…

Она учителей любила,
Но без взаимности, с тоской.
Выслеживала каждый вечер
И провожала их домой.

Привычка та, увы, осталась.
Живёт, "не забывая" их,
Хотя, объекты поменялись
Для вожделенья и интриг.

Казалось бы – почтенна дама!
И вдруг, интриги создаёт?
С ней дым и без огня бывает!
Напустит, ну и разнесёт.

Откуда появилась злость?
Откуда в ней такое рвение?
От недолюбленности, плоть,
Диктует страшные решения!

Ненужная, – как приговор,
Подписанный её судьбе.
Отсюда боль, другим укор,
И месть. Удачливым вдвойне!

Не злитесь на неё! Простите!
Ведь ей совсем не просто жить.
Зло игнорируйте, молчите!
И поводам, уже не быть.

Тот, кто познал обиды соль
Бывает чище и мудрей.
А злость, увы, - зубная боль
Корыстных, мелочных людей.




© Елена Жмачинская

Расскажи мне сказку о том, что я все смогу, что однажды ночью, стоя на берегу, руку твою сжимая в своей ладони, я увижу, что мир не рушится и не тонет, что не рвутся цепи, не падают якоря… Расскажи мне сказку, правды не говоря, расскажи мне сказку сильнее того, что есть… Не бывает чудес иных, кроме тех чудес, что мы сами себе напишем и создадим...

Расскажи мне, что я остался здесь не один.


© Кот Басё

Он ни с кем, ни за что, ни разу не вёл торги, –
Он был ангел.
Он был хранитель.
Он был – другим.
Не случалось ни до, ни после таких встречать;
Как никто, он умел говорить – и умел молчать.

Он читал по глазам –
и нежность, и страх, и ложь,
От моих изысканий его не бросало в дрожь, –
Он был ангел, –
но он ценил разбитной азарт;
Осуждал? –
разве только за вежливость, пыль в глаза.

Как бы ни был несдержан, невыдержан и раним, -
Он был ангел.
Он был хранитель.
И он – хранил.
Даже после смертельной обиды он ждал звонка –
«У тебя всё в порядке?
Тогда меня нет. Пока».

Он стоял где-то слева.
Везде – и теперь, и впредь...
Он был ангел.
Он – был,
И глупо о нём жалеть;
Ведь другие таких не видели – днём с огнём…
И не надо бы всуе, –
но я говорю о нём....





(с) Ракель Напрочь

Признайся мне, ты всё-таки колдун?
Пронзает сердце нежность то и дело...
Как ты коснулся этих тонких струн?
Нет, я не буду лгать, что не хотела.
Не говори, что кто-то опоздал,
Не вспоминай, что я была не с теми...
Я помню, как блестят твои глаза -
В них для меня остановилось время.
Прости, что я тогда не подошла.
Так получилось. Просто было рано.
Быть может, на двоих одна стрела -
Совсем не повод растревожить раны?
Пока у нас с тобой неравный счёт:
Тебе, поверь, сейчас намного легче.
Ну, что изменит месяц...или год?
Ты знаешь...время от любви не лечит.




(с) Неждана Юрьева

Под кленом, последний листок обронившим,
Горячие губы – к холодным плечам.
Развей меня по ветру пеплом остывшим,
Я стану к тебе приходить по ночам…
Почти не касаясь, на кончиках пальцев…
Твой сон не тревожа, а нежно храня…
Чтоб не привиденьем, холодным скитальцем,
А плотью и кровью ты помнил меня.
Я буду входить в твои сны осторожно,
Я ангелом буду за правым плечом…
Так жаль, что коснуться тебя невозможно,
Почувствовать сердце. Сказать: «Горячо!..»
Однажды, устав тебе сниться ночами,
Устав от ненужных, непрошенных слез,
Я преодолею земными путями
Мое расстояние в тысячи верст.
Мне будет тепло на холодном вокзале.
И к черту приличия! Пусть не права!
Лишь только бы губы твои прошептали:
«Ты здесь…», и ненужными стали слова.





(с) Неждана Юрьева

Он любил только прозу в стихах
И стихи в прозаических текстах,
И курить в незнакомых подъездах
С жёлтой росписью на потолках.

Он любил проходные дворы
С пустотой убегающих арок.
И писал, не смущаясь помарок,
Благодарность судьбе за дары.

Он любил теорему Ферма,
Грязный снег на раскисшем асфальте
И весну в незнакомой Фиальте,
Где, наверно, бывает зима.

Он любил зыбкий свет фонарей,
Освещающий голые ветки.
И соседку по лестничной клетке
Иногда провожал до дверей.

И растерянно после стоял,
Глядя в чёрную даль дерматина,
Будто это какая картина,
Что какой-то К.М. написал.

И, считая шаги в полутьме,
Он спускался и брёл по Садовой.
И сюжет, прямо скажем, не новый
Постепенно слагался в уме.

Может быть, так и сходят с ума,
Постепенно, нестранно, нестрашно…
Он любил теорему Ферма…
Впрочем, это, наверно, неважно.




(с) Александр Назаров

Она наденет его рубашку,
и станет юной, смешной и нежной,
он очень любит летящий запах
её духов на своей одежде -
прозрачный, тонкий, чуть уловимый,
с едва заметной горчащей нотой,
он очень любит в ней запределье
и то, что кратко зовут "породой"....

И это - очень, и в этом - пламя,
и это - страшно, и в этом - счастье.





(с) Уже Другая

0


Сходятся синие сумерки
Полные тихими думами.
Так, почему-то, особенно
В сумерки хочется счастья
Хочется счастья тревожного,
Звонкого, неосторожного.
Что ж ты его теряешь,
Может быть ты не знаешь:
В сумерки хочется счастья....


Тихо качается деревце,
С ветром секретами делится.
В сумерки сердце надеется:
Может, ты все угадаешь...
Тают минуты бесценные,
Тают необыкновенные.
Что же ты их теряешь,
Может быть ты не знаешь:
В сумерки хочется счастья...


В синем свечении изменчиво
Ты улыбнулся застенчиво,
Ты улыбнулся доверчиво, -
Ты, наконец, улыбнулся...
Ах, эти милые сумерки,
Как они славно придумали
Видишь, почти не видно
Слышишь, почти не слышно
Входит на цыпочках счастье...

Нет ничего во мне, кроме жгучего желания выжить в проклятой осени. Мы отступаем по воле случая, раненых сдали, убитых бросили, мы отступаем, и листья ворохом наши следы укрывают намертво, пахнет морозом и мокрым порохом, лес заключает идущих камерой, в каждом овраге тропинка рушится, с каждой минутой слабеют сильные…
Осень приходит сюда за душами. Если я вдруг не вернусь – прости меня.

Ночи холодные – в легких каплями, пальцы едва разжимаешь, трогая в левом нагрудном кармане маленький заряд с часовым механизмом встроенным. Молча иду, под ногами месиво, в ветки вплетается мгла туманная…
Осень, я знаю, что встречу здесь тебя. Я не умею себя обманывать.

Я вспоминаю - на кромке времени,
там, где просветом лесная просека,
люди мои на прощанье пели мне -
ибо любовь не боится осени.

Слышу дожди твои злые, дикие, вижу, как замерло вдруг за ними все.
Заряд с часовым механизмом тикает.

Что ты стоишь? Подходи, обнимемся.


© Кот Басё

Дворов осенних клёнопись и прель,
где жёлтый дым качается устало,
как будто кто-то в платье Джейн Авриль
проходит по латинскому кварталу
промозглым утром, около пяти,
и, просыпаясь, вздрагивает город
сквозь тусклый контур блёклых перспектив…

Одну из них – «подохнуть под забором»,
октябрь, списав с листов чужих поэм,
вещает, глухо кашляя и скалясь.
Когда из строчки в стиле belle boheme
«подохнуть» превращается в реальность,
бредёшь, шатаясь, от строфы к строфе,
спасаясь от озноба ли, от жара…
И выживаешь, аутодафе
презрев с беспечной гордостью клошара.






© Аникина Ольга Николаевна

Пахнет первой вербою,
И земля оттаяла,
Грач смотреть скворечники
Утром приходил.
А Любовь Ивановна
Двойку мне поставила,
А Вадим Андреевич
Двойкой пригрозил.

Пионервожатая
Погрозила пальчиком,
А Вадим Андреевич
Маме написал –
Я не понимаю, мол,
Что случилось с мальчиком:
Он не занимается -
Двоечником стал.

Из записки маминой
Получился маленький,
Очень замечательный
Плавный самолёт.
Он летит над городом –
Что случилось с мальчиком?
Целый день волнуется
В доме весь народ.
Он летит над городом –
Что случилось с мальчиком?
Целый день волнуется
В доме весь народ.

Я стою в учительской
Неподвижный, каменный.
Ни о чём директору
Я не рассказал.
Но она поймёт меня,
Это точно знаю я,
Девочка, которую
Вчера я провожал.
Но она поймёт меня,
Это точно знаю я,
Девочка, которую
Вчера я провожал.

Мы лжём на самых разных языках,
Но любим одинаково - навскидку...
Проходит сквозь ушко иголки нитка,
Сшивая мой рассвет и твой закат.
Мы верим - кто во что, поди пойми,
Чья вера ближе к небу, не бывает
Единственной. Под стук колёс трамвая
Мы смотрим сны, прикрыв глаза на миг...
А кто-то, очень добрый во хмелю,
Однажды заберёт нас, одиноких,
И даст понять, что сходятся дороги
В конечном пункте "Я тебя люблю"...


(с) Второй

dolorosa

октябрь стал отчаянно желтеть.
в аллеях парков ёжики каштанов и хризантем ликующая медь...
и плюс пятнадцать в городе…
но, странно: я всё же умудрился заболеть и ртутный столбик выдал: тридцать девять!
а тут ещё у нас с тобой разлад.
без повода.
и нужно что-то делать…
но как-то не идут на ум дела, когда болезнь изматывает тело и в общем целом всё нехорошо…
и голова отчаянно гудит, размалывая в мелкий порошок коричневые зёрнышки робусты…
ещё ты рядом.
но, в моей в груди, там, где стучалось сердце, стало пусто…
нет, мне уже не больно.
посмотри-ка – я выболел без малого на треть.
я ровно на три градуса от крика.
такого, чтоб не дать душе сгореть.

уже окно рассветом пламенеет…
иди!
пора.
дверь скрипнет за тобой…
я стану на одну любовь беднее…
но всё-таки сильнее на любовь!




© Ник Туманов

Привет!
Ну, вот и я.
Ты не ждала?
Возьми цветы.
Впусти меня согреться.
Ты думала – ушёл?..
Болело сердце?..
И у меня болело без тепла.
Бывает – иногда сорвёт резьбу
и хочется свинтить куда придётся.
Я ухожу.
Я раб своих эмоций –
они диктуют лоции рабу.
Хоть понимаю – я последний скот,
но просто не умею по-другому.
А стоит лишь на миг уйти из дома,
я тотчас проклинаю свой исход.
И кажется нелепостью побег.
И чувствуется сердцем ошалелым,
что за порог уходит только тело,
а суть моя, душа живёт в тебе.
А бренное без вечного не хочет
и молит возвращения души.

Чай?..
Да, спасибо!..
Буду…

Не спеши…
Прижмись ко мне…
Заполни оболочку…





© Ник Туманов

Мы эту жизнь читаем по ролям,
По серо-грустным окнам и по крышам,
И в ряд идет ремарка по полям,
Но мы ее не видим и не слышим…

Мы этот город делим на штрихи:
Тем лучше, чем прозрачнее и тише,
И, прочитав банальные стихи,
Такие же банальные напишем…

И сокращая мысли по слогам,
Когда слова не уместятся в строчку,
Мы этот вечер делим пополам,
Но проживаем каждый в одиночку…




(c) Штуша-Кутуша

Это глупость, ночной пустяк.
Вы меня, может быть, и не вспомните…
Мы встречались… не лично, а так…
Я была далеко. В другой комнате…

Я не стала бы к Вам писать,
Если, может, была бы умнее.
Я хочу кое-что Вам сказать…
Но, мне кажется, не посмею...

К черту все и ночью и днем,
Но прислушаться к Вашему голосу…
А потом - гори все огнем,
И на пятой на встречную полосу…

Только это мне поделом…
Это рано еще говорить сейчас…
Лишь позвольте мне там за углом,
Постоять и немного послушать Вас…






(c) Штуша-Кутуша

Снег покрывал ладони тонким тальком,
НЕ таял в белых пальцах обнаженных…
Бери кинжал, мой молодой идальго,
Таких, как я, не выбирают в жены…

Нет птиц вокруг…Здесь зимний рай вороний,
Кричать о помощи – убежище лишь выдать…
Портал в мой мир давно потусторонний –
Всего лишь паром неуместный выдох…

Моя душа, затравленною нерпой
Не верит в «рай в объятьях браконьеров»…
У хищников и жертв – одно лишь небо,
Там где живут и феи, и мегеры…

Я – проигрыш, оплаченный судьбою…
Мои глаза – две хрупкие лампады,
Потушишь фитильки…И Бог с тобою..
Обычный день…Лишь снег на землю падал…






(с) Ирбис Руа