-Что тебе снится? Война?
- Война.
Черное, белое... снова - черное.
Мы теперь все - навсегда - ученые.
Только вот... что остается нам?
Что остается таким, как мы -
Горьким, пропитанным гарью, порохом?
Вздрагивать, слыша любые шорохи?
Все это нам - не забыть. Не смыть.
-Что тебе снится? - Горящий сад,
Яблони в сизом дыму пожарища.
Ночь тогда выдалась... в общем, та еще.
Просто - нельзя было город сдать.
Просто...
- Вернись.
-Для чего?
-Ко мне.
Просто вернись. Ты мне нужен. Правда.
Я тебя жду - из любого ада,
И - не отдам - еще раз - войне.
После заката - всегда - рассвет.
После дождя - непременно солнце.
Пообещай мне, что ты вернешься.
-Мне твоих локонов снится медь.


© Лорелина Ветер

Он выходит в окно. За окном начинается вечер,
И закат - как локальная смерть... впрочем, это неважно.
Он смеется, заметив в канаве кораблик бумажный.
"Извини меня, детка. Но я все равно не отвечу".

Осень пахнет холодной землей и горячим глинтвейном,
Листья падают с нежным, почти что неслышимым звуком.
У него удивительно-нежные, сильные руки...
Для нее это, впрочем, уже ничего не изменит.

У него есть горячее сердце в кармане рубашки,
У нее - только старые крылья и песни о главном...
Если вместе они, то движенья уверенно-плавны.
Но за них иногда отчего-то становится страшно.

У него есть полынные листья в пакетиках чайных,
У нее - порыжевшие к зимнему времени косы.
Учащенность дыханья - ответ на любые вопросы...
Даже те, на которые в принципе не отвечают.






(с) Лорелина

Ты занимаешь собою целую мою жизнь - это как, запыхавшись, взбегать на верхние этажи, и ловить, зажмурясь, начало другого дня, это словно учиться дышать, когда нет тебя. Ты повсюду - в газетах, по радио, между строк, ты как море плещешь волной в загорелый бок, как приветливый пёс бежишь следом, вильнув хвостом, как непрошенный вечер заходишь за мною в дом.
Я опять наливаю чай и в пустую ложусь кровать -
Чтоб вернуть тебя, мне больше нечего отдавать.


© Хрустальная Марго

Ты мне - о птицах, о гулящем ветре, о небе без оборванных краев,
Об ужинах в любое время суток, о завтраках без стульев и столов,
О вечере, плескающемся в рюмках, о девушках без имени и лиц,
О том, что это истинное счастье - быть кем-то, не имеющим границ.

Ты мне - о картах, о дорожных венах, впадающих в столичные сердца,
О песнях, посвященных только струнам, о жизни беззаботного творца,
О жалости к влюбленным и любимым, о слабости несчастных без любви.
О том, что если выдали минуту, возьми ее и просто проживи.

Ты мне - о прошлом, о своем кошмаре, о трещинах в измученной груди,
Об имени, исправленном на "глупость", о радости, что это позади.
И если хочешь, я тебе поверю, лишь дам совет, чтоб ты не забывал:
Когда ты утверждаешь, что ты счастлив, следи, чтобы твой голос не дрожал.

(с) Deacon

Он однажды ей скажет: "Знаешь, ещё недавно
Я пылал огнём, не ведая себе равных,
Не гулял по травам, чтобы не выжечь травы,
Но так вышло - по пути растерял огонь,
Расплескал, согрев кого-то в грозу и вьюгу,
И, бродя по одному и тому же кругу,
Я готов был за любую схватиться руку,
И случилось, что нащупал твою ладонь."

Он ей скажет: "Я теперь уже не пылаю,
Пламя холодом истрепали - одна, другая,
Я о стены льда себя разбивал, ты знаешь,
Все костры мои безжалостный залил дождь.
То немногое, что осталось, тебе досталось."

И в ответ она говорит, унимая дрожь,
За спиною скрестивши пальцы: "А я устала,
Но тепла не стало меньше, чем есть сначала,
Веришь? Я ничуть, нимало не растеряла,
Ничегошеньки, будто знала,
что ты придёшь. "


© Колыбелинка

В старом городе ночью тихо, и тени зыбки,
В старом парке слышит отзвуки каждый камень:
В лунный час придёт к воротам старик со скрипкой
И коснётся створки с коваными цветами.

У него большая шляпа, сухие руки,
Он неряшливый, лохматый и близорукий;
Тронет скрипку, но никто её не услышит -
Ни единого прохожего нет в округе,
Кто-то строгий будто делает город тише,
Похищает и прячет звуки.

По аллее ночной ступая, старик играет,
Завихряет звуком медленные минуты;
Это вальс, и вальсу нет и не будет края,
В нём полшага до безумия - и до Рая.
А под утро
Хлынет дождь, и скрипка лёгкая замолчит.
Только отзвук затеряется в серых кронах,
С каждым новым днём всё более не-зелёных -
В форме шара или свечи.

Так из города однажды ушли драконы,
А теперь - уходят кошки и скрипачи.


© Колыбелинка

Серебро печали, ночная грусть -
искры звёздные на снегу.
Хочешь, я сегодня тебе приснюсь?
Соглашайся, ведь я могу
показать тебе неземной закат,
неизведанные края,
опустевший замок и древний клад,
сны ясней становятся во сто крат,
если в них пробираюсь я.

Мы найдём диковинные следы,
пробежим по тропе зимы,
и ладони будут полны воды,
что намного живей, чем мы,
будем пить её, вымывая соль
из темнеющих старых ран,
в колыбели моря, в тиши лесов,
это будет самый глубокий сон:
сон о вечности до утра.

Мы пройдём по кромке седого льда,
ход часов повернём назад,
посмотри: в ладонях твоих вода
станет медленно замерзать,
серебро печали, далёкий март,
мир открыт и бескрайне-бел...

Слушай: ветер воет в пустых домах.
Слушай, слушай, милая, как зима
прорастает в самой тебе.


© Колыбелинка

не ругай меня, мам,
не тверди сгоряча «или-или»
я не сам выбирал этот путь по морозной стерне.
нас оставили здесь.
нас, как жертвенный скот отпустили
по шальному лимиту в прокорм бестолковой войне.

ты же слышала, мам, нам пророчили: «слава героям!»
нас учили по «ватникам» бить и свинцом, и штыком.
мы ушли на восток за победой торжественным строем.
так по ком же звонит нынче колокол?
мама, по ком?

мам, какое здесь небо!
глубокое, злое, как омут!
хоть пока нас от пуль придорожные прячут кусты,
мы давно мертвецы –
нас списали в расход военкомы,
проставляя авансом в повестках кривые кресты.

мам, прости, что грубил, все мальчишки немножко с приветом.
мне б прижаться к тебе.
мне бы запах твой тёплый вдохнуть,
только видишь – звезда, что летела навстречу рассвету,
угодила в мою, не прикрытую броником грудь…





© Ник Туманов

Я готова быть мокрым песком, корабельным сном.
Скрипом старых уключин и мачт, припортовым шумом.

Разделяй нас, но дай нам помнить, что мы - одно: капля в капле, седая соль в опустевших трюмах.
Я готова - до спазма теплого - в глубину. Чтоб во мне растекалось, роднило биеньем пульса,
то, как, чувствуя утром тревожную тишину,
ты со мною, в висках стучащей, опять проснулся.



© Лина Сальникова

один в темноте - не воин, а причащенный,
умелец макать себя в темное и густое.
свет, словно лезвия, режется в узких щелках.
тьма без него половины себя не стоит.
я не пришел к тебе - это нас манит голод,
сердцебиение мрака, двойное дао.
я выхожу и танцую на углях голым.
ты дышишь из сумерек, гладишь меня устало.
я не боюсь тебя, ты со мной осторожен.
свет ярко блеснет, и мы снова уйдем другими.
я ослеплен твоей ночью и обезвожен.
ты охлажден моим светом - и все погибли.
все повторяется. льется венозным кругом,
бьется в истерике, не обнаружив выход.
мы друг без друга мечемся, пятый угол
ищем, и только в объятьях - тепло и тихо.
дразнишь драконов - очнешься на пепелище.
приводишь чудовищ - готовься встречать чудовищ.
один в темноте - не воин, он просто ищет
такого же точно - в него окунуть ладони.
света без тьмы не бывает. я голым вышел
брать тебя и отдаваться, поскольку равен.

мрак мой, чего же ты медлишь - вонзайся. ближе.

бери меня светлым, последнего самурая.



© Лина Сальникова

Восторженных лилий нет.
Есть только шипы от роз,
И сплетни седых мимоз,
И чёрных фиалок цвет.

Восторженных лилий нет.
Есть только отблески гроз,
и россыпи нежности слёз
на желтых тюльпанов букет.

Восторженным лилиям быть?
Конечно же. Что за вопрос?!
Ведь прошлое всё не всерьёз.
Хотя о нём трудно забыть.

(с) Андрей Голубицкий

Строчка в газете. Отрывок из фильма. Сбитые кеды, прошедшие год.
Зимнее небо в ночной упаковке. Вечно орущий под окнами кот.
Всё в черно-белом, как офисный город, полный высоток и старых авто,
Город-раскраска, и скидки на краску, тем, кто иных не желает цветов.

Комикс другой, бесконечно-цветастый, полный героев и храбрых бойцов,
В нем не идут по утрам на работу, теплым шарфом прикрывая лицо.
Старку не топчут в автобусе ноги, Локи не варит на кухне кисель.
Старый будильник не будит Магнето, Бетмен не сам заправляет постель.

В комиксах любят, смеются и дружат, ярче, чем вспышка, теплее, чем май.
Если ругаться, то тоже по полной - ссорясь, бросают друг в друга трамвай.
Сдержанность напрочь отсутствует в людях, пестрые краски слепят, как огонь.
Комикс кипит, и энергия цвета льется, как дождь, со страниц на ладонь.

Знаю, братишка, семь лет — это взрослый, сам был таким же, быть может, взрослей,
Мир собирался менять за секунду, злых отделял от хороших людей.
Раньше казалось, нужна супер-сила, чудо-пилюля, особенный век,
И забывал, что вселенную Марвел, как ни крути, создавал человек.

(с) Deacon

В сердце города уже цветет весна,
рвется из бетона городского.

Ждать тебя, коснуться - и узнать, как был мир до этого расколот.
Приезжать весенне: длинный шарф, ветер в волосах, летящий пепел.
Поцелуи в шею, солнца шар улицы и лица светом слепит.
Брать ладонь, смеяться, замирать. Взгляд ловить, чтоб снова раствориться.
Ты бы знал, мой теплый, сколько раз я нас оживляла на страницах.
Выпускала в мир, вдохнув тепло, - и смотрела, как нам вместе просто,
как любовью время расплелось, нитями ложась на перекрестки.
Ты бы знал, как странно замечать, что любовь смягчает даже имя,
если в нем - надежда и печаль, вера, что никто нас не отнимет
друг у друга. Из толпы людей, в городе твоем, что ноет ново,
просто отведи меня к воде.

Я хочу дышать твоей весною.



© Лина Сальникова

Январский вечер. Весна не пишет.
Сугробы лезут во двор, на крыши.
И только желтый здесь явно лишний,
Что пляшет в окнах чужих квартир.
Бесцветный город бесцветных судеб,
Так было, есть и, наверно, будет,
Ведь каждый лезет в отряды судей,
Чтоб тыкать пальцем в "прогнивший" мир.

Плохой политик, сосед, бухгалтер,
зарплату вновь недодали в марте,
рожден не там, где хотел на карте,
в Египте снова полно акул.
Менять же что-то никто не хочет,
ведь дырку проще заклеить скотчем,
поныть бутылке, поплакать ночью,
со злостью пнуть безобидный стул.

Когда-то ж должен прийти спаситель,
какой-то гений, народный мститель,
не важно кто, НЛО, целитель,
но будет мудр он и велик!
А жить сейчас, устранять помехи,
Сменить работу и переехать,
творить, влюбиться, достичь успеха
на деле может лишь наш язык.

Держаться цели и вправду трудно,
цвета теряются в массе будней,
на мель садится любое судно,
когда бросают на произвол.
Но если чай начался с чаинки,
начни с себя, измени крупинку,
ведь куртку проще подбить овчинкой,
чем снежный вихрь впихнуть в чехол.





(с) Deacon

Это просто зима. Это просто болят свои,
в нас пустившие корни, скреплённые с нашим сердцем.

Это просто мне стало не на что опереться - так мне колко, что эта зима не для нас двоих.
Просто холод, преодолимая маета. У любого из слов - ржавый привкус и звук металла.
Это просто так мало и сил, и меня осталось, отказавшейся не любить тебя и устать.
Ветер ноет, попавший под куртку в районе плеч, только я и умею тобою беззвучно плакать:
снег лежит ровным слоем, блестит белоснежным лаком - так, что режет глаза его яркий, слепящий блеск.
И когда нас давали друг другу, как пару клятв, нам забыли сказать, как практически невозможно,
ощущая друг друга морозом на теплой коже, постоянно терпеть, как друг другом сердца болят.

Нет, я справлюсь. Я так решила, я все смогу. Холод глаз полюбить каждой прожитой порознь ночи,
теплой болью гореть от того, что ко мне ты хочешь, целовать твои губы, совсем не касаясь губ.

Это просто зима. Пар седой и замерзший смех. Стекленеющий взгляд. Горло - в хватку ее стальную.
Я потом нас спасу, отогрею и отвоюю - мне написано на роду это все уметь.
Только слушай меня, будь у сердца клубком корней, наполняя его, не смолкай - так молчанье режет.

И зима белым шумом песчаного побережья
ляжет там, где мы вместе и сами себя сильней.



© Лина Сальникова

...Уродился лисом - живи в прыжке,
Чтобы вовсе не оставлять следа.
Если жизнь повиснет на узелке,
Никого не тронет твоя беда

Кроме птиц ночных. А когда рассвет
Побежит, расплавленный, по усам,
Ты поймёшь, что дичи тут больше нет,
И навек покинешь свои леса.

...

Ты найдёшь охоту среди людей:
Утащил - беги, не успел - дерись,
И не доверяй им себя нигде,
Вот и вся история, братец-лис.

Будет ранить лапы сухой асфальт,
Будут слёзы - искорки меж камней,
Но не дай им видеть свою печаль -
Память зла, воистину, чёрт бы с ней.

...

Раз уж лет отмеряно по плечу,
Но немножко (горстку на рыжий хвост),
Утащи у жизни ещё чуть-чуть.

На сочтенье снов, городов и звёзд.


© Колыбелинка

Снег идет за окнами все сильней...
Сколько нам с тобою осталось дней?
И ударов сердца - год, месяц, час -
Прежде чем навеки нас разлучат?

Сколько здесь еще утечет воды
До одной нелепой и злой беды?
нож вонзится в кожу и - камнем вниз -
Рухнет сердце. Боже...
Погаснет жизнь.

Ну а снег на улице все идет.
Сколько нам осталось - час...
месяц...
год?

Если быть нам в вечности суждено...
Сбив решетку, просто открыть окно.
Вдруг, как в детской сказке
Там будет рай?...
Я прошу одно лишь - не умирай.

Я кричу... но тонет безмолвный крик.
Ангел смерти склонит печальный лик...
Сколько нам осталось... всего полдня.
Снег пошел сильнее, согрей меня.

В этой тесной камере страшных снов
Как хочу я верить в твою любовь.
И в нее не верится мне пока,
Но в твоей ладони моя рука...

Ангел будет тихо на нас смотреть...
Но с тобой забуду про боль и смерть,
Что меня, наверное, тоже ждет.
Только снег за окнами всё идет...

Ты еще так много мне не сказал...

А ты скажешь просто: "Моя Шанталь,
Пусть шаги за дверью,
Пусть гаснет свет...
Есть любовь, поверь мне.
А смерти нет"




(с)

Выходила на улицу, видела первый снег,
улыбалась прохожим, серьезно молчащим взрослым,
и не спрашивала у них: "Где там мой человек
и какими путями идет, заплутав, по звездам?",
а искала сама - утром ветреным и морозным.
Кто-то скажет устало, что каждый дождливый день −
неизменный рефрен отзвучавшей однажды осени...
Ты не верь им: таков уж печальный удел людей,
что считают мгновения счастья случайной россыпью,
не умея узнать настоящего − за вопросами:
«Чем закончится утро, начавшееся в подземке?»,
«Что случится под вечер в звенящем словами сквере?»,
«На какой послезавтра увидишь себя ступеньке?».

Если поиск ответов не делает путь светлее,
каждый, понятый сердцем, − невидимым пледом греет.
Если хвост пистолетом у вечно довольной белки,
каждый пройденный шаг ее будет чуть-чуть смелее.





(с) Marisa_Delore

Иди свободно. Пусть дурные сны
не будут мучить, по ночам снуя.
Пусть также не ударят со спины
и не обманут добрые друзья,
и будут пусть любимые верны.

Гляди же: начинается гроза,
взмывает ветер, облака клубя.
Иди свободно. Не гляди назад.
Пускай не держит прошлое тебя.
Да будут ясными твои глаза.

Иди. Живи. Влюбляйся и люби –
кого угодно, но не тех, кто боль
тебе несет. Иди и не скорби –
там, за грозой – край неба голубой.
Да будет солнце и любовь с тобой.

Я говорю: люблю, люблю, люблю.
Я говорю: все будет хорошо.
Лети, лети, подобно журавлю.
Озоном пахнет воздух. Дождь пошел.
Люблю, люблю, люблю, люблю, люблю.


© Анна Лемерт

Хорошо, что ты не читаешь моих стихов.
В них чернильный мир, причудливый и лихой,
За глухими тетради клетками там стоят
Все вторые, десятые, чёрте какие я,
И никто им не хозяин и не судья.

Там внутри огромный город, и он горит.
Регулярно что-нибудь рушится там внутри,
Сокращая расстояние до черты.
Все разбитые стены, улицы и мосты
Пусть отсчитывает кто-нибудь, но не ты.

Вот тебе, мой свет, и нежность, и нагота,
Обнажённая же душа хороша не так:
Беспокойна, зла, бескрыла, больна от чувств.
Милый мой. Сквозь сон, губами припав к плечу,
Хорошо, что ты не слышишь, как я кричу.


© Колыбелинка

Как один говорил: родная, ты мир и свет,
Я искал всю жизнь, я знаю, подобных нет,
Мне плевать на расстояние, разность лет,
Я искал свою принцессу, и я нашёл.
Говорил: я прилечу к тебе по утру,
Отвоюю и с собой тебя заберу...
А потом молчал, как лезвием по нутру -
До сих пор, наверно, где-то белеет шов.

А второй говорил: держись! Упадёшь - схвачу,
Мы сильнее тех, кто дышит в плену у чувств,
Говорил: сестрёнка, встанем плечом к плечу,
Никаким ветрам тогда нас не одолеть.
...зря тогда недооценивал он ветра.
Улыбался третий: милая, как я рад,
Ты дороже всех сокровищ и всех наград,
Счастье знать, что ты на этой живёшь земле.

Время горной рекой текло, не вернуть назад:
У четвёртого ласков голос, темны глаза,
Далеко зашёл и много чего сказал,
Но едва ли достучался сквозь слой брони.
Был и тот, чей взгляд легко прожигал насквозь,
Изумрудный ветер, мастер, нежданный гость,
Он и вбил в мои доспехи последний гвоздь -
И могла бы, да не стану квитаться с ним.

Ну а дальше сказка. Старый, как мир, сюжет:
Добрый меч, дракон, сражения не без жертв,
Неизвестный рыцарь с ясным огнём в душе
Шёл упрямо сквозь ветра, темноту и боль.
Неизвестный рыцарь, знал бы, к чему он шёл -
Сталь чернела там, где должен струиться шёлк,
Но в итоге всё закончилось хорошо:
Он едва не пал, но выдержал этот бой.

Старый мир остался рунами на щите,
И чудовища, рождённые в темноте
Много злее и опасней, чем были те
С кем сражались мы когда-то в глухой ночи.
И герою, что, как водится, всех сильней,
Чтоб спасти принцессу, запертую во сне,
Отыскать и убить дракона придётся
...в ней.

Или, может быть, попробовать
приручить.


© Колыбелинка

1

Выходящее за пределы обычных чувств,
Уловимое краем сердца едва-едва,
Настоящее не укладывается в слова,
Потому я о нем молчу.
Город таинств, похожий на тающую свечу,
Безмятежное небо, сияющая Нева…
Всей душой прижимаешься к каменному плечу –
И насквозь жива.
И танцует, поет, клокочет, не приглушить…
Разве можно такое выразить, передать?
Мы же все в этом мире беспомощные малыши,
Будь нам пять или сорок пять.
Настоящее – неподвластная взгляду нить,
И тогда только можно случайно ее поймать,
Когда ты ничего не пытаешься объяснить,
Не стремясь ничего понять. Читать далее


© Вера Сухомлин

"один день, и три осени". город еще в снегах.
я сегодня приснюсь тебе - в самом любимом красном.

ты держишь дистанцию. я - голову на плечах.
говорю: не люблю тебя.
ты отвечаешь: прекрасно.

вот и разум, спасаясь, цепляет за все подряд.

тишину режут стрелки на маленькие кусочки.

я вчера бы тебе на ужин подавала крысиный яд, -
а сегодня рисую платьица нашей дочке.

представлять себя нужными. пошлость и моветон.
архитектура воздушных замков весьма простая:

говорю "спокойной ночи, милая",
записываю на диктофон,
и на ночь прослушиваю, представляя,

что это твой голос желает мне нежных снов.

и самое страшное -
я отвечаю тоже.

мы играем с огнем. мы сгораем до угольков.

мы сгораем от прикосновений
губами к коже.






© Хранить Тишину

...И она становится на колени и тихонько просит: не умирай.
У меня есть кофе, вино, печенье, и хирург тебя обещал спасти.
У него дрожит на губах усмешка, лоб горит, как печка: -Судьба... прости...
И она увидит: у края койки начинает вдруг проявляться рай.

И она, конечно, не плачет - что ты! - только что-то в горле стоит комок,
Она чуть сжимает его запястье, и молчит, не в силах найти слова.
От рождения оба они делили и печаль, и радость - всегда на два.
И она становится на колени. И тихонько просит: послушай, Бог,

Если вдруг тебе для баланса в мире непременно нужен один из нас,
На Земле для двух не хватает места, то возьми меня, не его, прошу!
Я, конечно, может, намного хуже: не герой, а так, балаганный шут,
Я, конечно, раньше молилась редко... Но прошу, исполни - на этот раз.

Засыпает рядом с его постелью. Ему снится небо в разрывах туч.
А она - идет по дороге к раю, превращаясь в первый рассветный луч.




(с)

Кай пьет темное пиво и смотрит с друзьями футбол.
Герда лечит ангину, закутавшись в теплый плед.
На столе сигареты, потрепанный томик стихов,
Аспирин и коробка еще новогодних конфет.

Герда любит цветы, кроме красно-кровавых роз.
Иногда по пути покупает себе букет.
Кай конфетно-цветочный период давно перерос.
Он дает ей кредитку последние несколько лет.

Герда с вечера Каю готовит в прихожей шарф.
Больше года вязала когда-то ему сама.
Кай привычно с утра убирает подарок в шкаф.
"Минус десять всего! Ну какая тут, к черту, зима?!"

Герда греет ладони о кружку с большим слоном.
Кай листает журнал, не услышав ее вопрос.
Герде прошлое кажется странным далеким сном.
Где же мальчик из детства, из пряного запаха роз?

И когда-нибудь ночью, лишь город укроет мгла,
Вдруг подумает Герда, отчаявшись и осмелев:
Может быть, слишком много она на себя взяла,
Вдруг поверив, что станет нужнее его королев...






(с) Наталья Способина

мне не хочется ничего, кроме разве что - счастья.
утыкаться в твою горячую шею холодным носом,
трогать губами губы - хотя б отчасти
становиться как ты - разумным, упрямым, взрослым,
знающим что мне в пору и что мне не по руке,
повидавшим все фильмы - снаружи или с изнанки,
умеющим спать неделями или не спать ни с кем,
зализывать и заживлять синяки и ранки,
знаешь что? мне не хочется ничего кроме этих снов,
в которых я целую тебя навылет,
и меня бьет электричеством - 220 морских узлов...
что из этого в общем итоге выйдет
совершенно не важно - мне не хочется ничего -
я тоскую и почти разучилась слагать слова.
твой город всегда на две тыщи км севернее моего
но ты в нем счастлива. и потому - права.






(с) Марта Яковлева

...и сон не сон. и явь ещё не явь, но бабочки уже раскрыли крылья, трепещут в животе и суть моя отряхивает морок сонной пыли. вчера казалось – мы друг другу врём: я был самцом. ты – юной недотрогой. ты не ушла. ты пахнешь сентябрём.
тебя так нестерпимо рядом много! губами прикасаешься к щеке, в глаза мои светло впуская утро такого неземного перламутра, что кажется – вчера я был никем, а нынче ангел. что там ангел, выше!..
на утренней, согретой солнцем крыше целуются смешные сизари.
ты шепчешь: я люблю. ты жарко дышишь. не надо, ничего не говори. и я в ответ молчать дыханьем буду, всё глубже проникая со спины. пускай перетекает из сосуда тепло моей рассветной тишины…


© Ник Туманов

Это, видно, судьба такая - вечно что-то другим должна.
Что ни день - марафон по краю. Дочь, подруга, сестра, жена...
"Лучик солнца", "спаситель", "чудо", "слушай, Солнышко - выручай".
Я привыкла. Все лучше будет. Проходи, я поставлю чай.
Я присяду на подлокотник, буду слушать почти до трех
Что "все принцы [а их же - сотни] выбирают себе дурех,
На работе - опять ни к черту, а за окнами - дождь и грязь",
Чай в бокалы [шестой по счету] подливая не торопясь.
Осторожно давать подсказки - где ошибка, где верный шаг,
Что все принцы остались в сказке, здесь же чаще - Иван-дурак,
И ему-то - под стать дуреха, а не девочка-солнце-пай.
И что если вдруг станет плохо - выпей чаю и засыпай.
Утром будет намного лучше. Ну а если не так - звони.
Буду молча кивать и слушать, у меня же свободны дни.
Я ведь этих проблем не знаю, что такое - под дождь попасть?
Я всего-то хожу по краю, и мечтаю порой упасть...

Да, друзей оставлять негоже... Только вот не могу понять
Отчего и когда я все же всем успела так задолжать?
И бинтуя свои запястья, зажимая хрусталь в горсти,
Снова клею чужое счастье... А свое не могу найти.






© Анна Кулик

и что ты хочешь услышать от меня, мальчик?
о том, как я не дышу ночами, не сплю и кусаю локти?
если бы я растеклась у твоих ног - ты совсем не против.
но сам бы, как водится - поступал иначе.

ты смеешься над правилами, но в жизни твоей - они же
как незыблемые столпы, как истина и как данность.
все что тебе останется - черная неблагодарность.
а сейчас так немодно испытывать чувства к ближним.

времена года сливаются воедино, минуты растягиваются на сутки.
ты даже не знаешь, как многое делаешь своим молчанием.
и неподдельная нежность выглядывает из-за плеча. но я
самое важное говорю, когда ты повесишь трубку.

мысли стучат в голове, перебивая гудки и заполняя все промежутки.
ты наверняка будешь в курсе, можно не спрашивать у таксистов -
когда замерзает пруд, то куда деваются утки?
и как долго нелюбящий может быть эгоистом?

ты принимаешь жизнь, как самый простой из поводов
громко смеяться, радоваться, куролесить.
но становишься таким нежным, когда она входит в комнату.


я бы многое отдала,
оказаться на этом месте.


© Хранить Тишину

Я думаю о ней, о девочке, о дальней,
и вижу белую кувшинку на реке,
и реющих стрижей, и в сломанной купальне
стрекозку на доске.

Там, там встречались мы и весело оттуда
пускались странствовать по шепчущим лесам,
где луч в зеленой мгле являл за чудом чудо,
блистая по листам.

Мы шарили во всех сокровищницах Божьих,
мы в ивовом кусте отыскивали с ней
то лаковых жучков, то гусениц, похожих
на шахматных коней.

И ведали мы все тропинки дорогие,
и всем березонькам давали имена,
и младшую из них мы назвали: Мария
святая Белизна.

О Боже! Я готов за вечными стенами
неисчислимые страданья восприять,
но дай нам, дай нам вновь под теми деревцами
хоть миг, да постоять.




(с) Владимир Набоков