убитого война, трава с лугов застывших ладоней, я рысь в колеснице или танцующий эльф… Я лучшая из валькирий, герой, который стал для нее слугой, чтоб чувствовать истину… Вереском между скал в нее прорастать, сливаясь с ее простором… Владеть ее небом, быть Одином или Тором и в каждой выпавшей руне ее искать.

Крыло задевает солнце, точней, его восточный висок… Там веной идет другая – любовница Ким Ки Дука и Вонг Кар-Вая, густая, как ночь, неверная, как песок, в меня утекающий… Озеро, желтый лист, упавший на озеро, рисовая бумага, летящий кинжал, сверкающим бумерангом ложащийся в руку - так, как ложится кисть по воле художника… Осень, зима /смотри!/ и снова весна – крадущийся тигр в чаще… Она никогда не сбудется настоящей - мой иероглиф, скрывающийся внутри полисемантики… Теплая кровь ее, идущая в руку – красный цветок на белом… Тело мое, с ее непокорным телом соединенное прочно одним копьем.

Есть две страны, граничащие со мной, лежащие рядом, шепчущие ночами свои заклинания… Крыльями за плечами растущие… Или тянущие на дно… Запретные, странные, мыслям моим равны, для прочих загадочны, но для меня прозрачны…

Восток или Запад.

Я не могу иначе.

Дихотомия.

Две сущности.

Две страны.


© Кот Басё

Кот уминает остатки холодной пиццы.
В маленькой клетке тихо скребется мышь.
Взгляд от экрана:
- Ну, вот… и тебе не спится?
- Как я могу уснуть, если ты не спишь?

Солнцем искусственным тускло чарует лампа.
- Сколько там на часах?
– Без чего-то три.
Сладко зевая, сползаешь с дивана на пол:
- Кофе давно хочу, только лень варить.

Месяц глазеет на сонные наши лица.
Я выхожу, ногой прикрывая дверь.
«…ложечку сахара, чуда, чуть-чуть корицы»
Слышу вдогонку:
- Сахара можно две.

Кофе готов. Босиком возвращаюсь в спальню.
В спальне тепло, открыто одно окно.
На подоконнике стройная в платье бальном
С книгой в руках сидит забияка-ночь.

В комнате пахнет осколками звезд и маем.
Ночь замирает и говорит мне: «Тщщщ»
Ставлю на тумбочку кофе и понимаю:
Кофе готов, а ты уже сладко спишь.



(с) Саша Бес

Зачем еще раз мне жизнь возвращает крылья?
И мой черно-белый мир стал снова цветным кино?
Зачем я хочу стать радугой в твоих ливнях,
Стать музыкой в ленте твоих самых сладких снов?

Как странно вдыхать воздух, покоем полный
И видеть рассвет, не открывая глаз.
И грудью встречать Эти Большие Волны,
Что приходят всегда нежданно - и уносят нас

На гребне волны воздух всегда разрежен,
И трудно дышать, и в сердце - восторг и страх!
Но - я удержусь! Лишь бы ты был со мною нежен.
Лишь бы ты был со мной в Этих Больших Волнах.
Зачем в моем небе сияет звезда Надежда,
Когда я, казалось, легко прожить без нее могу?
Зачем я бегу к океану по имени Нежность
И жду тебя, жду тебя, жду тебя на берегу?

Знаю - ночь вновь нам сыграет соло.
И ей покорясь, смиренно глаза закрыв,
Мы будем встречать Эти Большие Волны.
Вот он шумит вдали, вновь к нам идет прилив!


На гребне волны воздух всегда разрежен,
И трудно дышать, и в сердце - восторг и страх!
Но я удержусь! Лишь ты был со мною нежен, нежен, нежен.
Лишь бы ты был со мной в Этих Больших Волнах.
На гребне волны видно, как мир безбрежен.
И страшно упасть, взмывая в твоих руках.
Но я удержусь! Лишь бы ты был со мною нежен.
Лишь бы ты был со мной в Этих Больших Волнах.

Ты самое значительное событие с тех пор, как нога человека не ступает больше на Луну. Ты не позволила мне не полюбить тебя. Я просто не мог поступить иначе. Ты не дала мне пройти мимо. Любовь — это когда чувствуешь, что прозевать кого-то значит прозевать свою жизнь. Любовь — это когда перестаешь колебаться. Когда все остальные женщины кажутся пресными. Я скучаю по тебе, еще не узнав тебя.



(c) Фредерик Бегбедер

Она где-то есть. Она курит и цедит пустырник.
Он ей говорил – это вредно мешать. Не послушала.
Он ей помогал. Вымыть пол и устроить квартирник,
С собакой гулял и взбивал мимоходом подушки.

Она обожала Ли Перри и темное пиво,
И если он ночью звонил, не брала никогда.
Он утром смеялся: С кем ты зависала, милая?
Она отвечала: Да ангел гостил, как всегда.

Он спал на диване, курил на балконе, пел в душе.
Она наблюдала, закутавшись в шелк простыни.
И если б соседи вдруг взяли стакан и подслушали,
У них бы калачиком сразу свернулись уши
От этой тяжелой и острой, как нож, тишины.

Их помнят обои и гладкость оконных проемов.
Она рисовала закат, он следил – улыбнулась? -
Казался то сфинксом, а то предводителем гномов,
А то королем всех версальских фуршетов-приемов.
Она б оценила, ну, если бы вдруг обернулась.

Он как-то спросил: «А ты веришь, что есть что-то вечное?
Действительно вечное – в бренном и смертном… в людском?»
Она отвечала: «Ну, если я вдруг это встречу,
Ты первый, кому позвоню». И, застыв над мазком,
Его долгий взгляд отбивала белесым виском.

Когда он исчез? Она даже не сразу заметила.
Поняв, убеждала себя – и смогла убедить.
Потом позвонила себе – и сама же ответила:
Он здесь не живет. Да и разве он мог здесь жить?

Она где-то есть. Она курит и цедит вино.
Ну, знаете, нервы, работа и творческий кризис…
А ангел не впущенный греет ее окно,
Свернувшись калачиком белым у края карниза.





© К.А.М. Gata

Мужчина и женщина лежат в кровати и смотрят в потолок. Мысли женщины: «Молчит. Не хочет разговаривать. Наверняка есть другая. Отношения закончены…»
Мысли мужчины: «Муха…муха…на потолке…как же она держится?»



(с)

Лечила ангину, а надо бы - душу...
На улицах море из талого снега.
Мой город... Он тоже немного простужен,
Затоплен дождями. Гадаю на лето:

Придет - не придет. Может, стоит дождаться?
И встретить июнь с неизменной улыбкой
"Оскал Голливудский". Жизнь - грязные танцы,
Жизнь - грязные чувства и... просто ошибка.

Я брежу. Ангина души. Затопило.
И смыло. Теперь мои песни и пляски,
Стихи и кулоны, ключи от квартиры -
Твои. Зверь приручен. Он нежен и ласков.

И пусть разум злится и топает ножкой.
Какой уж там разум - срывает, сметает.
И падают на пол десятками ложки
(Случайно!) - я жду. Ты ведь рядом, я знаю.

Допить пару капель январского чуда -
Сожженной мечты. И заснуть до июня.
Я думать, я мыслить, я помнить не буду.
И пусть мне приснится молоденький Бунин,

А, может, Есенин. И в день первый лета
С тобою мы будем гулять по бульварам...
Вот так... Ты причина болезни и бреда.
А я только след на краю тротуара.



(с) Мария Громова

Знаешь, на что похоже случившееся со мной?
Словно я бегу по асфальту после летнего дождя, живительного, сочного, несущего свободу, хотя и короткого, как первый детский стишок, как первый робкий поцелуй. Кругом зеркальными кляксами поблёскивают небольшие лужи, уже отдавшие себя нетерпеливым солнечным лучам и теперь тающие от их почти не осязаемых, но обжигающих ласк.
Я бегу по этим последним исчезающим печатям дождя, уверенно, совершенно не боясь намочить босоножки, и вдруг, наступив на очередное плоское зеркальце, с головой ухожу под воду, едва успев где-то там, на самых задворках метнувшегося испуганным зверьком сознания уловить абсолютную нереальность происходящего… Море? Откуда здесь море?

Оно живёт в тебе, в твоих чуть лукавых глазах, в твоей улыбке, заразительной и очень искренней, искренней до беззащитности… Оно сомкнулось надо мной, не дав возможности сбежать, укрыться за ставшим столь привычным для меня панцирем вечных насмешек и иронии. Оно солёное. Совсем чуть-чуть солёное, это капля моих слёз. Да, я плакала, только однажды, и не от боли, не от бессилия. От неожиданно острого и потому несколько мучительного осознания того, что я, оказывается, ещё могу… Вот так, внезапно, с головой…

Я утонула, но я выплыву. Выплыву обязательно, мне поможет щемящая, жутковатой глыбой нависающая надо мной скала-реальность: это не моё море. Ведь мосты между людьми сделаны из времени, а оно растворяется в жадной, пугающей ненасытности вечно расширяющейся в никуда Вселенной, никогда не возвращаясь. Как же счастливы те, кто смог силой своей любви остановить его, – связь между ними никогда больше не разрушится. А время моего моста к тебе неумолимо истекло ещё десять лет назад. Это безумно, отчаянно много… Наверно, так же немыслимо нелепо выглядел бы безнадёжно древний ихтиозавр, нежащийся в зыбкой голубизне современной Адриатики…

…Ты смотришь на меня, и в твоих глазах снова плещется море, светлое, бесконечное, прозрачно-зеленоватое, а я, едва успев сделать короткий, почти рвущий лёгкие вдох, камнем ухожу в его глубину. Я выплыву. Потом. Сейчас я для этого слишком счастлива…

Сейчас ты просто смотри на меня. Ещё. Ещё. Ещё…





(с) Ю.Виноградова

…чужая жизнь касается крылом так невесомо, так неощутимо…
пока другие рядом, мы живём, хоть и проходим часто мимо. мимо…
не по наивности, не по злобе к чужой руке непросто привыкаем.
не оттого, что прячемся в себе. не потому, что внутрь к себе впускаем
не всякий раз, когда расплющен нерв небрежной фразой, безразличным взглядом,
циничной жаждой одиноких стерв с пустой душой, напыщенной бравадой…

…чужая смерть касается крылом, сбивая с ног, вбивая спазмы в глотки.
сто пятьдесят, «чтоб пухом…» за столом, когда вода горчит острее водки.
когда седеют совестью виски за то, что сам себе вину назначил.
что не хотел с другим делить тоски, его ль, своей?.. прожить чуть-чуть иначе
ушедший день. взглянуть. кивнуть в ответ. прижать к груди. сказать простое слово.

…забыл.

…не оглянулся.

…друга нет.

а Бог не даст такого же другого…


©Ник Туманов