нам внушали, что ангелы – это ложь.
но любовь к полётам всех страхов выше.
сколько стоптанных, стёртых до дыр подошв
оставляли память на кромке крыши!
обретая себя, выжигая страх,
верой в новую жизнь разрушая стены,
мы учились летать на семи ветрах,
начинаясь в мечтах о других вселенных.
нам казалось – мы с небом давно слились
и под крылья упруго ложился ветер,
и звенела в ушах молодая высь,
и улыбками счастья господь нас метил.

покидая галактики школьных парт,
мы спешили, мы жизнь начинали резво,
понимая – у каждого равный старт,
у крылатых и тех, приземлённо трезвых,
что тайком от других не вскрывали рифм,
как вскрывают от боли измены вены,
не ласкали ночами гитарный гриф,
посвящая любимым своим катрены.
что бросать не умея на ветер фраз,
всё, от «айс» до «люблю» подкрепляли матом.

но девчонки, что прежде любили нас,
им, бескрылым, рожают детей крылатых.




© Ник Туманов

Мой верный друг, мой нежный визави,
моей души неутолённый голод...
Планету замыкает от любви,
и уплывает под ногами город.
Пускай не разомкнуть условный круг,
но для меня ты - ближе, ближе, ближе...
Стучит в волненьи сердце - если вдруг
случится так, что больше не увижу
твоё лицо, улыбку и глаза,
припухлость губ почти как у ребёнка.
А если не успею рассказать,
как рвётся сердце паутинкой тонкой,
когда в кольце безумно-сладких слов,
в плену твоих неистовых желаний,
я влажно таю, дерзкий птицелов
души моей. Загадки мирозданий
померкнут перед той - "Что есть люблю?"...
Затмение? Озноб в разгаре лета?
В колонках - Стинг. My Heart... Почти что блюз.
И омут глаз... Уже не до ответа...


© Лариса Чистотина

Элли, скажи, ну зачем тебе этот хлам?
Этот страшила… по дому одна солома!
Этот плюшевый песик без пуговок-глаз и лап.
Где ты их откопала? Помойку разводишь дома!

Элли, скажи, может, выкинем этого льва?
Ты посмотри на него, он такой плешивый.
Ты пыталась пришить ему смелость, но не смогла?
И поэтому распорола и не зашила?

Ну, а зачем тебе робот? Он дровосек?
Жуткий и с острыми ржавчинами пластинок…
Хочешь, купим нового яркого, чтоб блестел?
Элли, не плачь, или я заберу его силой!

Здравствуйте, доктор. Не знаю, с чего начать…
Мы уже не справляемся сами – что толку?!
Элли строит дорогу из желтого кирпича…
Эта дорога ведет от кровати к окнам.


© Саша Бест

Я знаю, ты будешь ко мне возвращаться
Впустив в свои мысли случайно, невольно.
Когда пропадёт ощущение счастья.
На тонкой границе «мне пусто» - «мне больно».
Белёсым дымком от второй сигареты,
Уплывшим куда-то в полночное небо,
Коротким гудком и письмом безответным –
Спонтанным, кричащим. Сумбурным. Нелепым.
Бессонницей, чуть отпустившей под утро,
Обидой, ножом полоснувшей по нервам,
Внезапной слезой и последней минутой,
Когда опоздаешь… Молитвой без веры
В часы, когда рвёшься от боли на части,
Прокляв безысходность взамен лицедейства….
Я знаю. Ты будешь ко мне возвращаться.
А я от тебя не уйду. Не надейся.


© Сахара

Я хорошо.
Я в порядке.
Здравствуй!
Так получилось -
дошла до края;
всё это время искала счастья,
красное с чёрным перебирая...
В поисках правды,
созвучий,
смысла
наоткрывала себе америк.
То, что зовётся Зелёным Мысом
тоже пустыня. Но близко - берег.

Я вспоминала тебя.
Когда-то
страшно боялась касаться лучших.
Ты был немногим из тех крылатых,
что западают однажды в душу
и не считают совсем ступеней,
зная,
вверху, над подземкой - НЕБО!
Бедный мой ангел...
Усталой тенью
кружишь под маской земной эфеба,
учишься быть без нужды жестоким,
прятать от глаз посторонних чувства,
то поминаешь чертей, то бога,
то шаловливый,
но чаще - грустный.

Мы совпадаем с тобой.
Случайно.
Так и живём, и умрём, играя...
Я расскажу тебе злую тайну -
только зеро! Никакого рая...
Чёрное лжёт, притворяясь красным.
Счастье - случайный каприз рулетки.

Я - хорошо, я в порядке.
Здравствуй.
Ты прилетай
помолчать у клетки





© Сахара

Все опять превращается в нити и лабиринт.
Круг за кругом ты повторяешь пути Тесея.

Ощущение, будто бы кто-то возник внутри, неизбежность тем самым навечно в тебе посеяв.
Вьется нить, по холодному полу бежит клубок... Только скучно неимоверно - одно и то же:
от того, что ты снова справляешься, полубог, мифология не становится мифоложей. -
Ну, и что? Вот ты снова выйдешь под небеса, одолеешь врагов, уничтожишь, смиришь наплыв, и -
все равно есть чудовище хуже.
Оно - ты сам.

... Каждый миф, что когда-нибудь кто-нибудь записал,
если глубже вглядеться, - миф о тщете Сизифа...



© Лина Сальникова

Никогда ничего не отнимешь - такую силу
не иметь ни земле, ни времени. Сгоряча
я о чем только у Всевышнего ни просила, но ни разу - ни разу! - о том, чтобы разлучать.
Ибо нет у миров смешнее и жальче муки, чем ходящим по миру чувствовать - усечен:
тише слова становишься - ворот сомкнулся узкий; глуше памяти, окликающей за плечо...
Никогда ничего не отнимешь, и стоит свеч ли та игра, где себя на кого-то опять казнят?

Ни дышать и ни думать мне было бы равно нечем,
если б вас никогда не бывало внутри меня.



© Лина Сальникова

Я сплетаю словесные сети, тугие сети.

Я ловлю в них метель одуванчиков, терпкость звуков,
запах яблок под августом, пыль травяных соцветий, карту тела, которую бережно учат руки...
Мир меняет рельефы, как скалы под сквозняками: вот он - наш, мы хранители мира, мы отвечаем
за любую эмоцию, каплю, что точит камень, за поступок, который из нужных творит случайных.
Посмотри, что нас держит вместе - простые нити, легче пуха и тоньше серебряной паутины...

Эта связь из таких: не порвать и не объяснить их.

По какой-то из логик это - недопустимо.



© Лина Сальникова

А город промок и стоит пустой,
С глазами бездомных собак.
И ты - единственный, кто живой,
Кто делит здесь свет и мрак.

А город не помнит, что значит жить
Без ругани, пуль и драк.
А дом твой - стеклянные витражи,
Уютный большой чердак.

Я тоже, как город, смотрю в тебя,
Впервые попав впросак
И в плен твоих глаз цвета имбиря,
Смеющихся их атак...

Весь город пропах тобой, стал един
В порывах ускорить шаг.
Шепчу "обернись", среди серых спин
Твоя - самый светлый знак.

Мой город уснул без тебя, небес
Вдохнув ярко-алый мак.
И я не смогла, не сумела без...
Я просто не знала как...


© Хрустальная Марго,

Я чую знакомый до дрожи запах - твоих сигарет, совершаю вдох. Мой город из тысячи одинаковых открыл мне тебя, кареглазый бог. Открыл и затих, в предвкушеньи нового, а я проглотила так много слов... Хотела сказать тебе, как мне здорово, спокойно и радостно без оков.
Мне так захотелось прижаться к теплому и сильному твоему плечу. Ведь я шла к тебе по разбитым стёклам, и, знаешь, чему я теперь учусь? Быть слабой и сдержанной, ждать домой тебя, неважно как долго, но только ждать. А раньше я злилась, ругалась, спорила... С тобой же мне так хорошо молчать.
Ты просто смотрел этим карим взглядом, я б всё отдала, чтоб его продлить.
Мне так захотелось с тобой быть рядом. Мне так захотелось тебя любить.


© Хрустальная Марго

Ты можешь быть у неё не первым, не последним и не единственным. Она любила перед тем, как полюбила снова. Но если она любит тебя сейчас, что ещё не так? Она не идеальна, но ведь ты тоже, и вы оба никогда не будете идеальными вместе. Но если она заставляет тебя смеяться, тем более подумай дважды, если она даёт тебе возможность быть человеком, делать ошибки, держаться за неё и давать ей всё, что ты можешь. Она может думать о тебе не каждую секунду в день, но она может отдать тебе часть себя, потому что она знает – ты можешь разбить её сердце. Так не рань её, не меняй её, не анализируй и не ожидай от неё того, что выше её возможностей. Улыбайся, когда она делает тебя счастливым, давай ей знать, когда она тебя злит, и скучай по ней, когда её нет рядом.





(с) Боб Марли

Я книга, которую нежно переплели,
в которую строки тиснили легко и ровно,
чтоб ты открывал меня снова, учил и длил пометки своих карандашных татуировок.
Чтоб ты замирал, не дыша надо мной, клонил задумчиво голову, мною лечил усталость,
и в гладкости полупрозрачных моих страниц почти что на ощупь, руками любовь читалась.
Ты мной отражен, воссоздан и восполним, целуя меня в переплет позвоночных бусин...

Я - женщина... Самая чувственная из книг.

Касайся меня и сбудься.



© Лина Сальникова

Я прячу тебя у сердца, в черновиках,
на незагорелой коже под обручальным.

В нас поровну вложено радостей и печали, как в тех, кто не раз границу пересекал.
Кто знает, как нужно упрямо и верно плыть, когда связи прерваны, сбит нутряной фарватер,
и помнить, как неприкрыты, почти что святы дороги к любви... Не сглаживая углы,
с тобой становясь отчетливей и острей, я прячу тебя за ценными мелочами,
что нас отличали от прочих и отличают.

И где-то у сердца храню тебя, словно крест.



© Лина Сальникова

«Кроме любви твоей,
мне
нету моря...» (с)

В. Маяковский.

---

...знаешь, а раньше была пустыня.
Это потом – и волна, и берег,
след у воды... и слова простые.
Вольному небо, и всем – по вере.

Что объяснять и кого там лечат
таймом, безвременьем – врать не станем,
Если вся жизнь от нуля до встречи
просто была – тебяожиданьем.

Там за чертою, - обиды, ссоры,
слезы, долги и слепые ночи,
Вдруг раскрывается мир, который
был обеззвучен и обесточен.

Нет, не игрушка ничьих фантазий -
просто свихнулась с ума навечно.
Так не бывает, ни с кем, но разве
в это не верует каждый встречный?

Будет как хочешь, но тайной властью
кто-то слепил нас и переплавил.
(здесь зарифмуется только счастье).
Я не умею, наверно, плавать,

только тонуть в тебе и беречь, как
небом подаренного мужчину.
Волны бросают к ногам колечко –
«Нате вам, мы сохранили» - чинно

вдаль убегают к седьмому валу.
Десять секунд - до впаденья в море.
Что мне еще на земле осталось..
Все закольцовано... Априори.

Чайки орут, я ревную к чайкам.
Кроме любви твоей... волны вторят.
Тот, кто сказал, что она случайна,
просто не знал ничего о море.


© Дезирада

А так должно быть...
Календарь не врёт

У нас в альбомах выцветают лица

И бесконечный птичий перелёт
Когда нибудь в последний раз случится

И нам уже не перезимовать

Всё злее зимы...
Темень

Спозаранку
Снежинки - дуры станут догонять
Друг дружку по заснеженной Фонтанке

Случится так - и в этом ты права...

Напьётся принц
Офелия утонет

Твои слова - не больше, чем слова
Мои слова - лишь звуки в телефоне

Короткие гудки...
Они порой,
Ты знаешь, лучше самых-самых длинных

По Эльсинору шляется герой
А в Петербурге ожидают зиму

***

А впрочем... август

Не сходи с ума
Ты счастлива
И в светлое одета

А в Петербурге снежная зима -
Так...
Выдумка...
Для оправданья лета


© Андрей Пшенко

Сделать ремонт и спокойно жить.
Что ж не даёт заснуть?
Вынесли книги и стеллажи,
и обнажилась суть:

трещины, трещины по стене,
ржавчина по бокам…
Правда, фундамент на глубине
выдержит и века.

Можно вздохнуть, посмотрев окрест,
трещины скрыть ковром.
С горькой усмешкой глядит портрет
бросившей жизнь Монро.

Что же мы молча решаем здесь,
зная, что дом – трухляв?
Можно оставить всё так, как есть.
Можно – не оставлять.



© Ника Невыразимова

Когда надежды нет, закрутит гайки вьюга,
и в белой тишине идёшь, не чуя ног,
не помня ни дорог, ни севера, ни юга.
Обида за тобой плетётся, как щенок.

Когда надежды нет, лютуют снег и ветер –
неважно, что жара, неважно, что июль…
На помощь не зовёшь, боясь, что не ответят,
шатаешься, скользишь и валишься, как куль.

И кажется, уже полшага до тоннеля,
где будет свет в конце, как люди говорят,
и огненным хвостом прошедшая неделя
стирает все следы – не выбраться назад.

Глядишь сквозь пелену. Мороз ползёт по коже.
Когда надежды нет, одна печаль и злость,
ты видишь вдруг: лицо, любимое до дрожи,
на голову твою откуда-то взялось.

И думаешь: «Раз так, теперь погибнуть нешто?»
Ждёт человек тебя и руки распростёр.
И думаешь: «Да ну, зачем она – надежда?
Достаточно вполне одной из трёх сестёр».




© Ника Невыразимова

Под утёсом ворчит устало морской прибой,
бродит старый моряк у рассохшегося причала -
одноногий и одноглазый, лицом рябой,
столько выпивший, чтобы и суша его качала,
словно мать качает заплакавшее дитя.
Мне с утёса не слышно, что он бормочет морю,
собиратель недугов, жемчуга и историй...
Для меня только волны шепчут и шелестят,
обнимают утёс, отступают, почти бегут,
как бегут от несчастной любви или прочей дури.
Потемневшее, цвета берлинской сухой лазури,
море лижет утёс, оставляя на берегу
только соль, пропитавшую рыхлый песчаный слой,
только йодистый бриз, поднимающий крылья чаек.
Каждый штрих, каждый всплеск органичен и неслучаен:
кости дохлой рыбёшки, поломанное весло,
хлопья пены, на нём рисующие узор,
подсыхающий крошкой белесой в часы отлива.
- Это кони морские, что чешут о берег гривы -
пересказывал старый моряк свой извечный вздор,
отправляя меня на утёс, говоря: - Реви!
Для пробоины в сердце надежнее нету латки.
Слёзы - соль этой жизни. И жизнь не бывает сладкой,
мне, паршивцу, без моря, а женщине - без любви...


***
Мною брошенный был смотрителем маяка,
не любившим простых и понятных морских историй...
Но, почувствовав соль на кончике языка,
он узнал бы слезу, упавшую в это море.


© Ксения Кольт

Мне не знать ни паролей, ни явок, ни всех имен.
Но, наверное, это, по сути, не так уж плохо.
Это вряд ли болезнь – просто слог мой в тебя влюблен.
И оставим, пожалуй, вопросы: а только слог ли?

Ведь давно приручился он. Стал через край ручным
В тот момент, когда выдал в 6 бук'в с опаской слово.
Он стремится к тебе – за него я порою стыд
Ощущаю, когда он к соитию ищет повод.

Только то, что внутри, выше коечных голых рифм
И послаще совместных полетов ночных над бездной,
Где, прижата к стене, безрассудно сдаю свой Рим,
Вырываясь из снов пелены: в ней безумно тесно.

То, что в каждом из нас, – на порядок погромче слов,
Ибо вслух всё выходит не то, всё грубей и резче.
Разлагаясь на буквы, душа всё ж молчит о том,
Что ее оболочку вот-вот разорвет от трещин.

Ибо больно: не видеть, но руку держать в руке
Сквозь дорог километры, сквозь все города и годы.
Так друг друга с ума сводить – есть наисладчайший грех.
Но так боязно верить, что ждешь, очень ждешь кого-то,

Что дрожит между пальцев рифмующих карандаш,
Когда линии жизни выходят из-под контроля,
Устремляясь в чужие далекие города,
Оставляя пустыми и девственными ладони.

А когда возвращаются – смотришь: уже пунктир.
И сжимаешь ладони покрепче, чтоб спрятать тайну.

Эта тайна – и есть наш с тобой зазеркальный мир.
Только любится в нем как-то слишком незазеркально…


© Аномаль

А может быть пустота - это слишком по-человечьи, слишком просто и внутренне, слишком больно. От людей остаются скупые речи в подреберье осевшие тонким слоем...
От людей остаются вещи, подарки, планы, а потом ещё песни, стихи и прочая ерунда. Ну а если о главном - от них остаются шрамы. Шрамы разной величины остаются в нас навсегда.
От людей остаются привычки, тепло в ладонях или холод под сердцем, а реже - и то, и то. От людей остаётся эйфория или агония, и потом заменить их не может, увы, никто.
От людей остаётся щемящее чувство, горечь, фотографии, мелочи, жесты, улыбки след. Пустота - это слишком по-человечьи, тут не поспоришь. И всё тянешься пальцами к пальцам.. но их там нет.


© Хрустальная Марго

смеялось солнце зиме вдогонку, в покрове снежном плешины выев.
весна училась звенеть ручьями, капелью падать на мостовые,
чтоб утром ранним, под птичьи трели, дождём вернуться к началу лета.

нас было двое под старой крышей но мы не знали ещё об этом.
она молчала. она мечтала, читая жизней чужих анамнез.
я жил, не видя причин и следствий, не понимая, зачем она мне.
я научился писать и слушать, ступать по краю, не горбя спину.
и было время пройти сквозь сумрак, не опасаясь упасть и сгинуть.

но вот, однажды, когда под вечер звенел кузнечик в зелёных травах,
я лёг послушать. звонарь мой – слева, но кто-то третий улёгся справа.
жасмином пахло. цвела омела. и та, что рядом, сказала: «слушай,
привет, я знаю, ты тот, который, приходит ночью, воруя души.
откуда знаю? давно об этом мне нашептали соседки наши.
ну, да, я верю. и что такого? но мне, ты знаешь, ничуть не страшно.
ведь и сама я немного дура. так обзывают меня мальчишки,
и ты такой же: глядишь на небо. считаешь звёзды. читаешь книжки.
а кто сегодня мечтает в космос? все в интернете сидят. а мы же
летать умеем. нам нужно рядом. поодиночке таким не выжить»

что было после давно не тайна.
таких историй – пучок на трёшку.
луна светила.
внизу был город.
а мы летали.
не понарошку.





© Ник Туманов

от нежности ль, желая ли помочь,
чтоб грусть разлуки сердца не точила,
балуем мы друг друга в эту ночь
рассказами о том, что не случилось...
¤
я говорю: «когда придёт апрель,
и ветреный художник разбодяжит
на небе голубую акварель,
вернусь и я, зачисленный в пропажи,
просоленный ветрами и седой
хозяин алопарусного барка.
мы будем пить кровавое бордо,
любить неосмотрительно и жарко...»
¤
ты говоришь: «увы, мой друг, судьбу
нельзя переменить, не видя цели.
повремени. у августа в зобу
ещё немало звонких птичьих трелей.
ещё прозрачны ночи, а в сухих
лесах под мхами прячется грибница.
ещё не переписаны в стихи
пришедшие на память небылицы...»
¤
и время изменяет генный код.
и мир вне нас до зябкой дрожи мелок.
и я не тороплю привычный ход
заточенных на смерть секундных стрелок...





© Ник Туманов

Это ты так решил: не останется ни души,
ни травинки, ни капли, ни камня на твердом камне.
Будет голь перекатная, в горле песок першит, и пустыня ворочает, как языком, песками.
Это ты так нарек: будут вглубь уходить кресты, будет мальчик снимать с отца своего сандалии,
кроме них унося прочь из этих скупых пустынь свое сердце, на треть состоящее из страданий.
Это ты так сказал. Смотри, как тяжел мой крест, как срослись за века древесина его и кожа...
Кто внушил тебе, что спасают лишь умерев?

Это я вопрошаю.
По праву того, кто ожил.



© Лина Сальникова

Аве, любимая. Мир переходит в лето:
каждая капля солнца имеет вес. -
Будь Он хоть трижды художником и поэтом,
Он не сумел бы так рассказать об этом,
как происходит в сердце и голове.
Город течет - прохожими, небесами -
что-то морское присуще его чертам.
Дышится - легче, читается - как с Писаний,
мы происходим так, как мечтали сами:
без одиночеств и права вдруг перестать.
Просто любовь - это форма такого света,
которая есть независимо от имен, -
и стоит ее озвучивать, если это
весь мир - от тебя до меня - до того согретый,
что только и пить с твоих губ этот спелый мед?..



© Лина Сальникова