И сказали ему: живи да на мир глазей. Не грусти ни о чем, не мямли, не ротозей. Дом построишь себе, детишек родишь ораву. А ему ни детей не хочется, ни друзей. Он обрюзг и устал, голова его – дом-музей, дом печальных музей, проживающих здесь по праву.

Он шагает по дому, воздух его тягуч. Он шагает по полу, вязкому, как сургуч. Мимо книг не о нем, мимо стендов, покрытых пылью. Мимо зыбких фигур чужих для него людей, мимо тех, для кого – притворщик и лицедей – он играет себя и прячет за спину крылья.

И тогда он берет бумагу и карандаш и рисует себе траншею окоп блиндаж – и себя в блиндаже, глядящим на карту боя. Но вокруг никого, враги не чеканят шаг, только мертвая тишина шелестит в ушах, только небо вверху – далекое, голубое.

Вот туда бы ему, в пустую голубизну, в безразличную и безоблачную весну, только путь в небеса подобным ему заказан. Потому что какие крылья тебе, скажи, если здесь у тебя окопы и блиндажи, если это твой дом и здесь навсегда твой разум.

Потому что когда твой разум пленен весной, и когда нестерпимо чувство, что ты – иной, и когда тишина подкрадывается липко, ты готов оставаться здесь для нее одной и опять и опять крылья складывать за спиной – ради капли тепла, ради тихой ее улыбки.


© Павел Шульга

И пока тебя под корень не покорежило,
не согнуло от ночных неживых звонков,
будешь пить себе с Олегами и Сережами,
будешь верить в то, что было тобой нагрежено,
и не ведать, сколько хрустнуло позвонков.

Ты считай их, сколько выбыло, сколько ранило,
скольких в панике увел от тебя конвой.
Ты уже давно отпела их, отэкранила,
ты давно уже решила играть по правилам,
но пока еще не выбрала, за кого.

Может, хватит столько ерничать и пинаться-то,
а потом ночами плакать по именам,
принимай как есть, любые реинкарнации,
ведь пока тебе глумливо и девятнадцато,
и тебе пока что нечего вспоминать.

А когда-нибудь ты будешь сидеть на лавочке
и честить за нравы местную молодежь.
Но сейчас-то на кого ни посмотришь - лапочки,
а тебе всегда смешно и пока до лампочки,
так иди - пока не знаешь, куда идешь.

И пока тебе не скажут порядком явочным
подождать у входа с посохом и сумой,
будешь девочкой с абрикосовой шейной ямочкой,
с золотистой мелкостриженной кутерьмой.

И пока везде в кредит наливают кофе там,
улыбаются, взлетают под потолок,
ты бредешь по лужам этаким Холден-Колфилдом,
и в любое слово веришь, как в эпилог.

А тебе такая жизнь на халяву дарится,
что грешно ее без пользы сдавать в утиль,
у тебя слова блестящие в горле давятся,
у тебя такие пальцы: кто попадается,
никогда уже не может из них уйти.

Ты не лучше всех, обычная, в меру резвая,
синяки под глазами, кашель, спинная боль,
просто как-то так случилось, что Он, не брезгуя,
втихаря изволил выдохнуть две скабрезности,
и одна, вот, в ноябре родилась тобой.

Над тобой огни вселенные не удвоятся,
не разрушится какая-нибудь стена,
просто Он созвал свое неземное воинство
и решил на миг тебя окатить сполна.

А тебя учили - нужно смотреть и взвешивать,
чтобы вдруг потом не вылететь из игры.
Но вокруг апрель и небо - какого лешего,
у тебя такое сердце, что хоть разрежь его -
всё равно должно хватить на десятерых.

Так что ты глотай свой кофе и вишни льдистые,
а ударили - так всхлипни и разотри.
И запомни - где-то есть еще тот, единственный,
кто живет с такой же шуткою изнутри.







(с) Аля Кудряшева

…А она улыбнётся молча ему в ответ, потому что спокоен дом и готов обед, потому что в его глазах сумасшедше тонет. Раз дорога судьбы впитала небесный свет, и сложились в пасьянсе дама, король, валет, - это значит, что мир живёт у него в ладонях.

Он не знает о том - он просто привык играть (все мужчины как дети!) – мыслей слепая рать марширует опять и опять по чужим дорогам. И любой бы устал придумывать до утра - как создать все эти завтра-сейчас-вчера, - для него одного это всё-таки слишком много.

Он смешает белила, охру, возьмет золу, и напишет, как дождь прижимался щекой к стеклу, как подснежник раскрыл глаза для весенней сказки. Золотистый закат расстелется на полу - и она подойдет тихонько к его столу, для того, чтобы вымыть кисти и спрятать краски.

И когда он уснёт, раскинувшись на тахте – дорисует цветы, висящие в пустоте, исправляя разрывы мин подле поля боя. Усмехнётся слегка - нет, пожалуй, не так, не те! - и заменит палитру, чтоб высветлить на холсте пару росчерков чаек над белым огнем прибоя.

А потом он проснётся, почувствовав - все не так. И ожившее небо поднимет рассветный стяг. Он расправит крыла и поднимется к небосводу – и она, ощутив, что тоже немного маг, тоже крылья раскроет, и, делая первый взмах, полетит вслед за ним - на неслышимый зов свободы...


© Алина Марк

Он говорит - глаза мои черны
Что паруса на подступах к Итаке.
Оракул шлёт нам денежные знаки,
Мол, не было ни Трои, ни войны,
И всё абсурд, и всё бардак и блажь.
Нежны объятья Сциллы и Харибды.
И, если верить заголовкам кривды,
Важны не паруса, но такелаж.
[такая лажа]
Цель вполне ясна.
Никто не хочет знать на самом деле,
Как я ходил за тридевять постелей,
Как черпал явь у самой кромки сна.
Прошла бы ты хоть раз весь этот путь
От смерти до разбитого причала,
И, может быть, хоть как-нибудь скучала
И, может быть, ждала б хоть как-нибудь.

***

Она твердит - глаза мои светлы
Что звёзды над отрогами Памира.
Пока ты обходил свои полмира,
Я тоже отрывалась от метлы
И шла в зачин. И некому пенять,
Что в радужном кольце елейной скуки,
Так радостны нечастые разлуки,
Что дети
[через раз]
не от тебя.
Пожил бы ты под этой белизной,
Не знающей краёв туманной ширмой,
Где нота сердца сделалась обширной,
Тоска оседлой, боль невыездной.
И сам бы стал, что тайна, не решён.
И был бы рад любой надежде куцей.
И может, перед тем как не вернуться,
Хотя бы раз случайно не ушёл.


© Adonatti

Вот любовь
Она берет твое сердце
прокалывает насквозь
как жука булавкой
вот смотрит глаза в глаза
и всего тебя заполняет такой москвой
а в зрачках у неё застывает такой базальт
что неважно больше какой проводник теперь
на каком казанском усадит в какой вагон
это все ерунда что с виду она в тряпье
рядом с нею встань бледнеет любой ван-гог
а когда муравьиный затеет проспект темнеть
за тобой она следит изо всех витрин
и в какую ты теперь ни сбеги тюмень
все равно отыщешь её у себя внутри

Как однажды в сено оброненную иглу
как с числом счастливым когда-то выброшенный билет
она скажет -запомни я никогда не лгу
и добавит

-отныне я буду в тебе болеть.


© Амаро

Я знаю людей с миллионом личин,
меняющих их каждый раз.
Так спасший меня
безо всяких причин
стал тем, от кого меня спас.


© Кукла Саша

Спой мне что-нибудь. День прозрачен.
Синь небесная в пол-окна.
Я почти собралась на дачу.
Время ехать. Совсем весна.
Шторки, шляпки, цветные плошки...
Ты далёк от моих морок
Спой мне что-нибудь на дорожку -
Много ль там у меня дорог?.

Спой мне что-нибудь.
Я поверю
В сказку. В песенку. В близость душ.
Столько ветра в моем апреле -
Можно верить в любую чушь.
Птицы свищут. Стакан разбился.
Детский щебет. Кошачий вой...
Спой.
Мне важно, чтоб не забылся
В этом гомоне голос твой.


© Юлия Вергилёва

Давай напишем сказку про любовь,
Где будут светлячки на кромке ночи,
Изящная надломленная бровь,
Разлитая по нашим венам горечь,
Закушенные губы, слезы, кровь...

И кроличий пушистый мех манто,
Изысканно стекающий с плечей,
Хрусталь бокала, терпкое бордо,
И отражение дрожащее свечей
В глазах, отчаянно неверящих в тепло.

Забыв про честь и голубую кровь
Допьем до дна предательство и горечь.
И саркастично вздергивая бровь,
Отыщем оправдания для ночи...
Давай, поверим в сказку про любовь.


© Диана Ведех

Когда-то я шептал тебе тайны, писал тебе песни, дарил весь мир.
Тогда мы были царем и царицей, драконом и феей. Мы были детьми.
И по пятам ты за мною шагала, как глупый щенок:
«Пожалуйста, поиграй со мной»

За буквою буква. Так строчки заматывались в любовь.
И это как битва без правил. Скажу вам - не самый удачный бой.
Играешь на скрипке, и слышу я в перепутье нот
«Пожалуйста, поиграй со мной»

Я старше на год. Но в семь мне казалось, что год - это целый век.
Тогда было просто взять за руку, ну, а сейчас и сказать «привет»
Не получается. И на все это вроде бы, нет причин.
Теперь при встрече и ты молчишь.

Забудь про все, что я не сказал, не сделал, не написал.
Про то, что не бредил Да Винчи, не покорил Версаль.
Ты - мое лето, застрявшее между осенью и весной.
Пожалуйста, не играй со мной.




© Саша Бест

не буди меня до восьми...
это время сна, это время снега…
ты рассыпь из своей горсти
на подушки мне терпкий запах неба
тебя за руку держит Бог -
ты всегда был ближе к нему, мой светлый…
среди сотен твоих дорог
он тебе всегда отдавал вот эту:
где волнуешь дыханьем дня
моих сонных губ безраздельный лепет
где ты главное для меня
даже если шторм. даже если ветер.
сохрани меня и спаси
от пустых тревог огради, укутай...
не буди меня до восьми
теплым снежным сном разукрась мне утро ...

не буди меня, я посплю...
здесь твое тепло в одеяле дышит...
в каждой складке - твое люблю...
не буди меня до капели с крыши...


© Русалкамари

Какое лето вылеплено из глины, янтарной патокой собрано в чашу дня. Здесь по утрам приходишь к себе с повинной за то, что свету этому изменял, живешь в посте, в труде, в чистоте сердечной, не помышляя больше о суете. И кажется, что лето пребудет вечно – пресветлых снов достойным, благих вестей.

Но колокол под ребрами дышит гулко, и вторит шагу, взбалмошен и упрям.

Мы встретимся в излучине переулка на берегу холодного ноября.


© Кот Басё

/это не стих. это соль на губах/



Можешь себе представить,
больше не слышно моря!
Небо гудками режут
крики последней чайки.
Галькой по побережью
свод незаконных правил...
Мы их еще нарушим:
я - замедляя время,
ты - ускоряя сердце...
Кажется, я останусь
преданной, как наследство,
спрятанной не на суше...
Видишь, заходит ветер
голым в уснувший город?
Где-то твои ладони
не отпускают память...
Прямо на подоконник
я рассыпаю лето,
как подаянье нищим...
Если я замолкаю,
значит, мне тоже больно!
Можешь себе представить,
сколько не сыплю соли,
моря не будет слышно...


© Велма

Если ты знаешь, что ждет нас, тогда скажи!
Если же нет - не бросайся словами попусту.
Помнишь, читали мы: жизнь - это поле ржи,
Что распростёрлось над страшной и чёрной пропастью.

Поле пройдём и получим в конце пути
То, что для нас приготовит судьба-попутчица:
Кто упадет в эту бездну, а кто взлетит
(Если вдруг крылья расправить за миг получится).

Что упустили – того не воротишь вспять,
Но даже если судьба обвела, «огорошила»,
Может нам стоит друг друга учить летать? -
Не повредит никогда поучиться хорошему...




© Юлия Вихарева

По сигналу падающей воды начинается новый горячий день. В изумрудном море клубится дым, оседая каплями на листе. Капли падают в озеро, духи снов орошают влагой его купель. Бесконечной жизнью наполнен зной. Это сельва, древняя колыбель. Здесь ковер зеленый у ног лежит, сок плодов тугих не дает остыть. Кто сюда вернулся – пребудет жив, вопреки законам земных пустынь. Здесь один завет – оставайся свят, источая свет, исходящий в мир. Сохранит тебя колыбель твоя, только ты ее глубину прими. Разреши ей быть, прорастать травой, сквозь тебя живой протекать рекой . Это сельва, купол над головой, ты еще не видел ее такой. Ты, нашедший дом после долгих миль, обретающий силу в ее руках, разреши ей тебя разлучить с людьми, чьи слова ты прежде не отпускал. Голоса забудь, раствори черты – только птичьи трели да влажный лес.

Это сельва. Так воскресаешь ты, засыпая где-то в ее земле.


© Кот Басё

"ты ведь приедешь?" - "конечно же, да, да, жди!" -
сразу срываясь куда-то к тебе на север.
в этой вселенной не портят погод дожди,
и нам проблемы на шею еще не сели.

в этом мирке (я не знаю, в каком из тонн -
сами себе начертили меж ними грань же)
не идеально, но лучше хотя бы в том,
что мы там встретились
парой ошибок
раньше
.




© Мария Кевлина

Держись, братан!
У кромки облаков,
в горячей стае тех, кто был таков,
не ты один не понят был никем.
Не торопись отправиться в пике.
Коль утонуть не вышло на мели,
держись, братан, нас вынут из петли.
Расклад дерьмо?
И всё же, мать твою,
держись, братан!
Февраль рванул на юг.
Там полыхнуло так, что гарь и смог.
И ты горел.
И я спасти не мог.
И не вопрос, кто души поджигал:
москаль, хохол или заезжий галл.
Нет виноватых.
Но и правых нет.
Мы все сгорели в собственной войне.

А всё ж держись!
И это переждём.
Отмоем души верой и дождём.





© Ник Туманов

Летят года. Вращается планета.
История: прогресс и войны, слава, кровь…
И всё же остаётся без ответа:
Вопрос: а что такое есть ЛЮБОВЬ?
Угрюмый предок в шкуре махайрода,
Узрев любимую при свете юных звёзд,
Забыл на миг о продолженьи рода
И задал сам себе простой вопрос:
Что есть ЛЮБОВЬ? Но не нашёл ответа
Его пещерный, первобытный ум.
С тех давних пор все жители планеты
Изнемогают в муке тщетных дум.
Нет пользы в Моисеевых заветах.
И даже царь мудрейший Соломон -
На все вопросы мог он дать ответы,
Но суть любви не постигал и он.
Древляне, греки, римляне, парфяне,
Тяжеловесный пышный Ренессанс,
Продвинутые, в общем, египтяне,
Погрязший в кокаине декаданс,
И даже панк с полубезумным взглядом,
На четверть водкой разбавляя кровь,
С крутой своею "тёлкой" сидя рядом,
"В натуре, - думает, - а что же есть ЛЮБОВЬ?"
Что есть ЛЮБОВЬ? И я, мой друг, не знаю!
Ни чувств, ни мыслей, в общем, не пойму.
И я, как Соломон, не постигаю
Пути прямого к сердцу твоему.
И я решила: к чёрту рассужденья!
Что есть ЛЮБОВЬ? Ах, не об этом речь!
Переоценка или наважденье…
Но главное - а как её сберечь?!
Сердца чтоб не разбились, словно стёкла,
Чтоб чувства были вечно горячи,
Храни любовь в своих ладонях тёплых,
Как робкий, слабый огонёк свечи.
Не дай задуть её ветрам разлуки,
От ревности и боли укрывай.
Не дай любви заплесневеть от скуки!
Не дай ей умереть! Уснуть не дай!!!
Летят года. И мы взрослеем, значит.
И мысль бредовая мою волнует кровь:
Быть может, это МЫ решим задачу
О том, что же такое есть ЛЮБОВЬ?!





(с)

взрослея взбалмошным экспромтом,
в один благословенный час

мы размышлять начнем о ком-то,
кто так же думает о нас.


© Кукла Саша

Душат рыданья до боли в чертовой пояснице, режет глаза воспетый тобою Свет, счастье - такая жуткая небылица, что и поверить трудно, что счастья нет. В воздухе пахнет дымом и керосином, где-то слышна пальба /может быть внутри?/. Я никому не верю, взлетают клином не знающие предательства журавли.
Я никому не верю, сижу в машине или иду по улице или сплю - всё превращается в пагубную трясину, градус дыханья стремительно гнет к нулю.
Мне бы сбежать, но увы от себя не деться, мне б рассказать тебе всё подчистую, но.. я словно обезумевшая жарптица мчалась к тебе, не заметив что здесь стекло. Вот и лежу. И по перьям стекают капли, красные капли с солёным созвучьем слёз. Я отложила признанья, слова на завтра.
Чертово завтра, которое не сбылось.


© Хрустальная Марго

Она себя носит в режиме онлайн, нон-стоп.
Скрывает, что задыхается - дышит реже.

Он весь состоит из углов, он ей нервы режет, но не дает успокоиться пустотой.
Привычка справляться спасала ее не раз, спасет еще столько же, если поможет случай.
Им друг без друга, наверно, могло быть лучше, и тот, кто об этом задумался первый, - прав.

Но в жизни нет виноватых. Слова к нему ей криком, еще не рожденным, ломают ребра.

И он, понимая, становится тих и собран,
встает и, не глядя больше, идет во тьму.



© Лина Сальникова

Как тебя, милый мой, вовремя сберегать,
если ты вновь поделен между другими?

Река размывает песочные берега, ветер уносит чье-то родное имя.
Мой голос ничей, я откуда здесь и зачем, о чем говорить тебе, если ты столько слышал?
Я тебя думала сотни своих ночей, но мысли мои твоего мира были тише.

Я просто люблю тебя. Просто касаюсь губ, вбираю тревогу, когда тебе там тревожно...

Я делаю все, даже то, чего не могу.

Чтобы ты снова ожил.



© Лина Сальникова

И вот пришла война…Разруха…
Огнями улицы пылают.
Бежит - торопится старуха,
К груди младенца прижимает.

Глотает город пыль и пепел:
Ещё вчера он был цветущий.
В руинах люди, словно в склепе,
Какой им срок теперь отпущен?

В стенАх, за сутки почерневших,
Они испуганно ютятся.
И им, случайно уцелевшим,
Нельзя бежать. Нельзя остаться.

И шепчут женщины молитвы,
И, отворачиваясь, плачут,
Как в гнёздах хрупких, наспех свитых,
Своих детей в подолы прячут.

Покрыты тропы пеплом белым,
В дыму, в угаре город тает.
Бежит старуха под обстрелом,
И голосит. И причитает.

Из дыр выглядывают лица:
Следят глаза прицельно, метко
За бабкой, что, пытаясь скрыться,
Бежит, кудахчет, как наседка.

А сзади танк…Прицелил в спину…
Подмял податливое тело…
И кто-то, глядя на картину,
Шепнул беззвучно: «не успела…».


© Юлия Вихарева

Ты знаешь, что есть боль? – Навряд ли, детка.
Она – совсем не тот сопливый бред,
Что ты несёшь, смакуя сигаретку,
О том, как больно жить в семнадцать лет.

Ты отвлекись, "дожуй" свою корицу...
Теперь представь – серьёзно, не шутя:
Рассвет в окне. Обычная больница.
Мать нежно гладит бедное дитя.

Лежит ребёнок в капельницах, в трубках.
В прозрачных пальцах будто крови – ноль.
И в их глазах, и в детских сжатых губках
Немая скорбь. Вот это, детка, боль!

Допей свой кофе и не морщи носик,
А глянь в окно: ненужный никому,
Стоит старик в отрепьях, робко просит
Чтоб кто-нибудь подал на хлеб ему.

Совсем один. Где дом? Где дети, внуки?
Лишь рассказать о том ему позволь -
И ты услышишь в каждом слове, звуке
Такую боль... Такую, детка, боль!

Примеров масса. Не теряй из виду.
Они, как жизнь - просты и без затей.
Представь, солдат вернулся инвалидом...
Представь себя на месте тех людей.

Им хоть чуть-чуть, хоть каплю той удачи,
Что у тебя в судьбе «наперевес»...

Так не стони: «Как больно!», если мальчик
Не шлёт тебе со «чмоки» эсэмэс.




© Юлия Вихарева

Ты рос послушным. Играл, улыбался старшим.
Ты знать не знал ни драконов, ни старых башен.
Только беда: уродился сынком монаршим.
А, значит, ноги в стремя. Спасай. Скачи.

И наплевать бы с высокой на ту девицу,
Пусть она дальше в каморке своей томится.
Надо же было - родиться наследным принцем!
... в кузне уже натачивают мечи.

Что не сидится спокойно вам, бабы-бабы!
К башням таким дорога - одни ухабы.
Лучше по-русски, жила бы в обличье жабы
И по ночам готовила калачи.
_

Ты вырос крупным на радость себе и старшим.
Ты знать не знал ни принцесс, ни каких-то башен..
И что от тебя надо этой дурынде страшной?
Пальцем грозит: - Ты обязан! Хватай, тащи!

И наплевать бы, да крыльями отмахнуться.
Пусть себе братья и сестры потом смеются!
Что ж так насела... Кричит. И глаза, как блюдца.
И ты сдаешься: - Только не верещи.

Ты ищешь башню, сидишь и сидишь на стрёме.
Вот угораздил попасться дурной кулёме!
Лежал бы себе в пещере в блаженной дрёме...
А не считал бы от скуки её прыщи.
_

Рыцарь с драконом сойдутся в финальной схватке,
Да на принцесс ни один, ни другой не падки.
Как их любить? Лишь претензии и припадки,
Чуть что не так - "еду к маме!". Ищи-свищи.

Плюнут. Обнимутся. Станут болтать о вечном.
Дружба любого делает человечным.
Что до принцессы - найдёт дурака на печке,
Чтобы всю жизнь варить для него борщи.


© Кайлиана Фей-Бранч

аходят, смотрят, потом бухтят по углам,
охаживая обиженное "а я"..
Да мне-то какое дело до этого хлама,
когда я устал от собственного вранья,
которое применяешь как препарат,
бросая двери открытыми как в трамвае,
поскольку это единственная из правд,
которую родные и понимают.


© Витька Безбашенный

По жизни все уже решено, и даже предельно ясно,
чтоб прятаться в промежутках от предчувствия до беды,
и все предсказуемо, а в кино
еще, надеюсь, по-разному,
и я перематываю бои до места, кто победил.
за что я господу насолил, родившись таким упрямым,
что в пируэтах своей дороги спрямляю путь как слепой? -
вон мужик отклеивает усы, оказываясь Ван Даммом,
а я тут снимаю лицо и всё...равно остаюсь собой.


© Витька Безбашенный

На двоих одна планета. Ночь укрыла тебя одеялом июльских снов.
У нас утро, туманно и ветрено. Я пишу тебе на выключенный телефон.

Солнце царственно полыхает над горизонтом.
Моя жизнь превращается в лоскуты.
Я читаю в оригинале Шарлотту Бронте
И во всех стихах мне чудишься только ты.

Разучи меня жить, в несвязный поток дыханья
Положи мятный шёпот разлуки и шум дождя.
У нас есть лишь планета, проклятое расстояние
И две стороны света с названием "ты" и "я"...


© Хрустальная Марго

Я с каждым днём отрываюсь больше от теплых черных полос земли, солнце касается смуглой кожи, как я касаюсь твоей любви. И щурюсь, мысленно улыбаюсь, целую родинку на плече. Ты говоришь "нам с тобой, родная, не хватит высказаться ночей". Часы смеются, ползут лениво, я всё считаю их про себя. Дышу впервые - чтоб быть счастливой, чтоб не терять ни секунды дня.. Я отражаюсь милей и краше в твоих глазах - это всё всерьез. Совсем другое вдруг стало важным: щекой почуять твой теплый нос, ворчать лишь в шутку, сидеть в обнимку, смотреть как ляжет на пол рассвет. Друзьям показывать фотоснимки, гордясь, что лучше нас в мире нет.
Дарить тепло, отдавать всю нежность, петь колыбельные и стихи, и, надевая твою одежду, самой себе отпускать грехи: когда терялась в отрядах "прочих" и отрекалась от своих чувств...
Ты говоришь мне "спокойной ночи"
И я лечу...


© Хрустальная Марго

Не хочу объяснять того, что бы мы могли,
будь ты более чутким, умей понимать второго.

Здесь так тихо, молчание стелется вдоль земли, ночь ложится на теплую землю пером вороньим.
Не хочу. Не докажешь, кто прав, виноватых нет. Сколько сказано слов, сколько нежности стало пеплом.
Одиночество, пустота, напряженный нерв. Но ты все равно есть во мне. Все, что еще терпело, -
остается живым и невысказанно болит. Если можешь, сними мне с сердца тоску и накипь.
Нас безмолвие замыкает в кольцо земли, сквозь небесную гладь проступают круги и знаки.

Не хочу. Ни упрашивать более, ни держать: не для этого нам давалась такая сила,
чтобы ты при возможности первой - ладонь разжал, чтобы я хоть о чем-то еще у тебя просила.

День становится черным, чернеет земля под ним - так сбывается ночь в ощутившем себя ненужным.
Не могу объяснить и почти разрезаю нить, и почти отпускаю лететь к тебе с ветром южным.

Не хочу. Тяжело и колко внутри от слов. Нет ни правых, ни виноватых, ни посторонних.

Ветер стал на крыло, но сегодня сломал крыло.

Я смотрю, как спускается наземь перо воронье.


© Лина Сальникова

На квадратных колёсах по просеке здравого смысла.
Два часа до разлуки и десять – до выслуги лет.
Я тебя отпускаю – вернись ко мне ныне и присно!
Через память и сны, напоровшись на смех, как на выстрел –
Я вчера в подворотне куплю водяной пистолет.

Что тебе посулить, кроме ласковой боли потери?
Кроме стыдной надежды и утлой свободы безбра-
чия? Если ты выдержишь это, я буду уверен.
Ведь горящей избы не милее расписанный терем.
Я сумею себя у себя для тебя отобрать.

Я сумею. Но счастье так просто не купишь, не сыщешь
На бескрайних просторах обугленных жёлтых страниц,
Где тебя коронуют, а я – государственный нищий.
Но легло под язык и засунуто за голенище
Суррогатное средство – приманка со вкусом синиц.

Я тебя отпускаю. И очень хочу ошибиться,
Хоть храню на лице неизменно надменность луча –
Без тебя невозможно себя ощущать единицей.
И когда твои пальчики снова в мой вцепятся бицепс,
Я скажу тебе: «Здравствуй, родная! Я очень скучал…»



© Майк Зиновкин