Говоришь, нет причин говорить.
Повторяешь: затертое слово
возвращается снова и снова,
превращаясь в нелепый гибрид.

Но, молчание сняв с языка,
вдруг посмотришь на небо и выше.
Там — ни первых, ни третьих, ни лишних.
Там большие плывут облака.

Неземной, несказанный уют.
Доказательство всем теоремам.
Может быть, даже имя и время
там под честное слово дают.

Ночь выходит курить на балкон,
очарована светом и тенью.
Снайпер слишком устал от мишени,
погружается медленно в сон.

Ворох почты лежит на столе —
вперемешку счета и повестки.
Застываешь, прикованный к месту,
прикреплен за лодыжку к земле.

На письмо ни к чему отвечать —
адресат не доходит до почты.
Из последней поставленной точки
расцветает внутри иван-чай.




© Stray Cat

Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле.
Что-то я делал не так;
извините:
жил я впервые на этой земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь...
И по-другому прожить обещаю.
Если вернусь...

Но ведь я не вернусь.




(с) Роберт Рождественский

Они бросали
Потом
/никому не сказали/
и снова начали.
она говорила "давай стричься с тобой под мальчиков, и заражацца идеями чегевары".
а тебе снились кошмары. неизданные романы полански. она топила тебя в шампанском. ты воскресала,
и вы целовались в коридорах до одури. ты так не похожа на её одри. она у тебя внутри /там здорово/
ты говорила "до скорого". сама шаталась, думала "всё.в последний". тебя окружают сплетни,
и убеждённые сторонники холокоста. и ты обходишь место. в котором всё /до изжоги/ просто
зашёл-помолился-сваливай
ты видишь ночью агента скалли
она улыбается
истина где то рядом


© Антон Прада

я знаю все твои точки и многоточия. ты набираешь мне в два часа ночи. ну не молчи не молчи. все обрывается где-то на выдохе. ты требуешь срочно выехать. лечить душевные ссадины/переломы и вывихи. такая повестка встречи. меня болтает по встречке, дергаю ручку, ты сразу вешаешься на плечи. я зарываюсь в пряди. вот в наших венах горит ирландия. вот твое платье /на молнии сзади/ люблю разбросать /на полу/ тетради. смотреть, как руки, которые гладил. вцепляются в каждое слово. все повторяется снова и снова. все те же два часа ночи. привет. ну ползи же ближе. ну что ты, что ты. ну ты же хочешь. я одеваюсь, плетусь по обочине. ты где-то межпозвоночно/ молекулярно/ прочно. а дома почта , фейсбук и прочее. я удаляю строчки. и буквы прыгают по паркету. вот это лето. вот это весело. пусть будет джига, ****ец и плэйсибо. но только не ты, и не юбка в больших горошинах. алло, и ты говоришь мне, что я хороший, и то, что сегодня можно. сегодня – то точно можно. и это будет.
весь этот вторник.
вся спальня в огне.
и музыка.
хули ю нид. хули ю лав.


© Антон Прада

он так ее мучит, как будто жену растит
(с) Быков


Ну, давай, объясни мне. Пойди на четвертый круг.
Покажи мне талант, как скроить по себе любого.

Не твои ключи, так мои ключи - отопрут эту дверь из отлитой стали, ларец дубовый,
где за скрежетом, скрипом, на самом невидном дне вместо нежити будет простая людская нежность.
Расскажи мне такую историю обо мне, что воспримется мной, как данность и неизбежность.

Открывая меня, ты становишься сам открыт, чем-то острым поддет, вспорот словно десятком лезвий.
Ну, давай подождем и дотянем до той поры, чтобы сущности с нас обоих, как шкуры, слезли.
Объясни мне меня. И себя. И, как отче наш, повтори это трижды, распявший и сам распятый.

И да будет мне муж.
И да будет тебе жена.
И да будет в нас сила, шагающих на девятый.



© Лина Сальникова

Электронные письма под электронную сигарету…
Мне кажется, я знаю, чего тебе не хватало в эту субботу.
Грусть брутто в наших координатно далёких нетто
И мегабайты фото –
Это не лечит, но объединяет и делает даже ближе
(Максимум, выжатый из сухого остатка в пустыне Гоби).
Я тебя чувствую лучше, чем слышу и вижу.
Ты – моя любимая мания. И самая жуткая из всех существующих фобий –
Боязнь потерять тебя. Впрочем, не будем об этом.
Будем жить. Будем ждать хорошие новости, которые нынче редки,
Изучать повадки солнечных зайцев зябким весенним летом,
И выпускать полетать ненадолго сердце из душной клетки.
Зная, что уже начат обратный отсчёт:
Порезан на дольки, и зубы календаря впиваются в сочную мякоть.
Ты ведь тоже заметила, что в разлуке так странно время течёт? –
То медленно, то ещё медленнее, то просто бросает якорь.
И там – на дне безупречно холодной реки,
Посреди всеобъемлющих безмолвия и безрыбия,
Я пишу никем, кроме тебя, не читаемые стихи
И качаю с торрента свежее пиратское видео,
А ты просто ждёшь меня, и непросто не думаешь о плохом,
С удивлением замечая, что почти добилась успеха.
Мы предвкушаем с тобой друг друга, как трубы – Иерихон.
Дай только мне приехать.



© Майк Зиновкин

ты часто пускаешь кого-то в море.
В свои границы, в свой дом и душу,
так было, и есть в априори,
чтобы не жить по убогим законам суши.

Чужакам этим нет и дела,
даже доли,
до книги твоих законов.
У них ринг- побеждает смелый,
а не тот,кто чтет идола по иконам.

Ты душой высок, словно горы.
Чужака душа- горстка глыб.
ты их только пускаешь в море,
а
они
убивают
рыб.





© Кирилл Кучеренко

На улице 30 градусов, небо плавится, покрываясь испариной облаков. Где ты теперь, моя радость, кого любишь, у чьих швартуешься берегов? Мы под этим несносным солнцем с ним смеемся по-детски трогательно, легко. Я танцую под новый трек от красотки бьёнсе, у меня жар - с утра было 38, мысли путаются в большой шерстяной клубок... Как ты там, моё счастье с привкусом прошлых горестей и обид? Кто у тебя там сегодня Диана, Настя? Нет, у меня теперь ничего уже не болит. Просто на улице жарко и кровь вскипает как на вечернем костре вода. Просто сегодня память вдруг стала яркой и через пару секунд обесцветилась добела.
Мы с ним смеемся, честно. Простая честность стала гораздо важнее красивых слов. Твой безупречно белый фрегат как в песне долго не задержался у берегов. Слёз не осталось, чувств не осталось, веришь? Всё поглотила усталость от вечных "но". Ложь обвивалась плющом вокруг нашей двери, буйства ветров норовили разбить стекло. Хватит, довольно, июль наполняет воздух запахом свежих ягод и криком птиц. Я открываю окно и кричу так громко, чтоб заглушить желание падать вниз. Страх отступает, становятся мысли четче, медленно считаю до десяти... и улыбаюсь, вспомнив, как он хохочет, вспомнив, что он обещает меня спасти.


© Хрустальная Марго

время рвётся бумагой под пальцами, как черновик
это то, чего ты никогда не узнаешь из книг
вроде, всё как всегда, только грустно, и кофе остыл
слишком много подтекста - на текст не хватило чернил

мы серийные самоубийцы, слепые щенки
эта осень для нас начинается с красной строки
это красный цветок распускается в недрах души
ты во мне междустрочно, подкожно - дыши же, дыши

что бы это ни значило, будь, оставайся, держись
просто мы не из тех, кто бывает на целую жизнь
закричать бы сейчас, только в горле стоит тишиной:
яхочубытьстобой

я хочу быть с тобой

я

хочу

быть

с тобой


© Олисс

Это лето горчит грейпфрутом и брызжет соком,
слишком терпкое, чтобы, вкусив его, отдышаться.

Я вхожу в него тем, кто идет в небеса из окон, сознавая, что больше не будет на это шанса.
Я беру его истово - так, как берет любовник, прижимаясь и накрывая горячим телом,
чтоб любым миллиметром этого тела помнить каждый всхлип, каждый вдох или каждый его оттенок.
Это лето, где я открыто с тобой бесстрашна, ощутившая сотню восторженных ослеплений,
выхожу, распахнувшая полы мужской рубашки, чтобы пить тебя, нежно сжимая твои колени.
Чтоб себя оставлять в тебе, гордом и одиноком, уместившись в горячий шепот и стон на убыль.

Чтобы лето исторглось гейпфрутовым терпким соком,
напоившим мои пересохшие в страсти губы.



© Лина Сальникова

собирать вещей не больше, чем входит к тебе в рюкзак,
не заводить собак и детей,
не толстей, не привязывайся, не богатей,
уходи в такую ночь: серебристый зигзаг
молнии, оборванные линии электропередач,
дождь в лицо и немного град.
позади лежат восемь жизней твоих удач
и горят.

в детстве казалось: самое страшное - обрасти жирком,
врасти в свой чрезмерно уютный дом,
помнишь, как читал "Цитадель",
как боялся, что герой так и останется капиталистом и мудаком,
и как радовался, когда он сбежал, прорвался,
не растворился в мире густом,
утек, просочился в щель.

в детстве думал: самое верное - рвать узлы,
перекусывать зубами или перерезать ножом.
дети все, как волчата, голодны, крепки, злы,
не отягощены воспоминаниями и багажом.

в детстве думал: самое страшное -
город один навсегда,
человек один навсегда,
дом один навсегда.
думал: надо менять квартиры и города,
телефонные номера,
пейзажи двора -
именно в тот момент, когда ты понял: пора.

а теперь в двадцать три считают тридцатилетним,
а теперь стоишь на камушке предпоследнем,
если дальше прыгать - то в темноту, от которой болят глаза,
из которой ни голосов, ни вестей.
и стоишь, повторяя все громче и все сильней:

"собирать вещей не больше, чем входит к тебе в рюкзак,
не заводить собак и детей".






(с) Лемерт

... разлука пахнет солью и рваным берегом земных окраин, гремящим ожерельем волн, собачьим лаем странных чудищ, да стайками заплаканных планет... изменчив вкус ее от кисло сладких губ до горечи признанья под шум сереброкрылых чаек. за утренней завесой прячет ночь маяк на голом рифе и ту, что безотлучно ждет алеющую ветошь парусов...
увы... он скуп и безразличен. прикрыв глаза, едва ли слышит диву, что шепчет откровенья в опостылых письменах.... блаженство для него тюрьма, рай - клетка, в стекло стучащая вода понятней и дОма ближе - рубка...
что ищет он? куда стремится взгляд? зачем уединение, похожее на бегство?
ответа нет. лишь тихо плещет океан...


© Виджани

цвет проступает сквозь дождь. огненно-рыжий конь
топчет отцветшую рожь... боль осенних недель -
радость последних цветов... стонет, умаявшись, день...
камнем, упавшая ночь, катится в рыхлую степь.
шаг - под ногами тень, ветер в руках - копьё.
черный потухший костёр прячет засохший листок...
осень, проклятье для муз, вновь взялась за своё....


© Виджани

Придумывай мне имена!
Смешные!.. Шальные и звонкие!
Захочешь, я буду - Весна...
Девчонка с задорною челкою!

А хочешь, я стану Огнём
Июльской отчаянной полночи.
Сожгу все мосты! О былом
Наутро тебе и не вспомнится...

Зови меня Вьюгой!.. Зимой,
Целующей щёки и руки!..
Немножко колючей и злой...)
Но только не серою Скукой!

И всё же, я - Осень твоя!
Касаюсь висков твоих нежно
Усталым листком октября...
А ты называешь... Надеждой...

***
Щекочешь волнующим... СЧАСТЬЕ...
Дыханье и время сбивая!..
И мир, разлетаясь на части,
По-прежнему, кажется раем!..


© Маргарита Назарук

Иногда взрослеть – будто пить боржоми –
Слишком поздно: ты уже постарел.
И сжимаешь в вышколенной ладони
Всепрощенья маленький пистолет,
Вспоминая сломанных кукол Барби,
Лошадей, летящих во весь опор…

А кругом – одни топоры да грабли
Сплошняком – какой бы ни шёл тропой.

Это сложно, словно болеть за наших.
Это просто, словно спустить собак.
То, что было раньше, уже не важно
(Молоко, обсохшее на губах).
И совсем не важно, что будет после –
Есть ли время, взятое напрокат?

На столе бутылка боржоми. Поздно.
Впрочем, почки, вроде, нужны пока.



© Майк Зиновкин

Вторые сутки дождь без сна
Идёт, оплакивая окна –
Шипит в динамиках машин,
Стучит по спинам плоских крыш.
Я так себя и не узнал:
Два дня бездарно одинокну,
Унылым кликаньем души
Смущая трепетную мышь.

Вторые сутки дождь. И ночь.
И мир наполовину полон.
Он ловит мой намокший взгляд
Сквозь перекрестья тополей.
Я пью непьяное вино,
Сметая память с верхних полок.
Я набираю всех подряд,
Но не становится теплей.

И не становится ясней –
В прогнозы вслушиваться тщетно.
На свет заманчивых реклам
Пускают лужи пузыри.
И смех доносится извне,
Где катера отважных щепок
Несутся в сточный океан,
Как мысли глупые мои…



© Майк Зиновкин

Самое важное говорится тогда,
когда о нем говорить нельзя.
Август истончается, ладони его скользят
по холодной коже,
уходи, ничего не взяв,
под луной дороги подрагивают, блестят.
До свиданья, брат.

Расставание - это всегда не печаль, а нечто иное,
от души отдираешь слои покоя,
остающимся - выть на луну,
я привычно вою,
ты уходишь, и вслед за тобою листья летят.
До свиданья, брат.

Остающимся - светлый путь и большая истина,
Да, ногтями по горлу - прощание будет искренней.
Уходи - улетающим запахом, тающим выстрелом.
Да, мы встретимся - нет, не здесь, где-то вне и над.
До свиданья, брат.

(с) Лемерт

Утренние часы аэропортовского ожидания,
многотонное небо самолетами лязгающее наверху.
Если бы я мог в тебе запросто выговорить стихами
каждого пассажира, вплывающего в этот шум,
ты бы стояла строгая, с огромными глазищами,
спокойная, с некоторой постоянностью в жестах.
Я бы вышагивал в черном плаще, весь из себя мистер.
Мне же до самых родинок твоих все в тебе интересно.

Вот и у нас такое ветреное, недозрелое лето, как кислое яблоко.
Это особенная красота, от которой сильно сжимаются легкие.
Ты бы просто прижалась губами такими матовыми
к моему горячему лбу /по нему метеосводки
можно считывать/. Я бы шагнул на улицу
в мятой рубахе, с часами на правом, с запахом от Сен Лоран.
Знаешь, а я готов ко всему, что тебе вздумается…
Знаешь, любое действие, в принципе, - бумеранг.







© Марадан Осень

Ты же знаешь, что я люблю тебя, в этот час - сны тасуют колоду невыдуманных историй. Ты смеёшься и спрашиваешь какая из них сейчас отправляется странствовать в нашем огромном море. Я зажгу фитилечки тоненьких красных свеч, заберусь с ногами на одеяло, и начну свой рассказ щекою касаясь плеч.. твоих сильных плеч, по которым я так скучала.
Расскажу, как ныряли острые клинья птиц в бирюзовое небо, как собака с облезлым боком - их гоняла по площади, словно бы нет границ, и болезней и голода, дней, когда одиноко. Люди только шарахались - ей было всё равно, задрав вверх счастливо-худую морду, она лаем глухим смеялась смертям в лицо, я стояла в сторонке и мне было не смешно, этот мир так красив и, поверь мне, он так уродлив.
А ещё я увидела танки, их поезд вёз мимо нашего города, мимо.. куда - не знаю. Это страшно, что где-то играют в войну всерьез, и машины эти кому-то нужнее края, где цветет сирень, где собака с облезлым боком кем-то добрым накормлена, тихо сопит в тени. Я смотрела на мир и он был таким глубоким, что не видно как на его дне протекают дни.

Ты же знаешь, что я люблю тебя, скоро полночь: сны тасуют колоду и сладко зевают - спать. Я так рада, что ты вернулся и что сегодня - я не вижу того, как наш мир может быть уродлив... на твоём плече мне не боязно засыпать.


© Хрустальная Марго

Fuck the system, давай запомним наши дерзкие голоса, наш прямой эфир затянулся на 10 лет, но построили новые станции, застегнули радиопояса, провода, антенны и спутники расселяются по Земле. Ты любил меня так уверенно, так всеобъемлющ был этот звук, так силен сигнал, так легко на твоей волне. Когда что-то внутри сломалось, я услышала наяву, что твой голос до сих пор говорит во мне. Мне бы слушать его, доверять ему как источнику слов живых, но за ним всегда идет полоса помех, а у белого шума нет ни духовных, ни духовых, он похож на лебяжий пух и кошачий мех. Этот белый шум говорит нам о том, что у Вселенной своя волна, говорит нам о том, что мы плохие серферы, тень воды.

Океан шумит, он подобен облаку, в котором не видно дна.

Fuck the system, кто-то должен быть первым.

Давай не ты.


© Кот Басё

Слово катится с губ, раскаленное добела,
обжигает, до ран корежит – свинец свинцом.
Если хочется смерти давай говорить слова острием в лицо.
-«Я тебя никогда не зову, никуда не жду»
Отдает в затылке, воет как скверный хор .
Говори до тех пор, пока бог не наложит жгут,
или чертов кузнец не погасит свой адский горн.
Разойдемся подальше немые, как сотни бездн.
Что убито – то наше. Что выживет – то ничье.
Только эхо в висках никчемное, словно месть.
Только память в груди цепкая, как крючок.


© Кесслер Оксана

И поется оно, и льется, как будто ночь
кто-то черной водою выплеснул из корыта.

Ласки вяжутся, в кожу вплетаются темной хной, тени пляшут по телу, которое им открыто.
Приходи ко мне и шепчи о своем пути, о своей человечьей нежности, страсти шалой.
Ночь царапают крылья могучих незримых птиц, сквозь царапины прорастет тишина большая,
основательная и цепкая, как смола на сосновом стволе, погрузит нас в себя тягуче.
Ты ложишься в нее, чтобы снова во мне пылать. Держишь теплой спиною небо, щекой колючей
обжигаешь мне шею и прячешь в ней тихий стон в терпкой судороге. Ночь впадает рекою черной

в побелевшее море рассвета, чтоб мы потом
вновь менялись от обреченных до нареченных.



© Лина Сальникова

Я ношу тебя точно у сердца, как талисман.
И ты сходишься в точку на шее между ключиц.

Ты - мой бережный штиль, лютый ветер в лихих штормах. Ты моя тишина, что всегда о тебе молчит.
Накрывая ладонью, плетеный держа шнурок, пропуская его сквозь пальцы, когда одна,
я тепло твое осязаю - оно остро, мне отчетливо виден твой профиль, твоя спина,
и я знаю, как пахнет кожа. Твой вкус и цвет. И я слышу твой голос, дыхание, ломкий смех.
Я почти провожу губами по карте вен, прохожу по ним, как корабль, осев на мель
возле жилки височной. Не веря себе сама, я с тобой говорю, словно ты сейчас тут сидишь.

Я ношу тебя точно у сердца, как талисман,
накрываю рукой и ты бьешься в моей груди.



© Лина Сальникова

Он дарил ей свободу, словно путёвку в жизнь,
Вечерами тусовки, позже - из роз постель.
Он ходил по земле..А ей так хотелось ввысь..
И она уходила в очередной апрель...

Оставляя на память дурманящий шлейф духов,
Тихий смех за окном растаял под рёв машин..
Он сменил сотни женщин, о ней лишь моля Богов,
Нежность спящую теша под слоем душевных льдин..

Он дарил ей рассветы, звёзды и шёпот трав..
Каждый вечер - закаты..позже - слепую ночь..
Он ходил по земле..Она же жила меж глав,
Та, что стала мечтою, с апрелем ушедшим прочь...

Он искал ЛЮБОВЬ долго в лицах чужих девиц,
Находил..А глаза твердили- опять не то..
Но однажды услышал шорох её ресниц..-
ОНА ехала с дочкой в полупустом метро...


P.S.- Любовь есть...не переставайте в неё верить...


© Пусть Буду

Мы стали слезливыми.
Линия губ вчера казалась излишне правильной
Теперь я вынуждена тебя обманывать
Зализывать линии.
И туго так стянула время ты от времени
Не отличишь и ты почти меня не чувствуешь
И снова плачешь.
Я поворачиваюсь на спину на бок на север нахрен
Я тут так дергаюсь.
Тебя укачивает – от слов моих от запахов когда по улице
И раньше снег лежал назад три месяца.

Теперь тебе боятся не чего – танцуй на привязи –
Ты в безопасности. Вколоть тебе под кожу бабочек –
Пусть там трепещутся. Когда родишь комочек гусениц –
Ты станешь коконом – я завернусь в тебя и мы поженимся.


© Рыбный Четверг

лето – это клубника на завтрак
горячий песок дом среди сосен

а потом холодная осень
высокая температура и
я как дура – в поезде –
по транссибирской магистрали
к твоим ногам ли…
… на твою голову?

лето – это когда поэты засыпают стихами
засыпают сами на твоих коленях
лето – это когда лень их с коленей собрать…

а потом лужи со льдом
ужины при свечах
чашка кофе в постель
перед сном только: «…лето»


© Рыбный Четверг

Это тихая ночь, теплый плеск над седой рекой,
и туман извивается лентами меж камней.

В тишине звуки льются протяжно и далеко, и пришедшие люди купают в реке коней.
В чьем-то смехе и шепоте кажется новой речь, словно здесь чужеземный и странный звучит язык.
Пахнет деревом, мясом, поджаренным на костре, и легендой о том, кто у леса любимый сын.

Голоса постепенно утихнут, совсем замрут. И туман над рекой, словно белый звериный мех.
И в сиянии лунном блеснет лошадиный круп, еще мокрый от влаги, и воздух начнет неметь.
Будет снова хотеться сманить у других коня, проскакать через луг, чтобы он животом росу
собирал, пронося этим утром одну меня к невозможно любимому, ждущему там, в лесу,
на другой стороне, чтобы шаг не вспугнул коней. Чтоб ничем нашей встречи не выдать в урочный час.
Чтобы там, на другой стороне, показаться мне тем, с которым я мчалась горячий рассвет встречать.

Это тихая ночь, где-то крыльями хлопнет сыч, где-то ветка качнется, мышь пискнет среди корней.

Ночь, в которой шепчу: "Здравствуй, леса любимый сын.
Засыпаю и жду - приходи ко мне в этом сне".



© Лина Сальникова

обними меня.
буду плакать и вырываться, а ты держи
так, как будто бы рядом пропасть, и мы во ржи,
и колосья, телами сломанные, свежи,
и лодыжку предательски жжет поцелуй крапивы.

обними меня.
растворяй тишину собой и звучи, звучи.
твои пальцы тонки, как солнечные лучи,
и дыхание бьётся волнами у ключиц -
я солгу, что ни с кем до тебя не была счастливой.

обними меня.
я умею гадать на изгибах твоих ресниц.
прикоснись ко мне тёплой нежностью, улыбнись
и в момент, когда тянет к пропасти, с края, вниз,
удержи меня за полвечности от обрыва.

обними меня...
и, пожалуйста, появись.


© Олисс

Он тупой иглой в кровотоке моём живёт, заставляя выбрасываться из кожи, как рыба - из мёртвых вод. У меня крюками его поцелуев разодран рот.
Доктора говорят - пройдёт.

Он же вспарывает мой рыбий холодный бок, из нутра на свет извлекая икринки строк, а потом зашивает так, что к стежку стежок - вот тебе урок. Раз зовёшься рыбой - так и кричи без слов, воспевай свою болезную пролюбовь и не злись, я не более чем персонаж стихов. А потом изгибает небрежно бровь: не забудь про свои таблетки, чтоб спать без снов. И уходит. И ночь продолжается сотни лет.

Я б любила его больше жизни, вот только его - нет.

Доктора говорят - пройдёт. И выписывают очередной рецепт.


© Олисс

Ветер мой резкий и шалый, здравствуй.
Северный выдох, взмах крыльев птичьих.

Я принимаю тебя негласно самой любимой своей привычкой.
Я раскрываю тебе объятья, пробую вкус твой, вдыхая глубже.
Мне никогда до конца не хватит губ твоих тонких, касаний нужных.

Ветер мой, стань человеком, оземь мощно разбив ледяные крылья.
Вот я стою на твоем морозе, та, что однажды в тебе открыла,
кем ты бываешь во мне, горячей, как рвутся с треском любые нити,
если тебя отогреть, парящий, если, как панцирь, твой холод вскрыть и
бережно внутрь к тебе живою тихо войти, отыскать там нежность.
Ты, укротив мой огонь, освоил, как он бесстрашен и безутешен,
если не ты остужаешь пламя, чтобы раздуть его позже снова.
Ветер мой, сила моя дала мне видеть внутри у тебя иного.

Я не боюсь белых стрел метели, кружева вьюжного, пыли ада.
Ветер мой, мы с тобой так хотели слиться однажды.
Так вот я.
Падай.



© Лина Сальникова