Ему при рожденьи обрезали крылья.
И мать, и отец – они были не против.
«Пусть будет как все»
«Да, пускай»
Порешили.
Они волновались немного, но, вроде,

Он рос совершенно нормальным ребенком:
Кормился, как следует, маминой грудью,
И пачкал, как все поначалу, пеленки –
Зародыш одной из бесчисленных судеб.

Он быстро взрослел, и однажды, под вечер,
Спросил, указав на неровные шрамы
(Спиной повернувшись, ткнув пальцем за плечи):
«Скажи мне, пожалуйста, что это, мама?»

Ответила мать: «Не волнуйся, сыночек,
Ты точно такой, как обычные люди»
Но он был умен, он читал между строчек,
Он очень хотел докопаться до сути.

Когда он всё понял (почуял, скорее),
Он плакал три дня от тоски и бессилья,
А после, пуская воздушного змея,
Шептал еле слышно: «Верните мне крылья»...

Он стал по ночам забираться на крышу,
Гулять, закрывая глаза, по карнизам.
Ему всё хотелось повыше, повыше...
Знакомые это считали капризом.

Он жадно смотрел на летящие [близко!]
В шальных небесах журавлиные стаи.
Потом он исчез. Но осталась записка:
«Прощайте. Не ждите. Люблю.
Улетаю...»

(с) Гаййй

Хрустальная туфелька твердо ступает на стол
У Золушек нынче весьма своевольные нравы
Им скучно плести кружева, они тянут ментол
Под рок или поп, открывают бутылку отравы

Изящная ножка пинает спасительный крест
Такие металлы у Золушек нынче не в моде
Они покоряют эстрады крутой Эверест
Прекрасной ладошкой давая автограф – «по морде»

Столь дивные шеи не портит огромный алмаз
И платье им шьет уже вовсе не крестная фея
Количество граней они вычисляют на глаз
И так же на глаз выбирают себе корифея

Короткие юбки поверх кружевного белья
И Золушки снова играют в высокие чувства.
И принца им мало, теперь – подавай короля!
Все было б смешно, если б не было чуточку грустно..




(с) Саша Бес

Бог безумно устал от беспомощной паствы,
И от глупых голов, и надуманых драм,
Он ведь сразу сказал: я для слабых лишь пастырь,
Ну а сильный - не лезь, помоги себе сам..




(с) Анатолий Черевишник

Все равно что за снегом идти
В Африку,
А за новою книжкой стихов –
в мебельный
и уныло просить
со слезой в голосе
адрес Господа Бога
в бюро справочном,
все равно, что ругать океан
с берега
за его невниманье
к твоей личности,
все равно, что подснежник искать
осенью
и, вздыхая, поминки справлять
загодя,
все равно, что костер разводить
в комнате,
а гнедого коня
в гараже требовать,
и упорно пытаться обнять
облако,
и картошку варить
в ледяной проруби,
все равно, что на суше
учить плаванью,
а увесистый камень
считать яблоком,
все равно, что от курицы
ждать лебедя –
так однажды
решить,
будто ты
полностью
разбираешься
в женском
характере!




(с) Роберт Рождественский

Светят софиты ярче ста тысяч лун.
Розданы роли: каждому - по своей.
Не огорчайся, если чужие лгут:
Что не убьёт, то сделает нас сильней!

Эта дорога сдуру зашла в тупик,
Эти деревья выросли без корней.
Мы же упрямо топаем напрямик:
Что не убьёт, то сделает нас сильней.

Несколько смелых взглядов на ворох лет
Соединяют накрепко двух людей.
Будущее зависит не от побед,-
Что не убьёт, то сделает нас сильней.

Ветру до неба – просто подать рукой.
Тянется выше, к солнцу, воздушный змей.
Если смотреть боишься - глаза закрой.
Что не убьёт, то сделает нас сильней.

А ностальгия лечится на ура,
Если её поймать между двух огней.
Ночь доведёт желающих до утра.
И не убьёт. И сделает нас сильней.




(с) Вероника Сенькина

Я не остыла - просто
устала драться.
Я не люблю ни шахматы,
ни корриду.
Раньше? Так раньше, рыцарь,
мне было двадцать.
Всё было как-то проще:
и вдох и выдох...

К музыке я, конечно,
неравнодушна
Просто нечасто слушаю
"хэви металл".
Мне бы такое что-нибудь
повоздушней,
Что-нибудь повальсовей...
ага, вот это...

Милое "раз, два, три"
ностальгией бравой
Острым клинком пронзит
временную бездну:
Штраус, Вы, как всегда,
оказались правы:
Жить - это очень больно,
но интересно.

Первое января
приведёт второе,
Третье, потом четвёртое,
как по нотам.
Каждой эпохе памяти -
по герою.
Каждой жене Артура -
по Ланцелоту...

Я не остыла - просто
устала драться.
Я не люблю ни шахматы,
ни корриду.
Раньше? Так раньше, рыцарь,
мне было двадцать...





(с) Вероника Сенькина

А она говорит - мой милый, создай мой мир,
чтобы он нас одевал, чтобы он кормил
и чтоб был совсем не населен людьми.
мы с тобой туда убежим,
удерем
и дверь за собой запрем.
а то тут я уже без жил,
сижу, голова, как трюм с умирающим дикарем.

А она говорит - ну ладно трюм, можно кораблем,
Без проблем, давай команды, верти рулем,
За золотым руном
За сибирской стройкой.
Просто вместе мы работаем птицей-тройкой.
А я в одиночку - птицей-говоруном.

Говорит - мой круг уже создали, разве же ты глупей?
Сделай мой мир почище, поголубей,
А если там кто появится - ты убей.
Научи треску солить и супы варить.
И подпрыгивать на бегу..
Потому что я могу только говорить.
А я уже не могу.

А она говорит - я так устала... глаза по шестнадцать тонн
А море лижет меня своим теплым ртом,
А я испереживалась, куда же ты подевался.
А ты вот из кожи в облако переодевался,
хороший мир, создай его, изреки,
а мы проснемся, как водится, по звонку...

А он молчит и медленно гладит ее, прикасаясь к каждому позвонку,
как будто перебирает камушки из реки.




(c) izubr

Я знаю, птица, твои секунды длинней людских
и содержательней /это - зависть... плохое чувство/.
Твоим охотникам слишком редко бывает грустно.
И вовсе редко бывает совестно. Птичий крик
подобен плачу лишь в межсезоние, а потом,
отторгнут скалами, как предатель своей общиной,
он возвращается, - эхом, шёпотом, беспричинной
красивой грустью слепого чучела за стеклом.
Послушай, птица, твоим религиям - грош цена,
и рекламировать их дежурное многословье, -
равно как вечное дежавю называть любовью -
и утомительно, и нечестно... Обречена
на меткость выстрела, на пролившийся листопад
/он каждой осенью так мучительно одинаков/
твоя душа с инвентарным номером в восемь знаков -
совсем неброский, почти что плюшевый экспонат.
Ты веришь, птица, у одиночества нет имён...
Давно пусты золотые клетки в графе "безумство".
Лишь только зависть чернильным следом /плохое чувство/
найдет твой город, чтоб незаметно остаться в нём.


© Гном Оранжевый Колпак

Пора грибов - оставим воспоминания о лете и осени в этой маленькой баночке.

Рецепт грибной солянки

 

Вероятнее всего, дружба, так же как и все в этом мире, имеет срок годности. Вещи занашиваются, выходят из моды, ломаются или просто надоедают, продукты портятся, черствеют, становятся не пригодны в пищу, распространяя тошнотворный запах по холодильнику. То же случается и с дружбой, и с влюбленностью, и со страстью. Все когда-то приходит к своему логическому завершению или просто прогорает дотла. Только любовь мне казалась вечной.
Что такое любовь? По сути, ведь это желание обладать человеком. Заниматься с ним сексом, целовать его в мочку уха, говорить с ним о смысле жизни, слушать вместе смешные попсовые песенки про любовь, хихикать над шутками по радио, когда вы мчитесь куда-нибудь, трогать его за руку, когда сидишь с ним рядом на переднем сиденье, класть голову на плечо во время просмотра очередного шедевра мирового кинематографа, дарить ему приятные мелочи, от которых он обязательно будет улыбаться своей белозубой улыбкой, а тебе так захочется поцеловать его в уголок губ в этот момент. И это непременно сделаешь. А потом он будет надувать пузыри из жвачки, а ты будешь их лопать своими губами. И вот так вместе вы будете творить эту самую ауру любви. Возможна ли любовь, вдали от глаз общества? Я прихожу к мысли, что нет. Ведь так всегда. Хочется непременно доложить всем подружкам, что у тебя новый парень. Что вы не просто трахаетесь, и это не на одну ночь, это действительно отношения, и, кажется, ты влюбилась, как в первый раз, как в 15 лет, как полная дурочка. Хихикаешь над его шутками и смотришь не отрываясь. Стараешься чаще появляться вместе в обществе, просишь его налить тебе шампанского, так чтобы все видели, что именно он наливает его именно тебе, и одаривать при этом окружающих счастливой улыбкой, вот, мол, мой любимый, посмотрите, какой он, как заботится обо мне, не правда ли мы хорошо смотримся вместе? Обсуждаешь с подружками по телефону вашу первую ссору, потупив глазки в пол, объясняешь лучшему другу, что хочешь серьезных отношений, показываешь маме фотки с вашего совместного отдыха. Ну, зачем все это надо, черт побери? Если хочется лишь одного – уткнуться в его теплую шею своим холодным носом и пролежать так вечность.





© игра в правду «Stereo Love»

На Востоке существует поверье, что птицы не умеют грустить, так как награждены вечной свободой. Когда они в чем- то разочаровываются, то надолго улетают в небо. Чем выше, тем лучше. Летят с уверенностью в том, что под порывами ветра высохнут слёзы, а стремительный полет приблизит их к новому счастью. Люди могут многому научиться у птиц. Люди должны научиться взлетать, даже если крылья сломаны. Надо всего лишь захотеть - оторваться от земли, воспарить навстречу самому себе.



(с) Э.Сафарли

Доброта... Не понимаю, почему люди прячут тебя друг от друга?
А может быть, так надо? Так и должно быть? Надо прятать тебя, чтобы в нужные, именно в нужные минуты ты океаном врывалась в человеческое сердце? Топила его в своих волнах?
Нет, тебя нельзя прятать, доброта! Тебя надо беречь. Охранять. И дарить тем, кто тебя заслуживает. Иначе ты перерастешь в злобу.
Надо быть добрым. Терпимым к людям. К людям, которые порой кажутся ненужными, смешными или злыми. К людям, с которыми мы каждый день встречаемся и о которых почти ничего не знаем. Или не хотим знать. А что, если им нужна наша доброта? Так нужна, что они погибнут без нее? А мы не думаем об этом. А сами они об этом не скажут. Не прячьте доброту. Ведь она, как и все другое, умирает...

(с) Юрий Воищев "Я жду отца"

Есть разные одиночества. Способов оставаться одиноким, мне кажется, гораздо больше, чем способов быть вместе с кем бы то ни было. Физическое одиночество человека, запертого в пустом помещении или, скажем, на необитаемом острове, – далеко не самый интересный и совсем не безнадёжный случай; многие люди считают, что это скорее благо, чем несчастье. Принято думать, будто такая позиция свидетельствует о мудрости, но скорее она – просто один из симптомов усталости. В любом случае физическое одиночество не предмет для разговора, с ним все более-менее понятно.
Одиночество, на которое я был обречён изначально, в силу обстоятельств рождения и воспитания, а потому привык к нему с детства и даже полюбил, – это одиночество человека, который превосходит других. Когда-то оно делало мне честь и тешило моё высокомерие; эти времена давно миновали, но страдать от него я так и не выучился. Даже в те дни, когда внезапно обретённые могущество и безумие окончательно оградили меня от других людей, одиночество стало для меня источником силы, а не муки. Да что там, оно до сих пор скорее нравится мне, чем нет, поскольку высокомерие по-прежнему мне свойственно; другое дело, что я не даю себе воли – в этом и вообще ни в чем.
А бывает одиночество опыта. Когда человек, подобно мне, переживает уникальный опыт, о котором и рассказать-то толком невозможно, он волей-неволей оказывается в полной изоляции, среди абсолютно чужих существ, поскольку ощущение внутреннего родства с другим человеком приносит только общий опыт, по крайней мере, иных способов я не знаю. Думаю, всем присутствующим такая разновидность одиночества в той или иной мере знакома. Сказать по правде, справляться с этим мне до сих пор очень непросто – наверное, потому, что я пока не способен разделить собственный опыт с самим собой. Это не хорошо и не плохо, так – есть, это – моя жизнь, другой у меня нет и быть не может.




(с) Макс Фрай - "Ворона на мосту"

Позабыть и простить. Я учусь поминутно прощать
Не "за то", не "за это", а так - безоглядно и скопом.
Подари, Соломон, бесприданнице перстень-печать -
Сотни раз напечатать «пройдет» запоздавшим уроком.
Сфинкс ответа не ждёт. Врет философ о сути без чувств.
...А дитя из песков временных выпекает куличик –
Дорастет и до замков...
Пляж моря забвения пуст.
Только ветер ночной ловит дождь над следами с поличным…



(c) Липа Липовая

Смотрит как зверь, а в глазах моих тают льдины,
Падают на пол каратами и звенят.
Я в своей жизни такого не находила.
Он отыскал меня.

Волосы будто бы факел, глаза – болото,
Тело - искусство, а творчество – беспредел.
Я в своей жизни не видела, чтобы кто-то
ТАК на меня глядел.

Сердце палило как солнечный ясный сгусток.
Он – Прометей, демиург своего огня.
Может ли быть, чтобы это простое чувство
Было сильней меня?

Доступ к душе, доступ к разуму, доступ к телу -
Скверную шутку над нами сыграл творец.
Что же я с этими мыслями буду делать,
Мой дорогой близнец?




© Саша Бест

Человек меняется в проявлениях, в сути своей - нет.
Наверное поэтому крепки людские союзы, где люди срослись вместе самой своей сущностью. Где у одного в душе выемка, там у другого бугорок, потерлись немного друг о друга, мелкие шероховатости стерли - монолит!
Это редко бывает. Однако бывает.
Можно наверное своими жесткими буграми стесать душевный рельеф более мягкого человека начисто и притереться таким путем, но несчастный будет это союз для одного и скучный для другого.
Впрочем, если мозгов нет, то и скучать невозможно, собственно.
Как и стирать особенно нечего, если нет личности.
Бывают и такие союзы, не так ли?

А что касается любви...

Любовь - это смазка между двумя разными поверхностями, мягкая прокладка, которая сглаживает неровности. Насколько она прочна и долговечна в принципе, не мне судить - не знаю.
Мне ведь всю жизнь, до смешного не везло в любви - те кого любил я, не любили меня, а те кому я был нужен, мне были ненужны.
Да и речь не об этом.

Хочется поделится своим опытом нелегким - с каким бы запасом прочности не была прокладка, как бы не крепко сшита, если юзать ее как попало, тереть рельефом о рельеф с пристрастием, играться и испытывать ее без всякой надобности - однажды она истончившись, протрется. Не спасешь, не залатаешь прокладку - новым отношениям каждый раз дается новая любовь, но заменить ее нельзя. На одни отношения - одна любовь. Исчезла - другой не будет.
И тогда уж с размаху - рельефом о рельеф!
Или просто, потихоньку уйдет одна половинка от другой.
Потому что зачем отношения, любые - семейные, дружеские, приятельские даже, если в них нет уже ни капли любви?


(c) domminik

Если бы для каждой любви отрастало новое сердце...
Как это было бы удобно, как это было бы разумно. Как невозможно…
Тогда я отыскала бы то своё сердце, которое принадлежит тебе,
взяла бы длинную тонкую спицу и проткнула его насквозь.
Чтобы из него, как из воздушного шарика, вышла вся любовь.



С тех пор, как ты там, ни одной морщины не появилось на твоём лице.
Ни седины в волосах, ни усталости в походке, ни тяжести во взгляде.
С тех пор, как ты там.
И в тебе всё именно так, как я помню. Это словно в «Играх разума», где воображаемая девочка никогда не взрослела.
Ты законсервирован в моей памяти: вместе с календарём, со временем года, с обстановкой, с тем особым выражением лица, которое мне легче всего вспомнить.

Город крутит мне документальное кино на каждом перекрёстке, за каждым поворотом.
Некоторые декорации не менялись на протяжении всех этих лет. И очень странно обнаруживать себя снова рядом с тобой в местах, где ты лишь по какой-то нелепой случайности отсутствуешь…
Скоро опять полетят листья и почтовые голуби. Одни вниз, другие вверх. И только моё сердце опять обрывается и летит в тартарары.

Если бы пластическая хирургия доросла до возможности делать операции на памяти, я хотела бы отсечь всё, что было у нас общего. Но понимаю, что тогда мне осталось бы совсем мало, почти ничего…
Я хочу тебя забыть.
Лихорадочно пытаюсь найти место, где не было бы тебя. Но с тех пор, как время разделилось на «до» и «после», я заселила тобой себя всю. Как раз тот случай, когда «живёшь потом, а в тебе дыра, величиной с тебя самого».

Полжизни я врезала твой профиль в свою изнанку, чтобы помнить. Искала тебя глазами в любой толпе.
Берегла тех, кто ещё помнит нас вместе.
Я хочу тебя забыть.
На это уходят все мои силы и всё моё время.
Можно выстлать дорогу до Рима из моих неотправленных писем. Но над ними будут плакать совсем другие девочки и мальчики. Не ты, не ты… Такая вот странная несправедливость.
Буквы моего языка неизменно складываются в письма тебе, что бы я ни писала.
И, наверное, мне придётся отказаться от букв…




(с) Елена Касьян

Понадобилось много лет и много чужих историй, чтобы додуматься до простой мысли, которую мне пыталась внушить еще мама и которая казалась тогда слишком старомодной: женщине плохо и неудобно быть одной. Защищая эту идею, можно говорить о любви, о взаимопонимании, о радостях сопереживания и сопричастности – в горе и в радости, в болезни и здравии. Но счастье живет в простых вещах – в том, что есть человек, который каждую ночь обнимает твою спину, чтобы не мерзла.

Я отдаю себе отчет в том, что лет через двадцать—тридцать подрастет новое поколение девочек, которое, возможно, найдет счастье без брака. Такова тенденция общества: уже сейчас распадается процентов семьдесят семей, а это значит, что семьдесят процентов современных детей пережили развод своих родителей и поняли, что и без папы прожить можно. Если мама вырастит их без отца, они, скорее всего, будут ориентированы на такую же модель семьи. Вполне возможно, что через полвека ехидные тетушки будут спрашивать у молодых женщин: «Ты что, все еще замужем?!» – точно так же, как сейчас интересуются: «Ну, как, не вышла до сих пор?»

Общество придет к тому, что одиночкам станет комфортно, сфера обслуживания будет учитывать их потребности и уж наверняка, среди прочего, придумают изящный и высокотехнологичный способ греть спину по ночам. И только самые неразумные девочки станут мечтать о большом бестолковом доме – с детьми, кошками и мужем.





(с) Марта Кетро

Черные полосы в жизни предназачены для того, чтобы человек не терял чувствительность к белому цвету и научился замечать его в повседневных мелочах.
Замечали, как приятно после долгой болезни выйти из дома на свою родную улицу, улицу, по которой гуляли уже сотню раз и знаете каждый камень, каждое деревце? Все краски мгновенно бросаются в глаза - небо приобретает особенно яркий оттенок, солнце светит радостно, ветер играет в ветках деревьев... А ведь ещё пару недель назад ты шла по этой же улице и ничего этого не замечала, зациклившись на своих проблемах, опустив голову вниз и уткнувшись взглядом в землю.
В одной из детстких книжек (кстати, смысла в некоторых гораздо больше, чем у современных авторов) есть запомнившаяся мне фраза "У меня вот один знакомый есть, так он даже любит, когда зубы болят. - Конечно, - говорит, - когда болят, действительно и больно и неприятно, но зато, когда пройдут, уж больно хорошо!".
Так и есть. Пройдет черная полоса, найдутся решения к неразрешимым на первый взгляд проблемам. Мир вокруг заиграет новыми красками. Все будет хорошо, я уверена.




(с) из дневника

Он к ней приходит не слишком часто; ну что поделать, не может чаще.
А в ванной - тюбик с зубною пастой, ему два года принадлежащий.
Когда он где-то - невыносимо.
И жизнь чернеет, как Хиросима.
Она - как робот. Ее Азимов с нее и пишет свои законы.
Ее глаза - как глаза иконы.
Его любовь - словно код Симсима.

Ему открыты ее пенаты; она и речка, и переправа...
А он - женатый. Совсем женатый. Хотя об этом не стоит, право.
Ей больно думать: с чужим-то мужем!
Но быть одной многократно хуже.
Иначе - темень. Иначе - стужа в соседстве с Цвейгом и Грэмом Грином.
Весь свет окрестный сошелся клином
на нем. Ей больше никто не нужен.

Они читают одних поэтов, не любят танцы и папиросы.
И нет у них никаких ответов на заковыристые вопросы.
Слегка помялась его рубашка.
Его ждет дома дочурка Машка.
Сказать, что всё это рай - натяжка, и это будет звучать манерно.
Но без него ей настолько скверно,
что даже думать об этом тяжко.

Цветочки в вазе. Дивана мякоть. Конфет вчерашних сухая сладость...
Она давно отучилась плакать, ведь слёзы - слабость. Нельзя, чтоб слабость.
В колонках тихо играет Брубек.
Зубная паста. Всё тот же тюбик.
Они в чужие дома не вхожи. Их нет в театре, в кино и в клубе.
Зато она его очень любит.
И он ее очень любит.
Тоже.





(с) Габриэль Александр.

Ровно в полночь ей, как-то, сильней молчится (достает его снимок и варит мокко)
и, зачем-то, так нужно побыть волчицей, но, совсем, ни чуточки - одинокой.
Она смотрит на свет за его глазами, и тогда становится вдруг понятным,
почему так хочется стать цунами красоты невиданной, необъятной...
Сокрушительной, цельной, опасной силы, под которой даже бетон мягчает,
для которого он, большеглазый, милый, не важнее, пожалуй, соринки чайной,
не острее ромбика на печенье, не больнее спичечного укола,
чтобы он не имел для неё значенья - накатиться на руки его и город,
налететь и обрушиться без прогнозов, подминая под волны и сны, и ветер,
а потом отступить по равнине голой и его отсутствия не заметить...


© Кесслер Оксана

фонограмма осеннего Крыма тревожна, но все же близка.
я смотрю на гору и она на меня свысока.
и как только представлю, что гальки касалась твоя рука,
прибоя – твоя нога,
разрастается пропастью пустота.
наполняю её вином.
пью один,
представляя, что пьём вдвоём.

здесь так много причин для того, чтобы просто жить,
здесь ночные туманы и первые этажи
(выше гор могут быть только горы).
здесь так хочется быть – с теми, кто очень дорог,
и дышать в унисон, и кричать в прибой.
и так хочется просто выжить,
чтобы когда-то побыть с тобой.

осень проходит легче
здесь,
время не властно над телом,
и всё – парИт.
всё, что было – забудется, отболит.
и останется море.
и южное солнце.
и серпантин,
по которому я никогда не пройду один.


© Денис Попов

серый город скрывается в яркой, как маска, робе
и опавшими листьями стелет пути; гноят
миллиардами капель отряды дождей, коробит
от их плотного строя. похожи на стяг наяд,
облака проплывают и тонут...

а мы здесь ляжем
и закроем глаза, и услышим: шумит прибой --
я храню в себе море.
скучаю.
дышу им.
я же
остро чувствую жизнь только рядом с ним.

и с тобой.





© Мария Кевлина

Ну знакомься: вот это - небо. Нет, не рай - он гораздо выше, он для тех, кто уже закончил все дела и маршруты все. Нет, конечно же, я там не был - если б был, то уже не вышел: потому что рай - это точка приземления насовсем.
Ну а тут... как сказать попроще? Тут дороги, как в каждом небе. Правда, чуть холодней и выше, но привыкнешь - так ничего. Мы летаем тут и не ропщем, нас полощет дождем и снегом, мы спускаемся к самым крышам, а потом опять на высоты - перед самый престол Его.
Мы пропитаны небесами, как курильщик - табачной гущей, и в маршрутах с земли до рая забываем про слово "дом".
Ты не думай - мы это сами, мы решили - так будет лучше, просто мы-то дорогу знаем, и незнающих - доведем.
...
Где и как? Говоришь, при штурме? Что за крепость - уже не вспомнить? Помнишь только - была суббота, солнце, яркое, как в кино...
Здравствуй. Хочешь, ты будешь штурман между небом, землей и раем? Если хочешь - то за работу. Тут ее, как всегда, полно.




(с) Нинквенаро

Ситуации, подобные той, в которую попала Наташа, происходят настолько часто, что удивительно, отчего девушки до сих пор воспринимают их, как конец света. На седьмом месяце беременности она всего-лишь высказала свое недовольство будущему отцу ее ребенка. Причина была пустяковая, что-то насчет запаха спиртного и чьих-то длинных белых волос на рубашке. Оскорбленный таким недоверием, молодой человек хлопнул дверью, оставив после себя долг за съемную комнату, синяк под глазом и пластмассовое колечко, меняющее цвет «Под настроение» - в знак вечной любви, оказавшееся символом их отношений.Читать далее

(с) http://greatgonchar.livejournal.com/