Осень - мальчишка, что был утрачен,
но не разлюблен: внутри и сердит.

Лина Сальникова.





Мальчик, в котором копилась осень. Близок до одури и без отсрочек.
Этот мальчишка был так несносен. Нежностью вскроется между строчек.
Осень пригрелась, бежит по венам. Осень, рисуясь, создаст героя.
Он был рожден для тебя не пленным. И для тебя не покинет строя.
И появляясь во снах самым грешным - он по ошибке остался в прошлом.
Он возрождался [в стихах] неибежным. Он изживался до боли истошно.

Но не способен заснуть любимым - мальчик, с которым мы одичаем.
В осень рожденный неуязвимым [не заклейменный твоим молчаньем].


© Неподлежащая

"Единственно чем славен - Вас люблю.
Надеюсь, не смoгу сказать: Любил когда-то..."
Александр Ковалевский


Забывчива. Красива иногда.
Ношу "на выход" золото молчаний.
На гуще и не пробую гадать,
тих голос, ну а сердца стук отчаян.
Единственно, чем славна я - л ю б л ю.
Хотя, бесславна тем же.
Злюсь вполсилы.
Кормлю синиц, но верю журавлю.
Надеюсь, не смогу сказать - л ю б и л а...


© Свет Мой

Доброе утро тебе, любовь моя, здравствуй... ты выспался, мой родной?..
Шепот, дыхание чуть неровное... Время, священное тишиной,
Ты замечаешь, слегка касается розовой кистью оконных рам.
Солнце, как писаная красавица, входит, собой освещая храм
Неба, затерянного за складками зданий немерянной вышины.
Ветер пропитан до боли сладкими пряными запахами весны
Даже печаль моя неотлучная скрылась - пылинкой в шальных лучах.
Самое-самое в мире лучшее - жмуриться у твоего плеча...


© Алина Марк

Ты рождаешься в новое утро
тебе говорит оно:
-Будь та самая единица
которой не всё равно!

Посмотри в этот мир,
посмотри в окно,
посмотри и вниз до поры не прыгай...

Видишь, солнце встает?

С рассветом опять сбылись,
засверкали улыбки
на сотнях влюбленных лиц,
как сквозь толщу воды,
золотистые спины рыбок

Видишь птицу, которая мертвой лежит в пыли?

Мир прекрасен...
и пусть иногда он внутри болит
и тогда, даже если печаль
как цунами тебя накрыла.

Пропусти эту боль
сквозь себя, как одну из школ,
научись улыбаться
и как бы внутри ни жгло,
на событий шкале
ты поставишь отметку "было"

Не скуля,
что в минуту тяжелую не помог
их удобный, недорогой,
наладонный, нательный бог
что привычно пылится
в тяжелой церковной раме

Настоящий не там,
а повсюду, в тебе самом
отвори Ему сердце
без страха сломать замок
и почувствуешь как Он вращает
светилами и мирами

Во вселенной,
в бескрайней системе координат
стань искомый, заветный,
устойчивый ординар
для которого реки вбегают в моря
и шагают горы

Ибо сердце твоё,
та единственная деталь,
без которой никто не научит тебя летать
просто слушай его,
просто слушай и знай
и не требуй другой опоры.


© Амаро

Я люблю его так, как волчицы своих волчат,
Языком лобызая им морды, в норе просиженной.
Я люблю его так, как пугливые жители Чад
Бегать с тонким копьем за животными краснокнижными.

Я люблю его так, как бывалый рыбак свою сеть,
Починяя ее каждый вечер, ворочая скулами,
Я люблю его так, как приговоренные - смерть
В своей мягкой постели, а не на электрическом стуле.

Я люблю его так, как любит слепой растаман
Приближение к Джа, превращая прозренья в мелодии.
Я люблю его так, как меланхоличный туман -
Коренной англичанин, пять лет не бывавший на Родине.

Я люблю его так, как туристы горячий Восток,
Пожирая червей, в пятизвездном отеле за ужином.
Я люблю его так, как любит свой первый цветок
Запоздалая девственница, мечтающая о муже.

Я люблю его так, как сверканье короны - тиран,
Как принцессы - себя, как летящие деньги – нищие,
Я люблю его так, как седой мусульманин - Коран,
Как художник - холсты , как голодный - тарелку с пищею.

Я люблю его так, как свободная птица крыло,
Как глубины - моллюск, и как уж - свою узкую трещину,
Я люблю его так, как бездомные дети - тепло.
Я люблю его так, как простая земная женщина.




© Сола Монова

Этот город похож на большой вокзал,
Поезда, как птицы, кричат в ночи.
Но когда я вижу твои глаза,
Всё молчит.

И уже многоточья легли в пробел,
Неизвестно, откуда взойдут слова.
Но когда я думаю о тебе,
Я жива.

А составы заходят на новый круг
И стучат на стыках: ничья, ничья…
Но когда меня окликаешь вслух,
Я твоя.

Ничего не останется навсегда,
Никому не достанется этот рай.
Но когда сорвётся моя звезда,
Загадай…





(с) Елена Касьян

Полжизни мы теряем из-за спешки.
Спеша, не замечаем мы подчас
Ни лужицы на шляпке сыроежки,
Ни боли в глубине любимых глаз...
И лишь, как говорится, на закате,
Средь суеты, в плену успеха, вдруг,
Тебя безжалостно за горло схватит
Холодными ручищами испуг:
Жил на бегу, за призраком в погоне,
В сетях забот и неотложных дел...
А может главное - и проворонил...
А может главное - и проглядел...




(с) Юлия Друнина

восточный экспресс отходит в четыре-двадцать... а осень уже так редко балует солнцем
сезон убегать в себя и сходить с дистанций, прокручивать слайды выдуманных эмоций
привычная горечь виски с табачным дымом... смотреть за опавших листьев последним танцем
мы ищем себя, но часто проходим мимо... восточный экспресс отходит в четыре-двадцать

способность любить не в списке полезных опций - мы больше не видим смысла в красивом бренде
в житейских морях не так уж и нужен лоцман, ведь правильный путь укажут абсент и бренди
а есть ли еще хоть что-то, за что держаться? ты можешь спросить, но вряд ли тебе ответят
восточный экспресс отходит в четыре-двадцать... несет по перрону листья холодный ветер

подобие детской веры в правдивость сказки для тех, кто давно увяз в паутине стресса
промозглый ноябрьский вечер сгущает краски... затяжка и, чтоб согреться, глоток эспрессо
а счастье порой уходит водой сквозь пальцы... ты больше в него не веришь - ну что ж, вы квиты
восточный экспресс отходит в четыре-двадцать - последний гудок, и двери в вагон закрыты






(с) Вадим Фомин

Это так хрупко, так райски непостижимо -
раннее утро, окно, цветущая жимолость...
Носом уткнуться в шею твою, где жилка
бьётся под тёплой кожей,
так сладко, что
хочется тронуть
кончиком языка...
Держит лишь то,
что ты ангельски спишь
пока.


© Индульгенция

Ты все выучишь. Будешь знать так же твердо, как то, что осенью на балконе остынет чай раза в два быстрее, чем летом, что дурака не оспорить, сколько ни бейся, ни поучай. Что начать все заново - это во благо ложь, потому как прошлое - груз на твоих плечах...

Ты все выучишь, но не завтра и не сейчас.

Острый луч преломил крыло, и на зов луча

непременно иди и верь, что тебе везло.



© Лина Сальникова

...ты обещал не делать выбор за двоих,
но все решил - в угоду совести ли, страху -
какая разница? Расстрельную рубаху
Душа набрасывает на последний стих.
"Ты обещал" - звучит смешно, но это так -
ты обещал, что не отдашь в чужие руки,
что мы все выдержим, раз выжили в разлуке,
но говоришь теперь: - Устал, не обессудь...
И я молчу на выбор, сделанный не мной.
Какая разница - виновны или правы?
На мушке времени, в предчувствии расправы,
Стою бескрылой, обреченной и земной,
безвдохновенной, горем траченной извне,
увечным ангелом разрушенного рая.

И если даже ты поймешь - я умираю -
не
обещай,
что
будешь
помнить
обо мне.


© Индульгенция

Одиночество – это когда те,
кого ты любишь,
счастливы без тебя.
/автор автору неизвестен/



Утром проснуться без боли,
не потому, что на ночь опять таблетки,
просто без боли, ввинчивающей в постель,
долго смотреть на город с низенькой табуретки,
и не листать каналы в поисках новостей,
позволить себе писанину - без размера и ритма,
даже почти без рифм,
так, лёгенький ассонанс,
и тот наполовину забит согласными.
Видимо, плавится "я" внутри,
истекает в нас, жидким оловом. Ярко-красными
флагами, грохотом всех вокзалов и площадей, шумными трассами...
А в голове, хоть убей, никаких идей - что же там дальше,
и есть ли оно вообще,
это дальше. Куда уж...
Всё нами пройдено, прожито, сожжено; и, не так давно,
с твоей подачи во мне поселились "но".
Не переиначить...


© Индульгенция

обнимай меня, нежная
я у тебя в неволе
этот вечер певуч – в нём моление чутких скрипок
мы – заложники счастья, привычные к сладкой боли
выдыхаем надежду, а веру вдыхаем с хрипом
что-то есть неземное в дарованном нам союзе
мы теряем в рассудке, умение слышать, весе
струны нервов разбужены жаждой совместных музык
в деках тел обессиленных – муки последних песен
мы своё узнаём по стигматам страстей на теле
только чувственность злая не выпустит нас из комы
начинаясь с любви, мы с любовью уйти хотели
но, не ласканы богом и дьяволом не искомы
мы играем анданте, на пальцах сдирая кожу
выгорая друг в друге открытой кровавой раной
если ты оборвёшь свои ноты и я устану

обнимай меня, нежная
дай дозвучать
ты можешь



© Ник Туманов

Оглянись - по лику Пречистой Девы
расцветает вереск и льётся мёд.
Понимаешь, глупый, любовь не делят -
потому что она никому не жмёт.
Не выносят в сумках её из храма,
не подносят избранным, полно врать.
Ты ревнуешь Бога как будто маму
по привычке к брату ревнует брат.
Только если мы не рабы, а дети,
если Слово - крепко, любовь - права,
Он любому, как и тебе, ответит,
из какой бы бездны его ни звал.
И Ему не важно - стонали, пели,
Колорадо, Нааман, Енисей...
Каин, Каин... Бог ведь любовь не делит.
У него хватает её на всех.


© Петелина Мария

Кому-то петь. Кому-то жить с умом. А мы, когда увидим, мы поймём, как нежен мир, как чуток друг и брат, как он ни в чём дурном не виноват. А коль и виноват, так что ж, пустяк! Ведь кто-то напоёт на четвертак и скажет: «так и было». Было так?..
Да разве ж мы об этом? Не о том! У каждого свой голос – камертон. Рабы не мы, мой брат! Мы – не рабы! И музыке звучать! И слову – быть!





© Ник Туманов

Когда мы встретимся – на небе придёт весна, и это, конечно, будет похоже на:
Молчание мудрое, глубокое как вода, а впрочем, давай не станем сейчас об этом.
Давай о том, как пахнет корицей и к ногам по-щенячьи ластятся ноябри,
а нам с тобой не случится поговорить, когда наступят месяцы перед летом,
но снова я не о том всё… давай-ка о знакомой дороге скрипящей под каблуком,
об улицах наших, тонущих под пальто, про то, что наш город стал выдохшимся и строгим,
о том, что в его артериях яд и лёд, а он себе задыхается, но живёт, вот только своих как будто не узнаёт,
а всем ,кто ушел - не покажет назад дороги - стоит себе, опирается о гранит и даже вдогонку ни слова не говорит,
как будто в нём ничего уже не болит/ а значит его еще на столетье хватит/ ,
и места в его карманах для всех полно – ходи на поминки, тоску запивай вином, а после бросай в его ненасытный рот послания не вернувшимся старшим братьям…


© Кесслер Оксана

У волшебниц всегда случайности
превращаются в сказки смелые,
где драконы живут с принцессами
и где нет отпусков у фей…
И, рассеяв в ветра печальности,
Восклицают: "Я это сделала!.."
И флиртуют вовсю с повесами
или с лешими без затей…
А потом в облаках качаются,
позабыв основные правила
поведенья "в гостях" и, в принципе,
откровенно плюют на них…
Вечно, глупые, так влюбляются
пе-ре-пи-сы-ва-я всё набело,
что в бессонницах грезят принцами,
сочиняя рассветный стих…
К ним, в ладоши легонько хлопая,
в гости Музы приходят разные:
непогоды, метели снежные
или музыка летних снов…
Быть волшебницей очень хлопотно –
чтоб из будней придумать праздники
и найти в декабре подснежники,
и Ему подарить без слов…
Оттого-то всегда волшебное
под улыбками прячут грустными…
Жаль, их добрые побуждения
забывают когда-нибудь…
Но, опять наварив целебное
для кого-то из грёз варение,
они очень хотят быть нужными,
отправляясь за сказкой в путь.........


(с) Лара Мишанова

В густом вечернем транспортном потоке он движется домой в своей машине в Москве, в Самаре, во Владивостоке – не важно где, не станет трасса шире, ведущая домой… Она всё уже, и хочется свернуть на повороте, хотя нельзя, конечно: стынет ужин. А если нет, на стол скорей накройте. Иначе он свернёт, мужчина этот, поскольку всё ему осточертело и хочется не осени, а лета, и хочется ко мне душой и телом.

А я живу за правым поворотом, и даже руль всё время вправо тянет. Мужчина возвращается с работы. Он Робинзон. Один. Островитянин. Кричат клаксоны злыми голосами. Он вспоминает всю меня – по кадру. Он заблудился в чаще. Он Сусанин. Он не на ту заехал эстакаду – не в те края – в Шанхай, Париж, Панаму? Он пятницу глотает, как отраву. Он едет мимо знака «только прямо» и думает, как он свернёт направо.




© Ника Невыразимова

...и целовать тебя, до губ сводимых в любви, из паники,
что ты уйдешь, вобрав слова мои: в кожу - соль,
когда голодные женщины, истовые, испанские,
еще быстрее станут двигаться в своде солнц;
ты растворишься в толпе, как скукоженный, круглый, маленький
с платана вниз, в листву, упавший седой орех, -
и я опять превращусь в одержимого математика,
чтобы искать тебя в вычислении теорем;
не иссякать, не пускать тебя, тосковать, как праведник,
по этой вере в твои ладони к моим плечам
и целовать тебя. целовать тебя - это правильно,
когда слова внутри изменяют мне и горчат.



© Лина Сальникова

Дело совсем не в осени, мой хороший..
Нервно немеют пальцы и тоньше кожа.
Ты, как ребенок, прячешь в карман ладоши..
Господи, Боже..

Гордо расправишь плечи - ну,что же, здравствуй!
Голос, тебя дробящий - всего лишь голос?
В каждой её морщинке хранится тайна..
Господи, Боже..

Молча ныряешь в синюю заводь взгляда,
Омут хранит сокровища подороже.
Там моряка утянут на дно русалки..
Господи, Боже..

Выплывешь позже, и в этом твоё спасенье.
Тихий и жалкий, но став несомненно строже.
В каждую вену она проникает тенью..
Господи, Боже..

Хрупкость запястий, застывшая нежность в лицах..
Дело совсем не в осени, мой хороший.
Просто она уткнется в твою ключицу,
самым счастливым вздохом - спасибо, Боже..





© Пусть Буду

Утро такое тихое, что лучи, преодолев пространство оконной рамы,
будто рождают звук. На столе ключи, свет преломляя, как струны перебирая,
кажется, зазвенят, приручив тепло, комнату наполняя игривым светом...

Я подбираю внутри себя сотни слов,
чтобы когда ты проснешься, сказать об этом.

Утро такое тихое, что когда я пробираюсь на цыпочках делать кофе,
ты еще спишь. Свет льется по проводам, словно художник, город рисует в профиль.
Город - медовые соты на солнце, где
свет, распускаясь внутри, на ладонях держит
утро, для нас создающее новый день.
Тихий настолько, что слышно, как дышит нежность.



© Лина Сальникова

Непричесанное Утро к умывальнику нагнулось,
Избегая отраженья в старых серых зеркалах...
Непричесанное Утро еще толком не проснулось
И обрывки снов забытых затуманились в глазах...

Непричесанное Утро разозлилось, рассерчало,
Опрокинув жгучий кофе на неношеные джинсы...
Непричесанное Утро заспешило, побежало
На ходу цепляя к ушкам позолоченные клипсы...

Из подъезда сквозь октябрь, под насупленные тучи,
Непричесанное Утро застучало каблучками...
Забулдыга мокрый ветер, и промозглый, и тягучий
Забирается под плащик леденящими руками...

Улыбнувшийся прохожий чуть смутит. Поднявши ворот,
Непричесанное Утро глазки опускает в лужи,
Злясь на встречную улыбку и вообще на этот город,
Вдруг, почти на ровном месте, оступнётся неуклюже...

На ближайшем перекрестке наши линии расходятся...
Непричесанное Утро растворится под дождем...
Я хочу, чтобы сегодня о ней кто-то… позаботился…
Чтоб, взорвавшись перламутром, Утро стало Светлым Днем…



© Musorshik

В королевстве под номером семь, в тридевятой парадной
Размышляла принцесса, бродя по просторам сети,
Что такое любовь; про себя напевая нескладно,
Поминутно смотря на часы, чтоб успеть к девяти.
А "Горыныч" у входа, чуть-чуть припорошенный вьюгой,
Помигает глазами в ответ на хозяйский призыв.
Для принцессы он стал неизменным и преданным другом -
Ну и пусть не летает - зато он и быстр, и красив!
День проходит в заботах - то сборы, то снова защита...
И по-прежнему ноет рука от скрещения шпаг.
И давно растворилась в веках неизменная свита:
Всё сама, всё самой - а иначе не выжить никак.
Чуть взгрустнется в метро - а ведь было, ведь было же время!..
Приезжали и принцы, и даже порой короли!
И спасали принцесс, и женились...(пусть даже не с теми!)
Им сонеты писали и пели в ночи о любви!
А теперь... Что теперь? Всё принцессы освоили сами.
И защиту, и войны... И даже "Горыныч" в плену.
Где же принцы? Ау! А все принцы, наверно, устали
И попрятались так, что теперь не найти никому!
А подумать немного - прошло всего лет полтораста...
Далеко вас закинул, однако, проклятый прогресс!
Где же вы? Тишина... Только взвизгнет колесами Mazda,
Унося в непроглядную полночь одну из последних принцесс...






© Анна Кулик

Что нам осталось к двадцати годам?
Исписанный блокнотик под подушкой,
Родная сердцу мягкая игрушка,
Альбом с рисунками с обложкой Нотр-Дам...
Дневник за пятый, лента с выпускного,
Тетрадь с запиской: "... а пойдём в кино?.."
Украдкой выпитое красное вино,
Глаза напротив, странные немного...
Сны о любви в эпоху пирамид,
И поцелуй наш первый... Настоящий...
А память, как безликий чёрный ящик,
Осколки радостей так бережно хранит...
Что нам осталось? Пара точных ран,
Что в дождь порой напомнят нам о прошлом,
Тоска по детству... "Нужно", "невозможно" -
Помада, шпильки... И пустой карман.
Что нам осталось к двадцати годам?
Всё то, что в эти годы было с нами.
И за простыми, в общем, именами,
Мы в память прячем два десятка драм.
Все эти люди вечно будут здесь -
Гасить лампады или ставить свечи.
И зря твердят что время - вправду лечит -
Оно лишь боль не допускает до сердец...







© Анна Кулик

Города, для которых ты становился тылом.
Города, для которых ты становился тем,
Кто внутри поджигает всё то, что давно остыло
И неоновым сном растворяется в темноте.

Где-то там, где шаги каждой мысли ведут к стихии
Пьяной страстью. Где воздух сложился в иной сюжет
До последнего вздоха. Я молча сложу стихи, и
Напишу их по краю. По краю твоих манжет.

Там другие закаты. Другие мечты и небо.
Мегаполис карает, внезапностью леденя.
Расскажи мне о городе самым случайным снегом.
Расскажи мне о городе, сбывшемся без меня.


© Татьяна Ткачева-Демидова

Я бы тебя на руки взял,
я бы тебя взял и унес,
тихо смеясь на твои "нельзя",
вдыхая запах твоих волос.

И, не насытившись трепетом тел,
стуком в груди нарушая тишь,
всё просыпался бы и глядел,
плача от радости, как ты спишь.

Я бы к тебе, как к ручью, приник,
как в реку в тебя бы вгляделся я.
Я бы за двести лет не привык
к бездонной мысли, что ты моя.

Если бы не было разных "бы",
о которые мы расшибаем лбы.






© Герман Плисецкий

я дойду до Тебя исцелившейся и пустой, словно камушек у воды, ни над чем не властной, у меня ничего не осталось, и в этом счастье, чтобы нечего взять, чтоб не к чему привязаться, оказавшись внезапно проснувшейся за чертой.

не смотри, что внизу было нечем оставить след, разве думаешь о следах, погружаясь в кому, ты, привыкший дышать и чувствовать по-иному, вспоминаешь себя в двух шагах от порога Дома, где тебя уже ждут, зажигая неспешно Свет.

я так долго искала зачем-то в себе слова, забывая, что Суть постигаешь в Невыразимом. и Ты вел меня честно сквозь ночи, ветра и зимы, тяжело и отчаянно больно, но вот возьми мы чуть прямее дорогу, я вряд ли была б жива.

а теперь можно выдохнуть, свой оставляя Путь, завершая дела, очищаясь от слов и мыслей, становясь невесомой, прозрачной, простой и чистой..

я дойду до Тебя.. мне осталось совсем чуть-чуть..


© Лилу Сабрум

Настоящее счастье гнездится в простом:
В том, как он каждый вечер приходит с работы,
Как она наполняет уютом их дом,
И как вместе они каждый вечер субботы.
Как она беспокоится, ел ли в обед,
Как ему интересно, о чем она пишет,
Как она разрешает не выключить свет,
И как он соглашается сделать потише.
Как они строят планы на день и на год,
Как они иногда не мешают друг другу,
Как все в общем и целом неспешно идет
По однажды легко заведенному кругу.
Что же в этом чудесного? Это же быт!
Здесь кастрюли гремят и скрипят половицы.
Да, но именно здесь и возможно – любить
И друг друга читать – до последней страницы.






(с) Марина Кунина

Бабочка опустилась на край листа. -
Лист отрешился от дерева и танцует:
Ноябрь, разбитый на ямбы Кейко Мацуи,
нотные ямбы, - тих, умуден и стар.

Осень - Япония; медленный Сад Камней.
Где-то внутри себя я создаю рисунок
истин молчащих, не утвержденных всуе,
точных, как тот, кто может сказать, но нем.

Бабочка лист целует, и лист горит
наполненной немотою, от слов избавлен...
Кейко Мацуи, бабочка голубая
и тишина - тоже музыка, но - внутри.



© Лина Сальникова

Под мягким пледом спит вчерашний день,
И так смешно во сне бормочет что-то...
Он так устал, что даже думать лень
Что ожидает нас за новым поворотом?
И сколько их, развилок и дорог,
Ведущих к свету или в мрак кромешный?
По лабиринтам мелочных тревог
Мы бродим вновь походкою неспешной...
Бросаемся в любовь, как в океан,
И разбиваем мир на тысячи осколков.
А нами недописанный роман -
Моя тетрадь стихов на старой полке.
Снежинки вновь выводят на стекле,
Себя теряя, образы и звуки...
И снова мерзнут в снежном декабре
Бессмысленно опущенные руки...
К нам новый год неслышно входит в дом
И прячется в шкафу за старым блюдом...
И, как ни странно, в этот миг любовь со льдом -
Сильнейшее лекарство от простуды.


© Анна Кулик