Холодно пополам. И темно на треть небу, которое больно глотать со льдом.
Девочка, просто дай мне тебя согреть, не дожидаясь, пока догуляет шторм.
Волны рычат, растут и трещат по швам… Гонятся за барашками… пастухи… Ты говоришь про солнце и белый шквал, я - про любовь, обреченную на стихи… Волки морские тоже скулят везде, где нет воды, но где, кажется, есть Луна.
Девочка, просто дай мне тебя раздеть… Долго… Пока не останутся имена. Я уже знаю, что будет за щитом и под шнуровкой давно поржавевших лат - списанное случайно со всех счетов сердце, где маршем играет любой набат, где позолотой тускло сверкает медь шрамов, которые шепчутся по утрам…
Девочка, просто дай мне тебя воспеть, линией губ поднимаясь в твой светлый храм - брошенный и разграбленный… на ветру… Без алтаря и без эха священных слов… Странно, но все дороги ведут к нему, а не в какой-то там город семи холмов, вечный, плененный, полный добра и зла, вряд ли познавший силу своих глубин…
Девочка, просто дай мне сейчас узнать, разве мы стоим того, чтобы не любить?
Разве не хватит смелости кораблям взять в кругосветку всего за один дублон? Чтобы однажды крикнуть «Земля! Земля!», глядя на линии, что сберегла ладонь… падая амулетом «на счастье»… Вдруг море обманет, как опытный ювелир, слижет последний след, и тогда – уйду в наш-с-тобой-маленький-сложенный-вдвое мир.
Прямо по сгибу тысячи маяков нервно считают обратно – июль, июнь… Так не заходят дьявольски далеко даже хозяева самых дешевых шхун. Так день за днем никто не бросает сеть в бездну, которую люди зовут нутром…
Девочка, просто дай мне чуть-чуть успеть!
Вместо тебя разбиваясь об этот шторм…





© Велма

И в каждом случится весна, земная
и нежная, словно бутон в ладони.

Мы ходим под небом, молчим и знаем: однажды Он с неба звезду уронит,
а мы загадаем не быть чужими друг другу, вдыхать с теплым ветром смелость
стать чуткими, мудрыми и большими; задумав, - исполнить, ведь так хотелось
не врать себе, чувствовать, целовать и беречь только тех, что слывут родными.
Пойми, mina rakastan, милый. Хватит носить ледяную свою пустыню
у сердца. - В ладони дрожит бутоном, податливым, трепетным и атласным,
подсказка Его, указатель, что нам понять в себе, чтобы открыться ласке,
учиться не ранить и быть в ответе за тех, перед теми, кого искали
так долго...

Почувствуй: теплеет ветер -
меж пальцами льется и лепестками.



© Лина Сальникова

Пусть холодно. Возьми меня и грей.
Я буду расцветать и удивляться,
Что вдруг зима становится добрей,
Хотя на ощупь добрых минус двадцать.

Мне зимний вечер горек и свинцов,
Но есть внутри мелодия простая:
Снег осторожно трогает лицо
И шепчет, и смешит, и обладает.

Так и стоим, обнявшись на ветру,
Забыв про хмурый быт и чувство долгa.
И кажется, что я вот-вот умру,
Но лишь от счастья. Тихо. Ненадолго.


(с) Лада Миллер

Зыбкое… лёгкое… тонкое… облачко нежности стелется…
Шёпотом… вздохом… касанием… сказку в душе сохрани…
Знаешь, мне больше не плачется… снова в хорошее верится…
А на ладошке, как солнышки – светлые бусинки-дни…

Рядышком… каждым мгновением… неба молитвой безбрежною…
И не пугают нисколечко жизни шальной виражи…
Что-то такое щемящее… тихое… робкое… нежное…
В сердце, у самого донышка… слышишь, от счастья дрожит?…


(с) Марина Есенина

Мой вымышленный день на ниточку нанизан,
и жадно на него глядят метла с совком.
Мой вымышленный кот шагает по карнизу –
я за него боюсь, поскольку высоко.
Погоду декабря придумал злобный Цельсий,
но солнцу всё равно. Оно взойдёт, лучась.
Мой вымышленный принц назвал меня принцессой,
и так мне хорошо от этого сейчас!
Вымысливать легко. Ничто и не мешает.
Идти недалеко – зачем Венера, Марс,
когда вот в этот миг мы все летим на шаре
и даже голова не кружится у нас,
планетою самой настроенных на вальсы?
Мой вымышленный принц, уже, наверно, лёг.
Над вымыслом своим слезами обливаясь,
как в тайный ход ко мне, он смотрит в потолок…




© Ника Невыразимова

Его жена была по духу скульптор.
Неплохо. Есть ведь даже жёны-пилы.
Она-то нет! Но каждым божьим утром
она его по-своему лепила.
И лишнее всё время отсекала.
Уверена была: не сделать хуже.
И как тесал полено Папа Карло,
вот так она обтёсывала мужа.

А он считал, что это всё притирка,
что ничего, что значит, так и надо…
Но взял и полюбил артистку цирка,
которая ходила по канату.
Когда он к ней пробрался за кулисы,
не замышляя глупого и злого,
так осветились у обоих лица,
что улыбнулся грустно мудрый клоун.
И началось и, кончиться не в силах,
поехало-пошло с той самой даты.
А дома всё жена его лепила,
упорно улучшая результаты.

Но как-то раз она сказала мужу,
в какую-то тяжёлую минуту:
«Молчишь? Ну, что ж, молчи. Кому ты нужен?!»
И он спросил: «А вдруг сгожусь кому-то?»,
прервав их спор – не слишком важный, старый.
И, не назвав причины и мотива,
вдруг вышел вон, на тумбочке оставив
комплект ключей от дачи и квартиры.




© Ника Невыразимова

И на стволах, которым сотни зим,
И, наконец, - чтоб всем было известно! -
Что ты любим! любим! любим! любим! -
Расписывалась - радугой небесной.

М.Цветаева.




ты просто прочитаешь по руке
(в отсутствии моих нелепых строчек)
сожмешь ладонь - и скомкается почерк
раскроешь – узелок на узелке

проявленный вселенский договор
завязочки кармических посланий
где мы с тобою вплетены заранее
в единый и затейливый узор

читай меня по черточкам любым
там - роспись радуг нужного размера,
что ты любим, любим, любим, любим...
проявленная требованьем веры
подчеркнутая линией судьбы

вселенная, расставив маячки
легла в ладошку, нас держа в ладони,
читай в ее неписаном законе,
что счастье не стирается с руки


© Дезирада

Есть люди, как змеи, есть люди, как птицы…
Одним суждено пресмыкаться и злиться,
Другим суждены соловьиные взлеты,
Сиянье рассветов, игра позолоты.

Кружится тропа, в перелесках плутая,
Змеиных ловушек нам в жизни хватает.
Украдкой… в чащобе… смертельностью яда…
Грозит нам язык и убийственность взгляда.

А мы свои песни поем и хлопочем,
Мы – звонкие птицы, ранимые очень,
Мы – дети небес, а поющих не жалят…
И надо бы помнить слова на скрижалях.

Есть люди, как змеи, есть люди, как птицы,
Одних пролистаю ненужной страницей,
С другими взлечу в поднебесные дали,
Мы с ними высокое счастье познали.

Завидуйте змеи, а мы не боимся.
Мы так же смеемся, мы так же резвимся,
Нас слушает мир восхищенно и страстно,
Крылатых – их больше, и это прекрасно!

Прошу у судьбы: дай мне сил не сломаться.
Быть смелой в полете и змей не бояться.
Задумайтесь… Кто в вашем сердце гнездится?
Смотрю на прохожих: есть змеи… есть птицы…





(c) Наталья Кулакова

Будильник. Песенка стара.
Кофейной пенкой плещет джезва.
Зарядка, душ, омлет. Пора.
Метро. Заученные жесты.

И лиц потёртое сукно
плывёт, в вагоне колыхаясь.
И в приоткрытое окно
из всех тоннелей лезет хаос.

Дорога. Сумерки. Тиски.
В подземной тьме, в наземной вьюге
о горнем думать не с руки.
Но можно думать друг о друге.

Так переходят утро вброд,
как потерявшиеся дети,
Ассоль, которая не ждёт,
и Грей, который всё не едет.




© Ника Невыразимова

Зима нас раздела и расковала, оставила под беспросветным небом.
Под утро я жмусь к тебе под одеялом, и мне снятся странные сны - что не было
Других адресатов, конвертов, марок, что сердце слепое не знало горя,
Что Бог дал мне крылья как у Икара, но я, как и он, растворилась в море.

Что в мой дом не ступала Смерть, что холод никогда не пронизывал мои жилы,
Что приходит весна в этот хмурый город, мы её дождались, мы остались живы.

Ты целуешь мне щёки и шепчешь "Слёзы?!", а я сны отпускаю с сухих ладоней.
Слышишь,
если б зимой зацветали розы,
ты б влюбился в одну из них
и всё понял.


© Хрустальная Марго

А ничего с тобою не случится,
И потому со мною – ничего.
Уходит скорый поезд на столицу,
А мы зимуем, нам не до того.

Сидят вороны – чёрные на белом,
Блестят глазами в нашу суету,
Как мы живём и нам не надоело,
Как выдыхаем эту немоту.

Как поперёк ложатся наши страхи,
Покуда вдоль ложатся провода.
И город спит в смирительной рубахе,
Пока висит над крышами звезда.

День проступает, словно фотоснимок,
И сыплет снег, как белый порошок…
Жить невозможно, жить невыносимо.
Но, Боже правый, как же хорошо.


© Елена Касьян

Как ветер скулит в переулках пустых,
Стучась в полусонные окна,
Швыряя афиш прошлогодних листы
В рекламных растяжек полотна.
Как в старом камине притихший огонь
В томлении грустно печальном
Всю ночь напролет вспоминает ладонь
И отблеск в кольце обручальном.
Как бьются плененные воды реки
О каменный берег в отчаянье
И бисером брызг рассыпают круги...
Так я по тебе скучаю.


© Смотритель Маяка

незабыванье – наука древних.
кто меня знал всерьез..
ты улыбнулся, смотри - в деревьях
солнечный свет пророс.

вместо бессовестно падших листьев -
прыгают напролом
зайцы оранжевые – как смыслы,
сотканные теплом.

вновь двадцать первое, понедельник...
знал ли бездельник тот,
как непокорных на части делят,
черпают решетом

и пропустив через мелко сито,
через густой рассол,
дождиком с краю пробьют – отмыто!
в чистом остатке соль -

к черному хлебу с горчинкой боли,
что нас с тобой связал.
я улыбаюсь, и, Mio Sole,
вижу твои глаза.

мир не навечно захлопнул ставни
в теплые времена.
я никогда тебя не оставлю,
только б тебе нужна.


© Дезирада

там, где тебя не было
нА воду падал снег
не было мне берега-
море... десятки лет
путало мне волосы
солью струилось с плеч
пела я в полголоса
будто боялась встреч
с кем-то не тем... горестно
было бы мне с ним
ждать твоего поезда
мне доставало сил
звездами дни складывать
в синий сундук на дне
где ты? кого радовал?
прежде, чем путь ко мне
бережно мох выстелил
мягким ковром к пятам
реки текли быстрые
полнился океан
в сполохах сна давнего
здесь засияла явь
и до тебя - дальнего
можно уже вплавь...
через глаза светлые
в берег родных рук
с вечным нашла ветром их
сердцем идя звук...
выспаться в них, неговых...
смыслом наполнив новь -
там, где тебя не было
ныне живет Любовь


© Русалкамари

Все, к чему прикасаюсь, рождает звук -
навязчивый, непрерывный, лишенный сна, -
с ним я так остро чувствую, как живу в сознании чьем-то, могу достоверно знать,
чьим откликом рождена и звучу - о чем, насколько легко достать до чьего-то дна...
Я потеряла звукам звенящим счет, заставленная улавливать, вспоминать и соответствовать:
схватываться за ритм
чужих представлений, неверных и сгоряча...

Ты нужен мне, если умеешь меня молчать.
После поговорим.



© Лина Сальникова

...и петляет путь, и плутает бес,
серебрится озера тихий омут.
Ледяной, ледяной заповедный лес,
не ходи в него, оставайся дома.
(с)

У нее в глазах колдовской туман; у него под сердцем - своя тюрьма.
Он раздвинул прутья, замок сломал, чтоб вдыхать лесной ее аромат.
У нее в глазах колдовской огонь за туманом - грейся, садись к огню,
только пламя,пламя само - не тронь - не поддастся, ласковое. Отнюдь:
обожжет несбывшимся изнутри, станешь бесом маетным одержим.
Он сломал замок, и земля горит - ни вернуться больше, ни потушить...

Слушай сказку: жил он с женой вдвоем, но мечтал о лесе - не о тюрьме.
Не бросай того, что всегда твое;
Не проси о том, что не мог иметь.



© Лина Сальникова

Ты стал от других почти что неотличаем.
Когда мы с тобой окончательно одичаем
и будем бродить по холодным пустым причалам -
корабль вернется и нас заберут на борт.

Ты стал мне чужим в этом странном жестоком круге,
где в снах бесконечных уходят мои подруги,
где жарко лето сменилось полярным кругом...
Ты стал мне чужим. Это так непривычно. Чёрт...
Ты стал незаметным, бессмысленным, незнакомым.
Я чаще и чаще свой дом называю домом.
Не клеткой-палатой, не бездной почти бездонной.
А именно домом - уют и горячий чай.

Давай же прощаться - все было весьма неплохо.
Ну, может за исключеньем трех тысяч вдохов.
Я мысленно шлю привет и шепчу: "Алоха!"*
Будь счастлив, мой друг, и, пожалуйста - не скучай.

*Алоха - это самое известное Гавайское слово. На гавайском языке оно означает привет или пока. Оно так же означает любовь или привязанность.


© Анна Кулик

Оставь.. Это всё так пусто и так ничтожно.. Слепая любовь, оставшаяся под кожей, но я закрываю глаза и что же я вижу.. что же?!
Тот август был пряным, в листве задыхалось лето, и чем ближе осень, тем легче мы были одеты. Закат расползался на белых обоях причудливым полотном. Я сладко себе лгала, что это был просто сон. И лгу до сих пор, и нервно сцепляю пальцы, и лишь по ночам я себе позволяю сдаться. Вдыхаю морозный воздух на дно души.

Никто не узнает, что ты там давно зашит.


© Хрустальная Марго

Привет. Я читала чужие сны. Я спала часа два за сутки. Я прослушала все плэйлисты, целый вечер меняла маршрутки. Я не знала куда и зачем. Без следов и бросавшихся знаков. Я хотела стать жалким никем. Мир уродлив и неодинаков в своих страшных порывах не_жить. В своих жутких порывах забыться.

На ладонях твоих моя жизнь
Как бескрылая гордая птица.


© Хрустальная Марго

шелест русалочьих лент, придыхание моря,
волны целуют колени, ласкают песок,
многоголосием локон щекотит висок
чайки кружат хороводом, о девичьем споря.

звёзды лежат на плечах - можно тронуть рукой,
или ладонью накрыть и мечтать наяву.
нежные луны, подобные божеству
видишь? вон там…далеко-далеко… за буйком

там… далеко-далеко на изгибе планеты
крылья неведомо-странных, загадочных птиц,
крыши с квадратами красными черепиц
самые тёплые сказочные рассветы

лейтмотивами счастья – блюзовая гармоника.
лёгкой шалью на плечи - аромат неведомых трав
даже если устала и грустно и кто-то сегодня не прав…
я дарю тебе этот вид… с твоего подоконника.


(с) Своя Кошка

Смотри под ноги себе, смотри. Иди по следу. Следы остыли.
Запомни, Воин, что Рим горит - внутри... Снаружи, покрыта пылью,
лежит дорога - ни дать, ни взять - дорога смелого: слабый прячет
глаза, - а, значит, прочесть нельзя, откуда ныне он ждет удачи.
Тут рев сражений и бег коней, в кровавом звоне не слышно речи,
но ты упорно идешь ко мне - следы ведут тебя в этот вечер.
Я здесь, я чувствую твердый шаг твоих сандалий. Так будь же смелым:
иди вперед, берегись ножа и помни: память острей, чем стрелы,
рождает боль. Ты давно охрип в боях, что вынес, необоримый.
Ты здесь.
Но Рим догорел внутри.
А нас не будет с тобой без Рима...


© Лина Сальникова

- Здравствуй, любимый, здравствуй, далекий…
Так одиноко, что пишутся письма,
Гладью ложатся случайные строки
В белую гладь. Вывожу рукописно
Мелкие, чуть узловатые буквы,
Очень надеясь, что ты пробегая
Взглядом, прищурившись близоруко,
Вспомнишь, как я о тебе вспоминаю.
Вечер сегодня на редкость студеный,
Кутаюсь в плед, подбирая коленки,
Грежу любовью твоей увлеченно,
Сонно главу прислонивши у стенки.
Если бы вместе мы были с тобою,
Если бы рядом… А впрочем, мечтаю,
Вскользь. Это даже приятно, порою,
Грезить. Луна за оконцем мерцает,
Ветер скребется в промозглые щели,
Чуть шевеля голубые гардины…
Верю, разлука недолгая, верю.
Хочется верить… До встречи, любимый! Читать далее


© Римма Малова

Месяц спрятался в тумане,
мелкий дождик моросит,
Ёжик спит, и он не знает,
кто о нём сейчас грустит.

В темном небе огоньки
все давно уже погасли,
лишь один вон там, вдали
улыбаясь, щурит глазки.

НУ, когда же ты проснёшься,
я скучаю и грущу,
Ёжик, Ёжик, мой хороший,
я тебя везде ищу.

Может быть, ты под листочком
спрятался и там сопишь,
в ручках у меня фонарик,
где же, где же ты пыхтишь...

Я к тебе спущусь тихонько,
поцелую в тёплый носик,
я промокла, я замёрзла,
моросит холодный дождик...







© Светлана Сергеева

Девушка-чайка; пей у нее с ладони
соли морские, в которых тебя смешали
из перламутровых раковин, песен донных, пены морской, отчаянно-нежной, шалой,
неги Венеры, пиратских лихих попоек, всех междометий, льющихся поперечно
линии губ по телу, когда вас двое, и затаенных мурашками у предплечья...
Дерзко люби ее, сердце наполнив сердцем, без промедлений и шанса освободиться.
Так, чтобы ей пришлось для тебя раздеться и в красоте обнаженной не повториться:
быть с тобой разной - то кроткой, а то бесстыжей, знать твои тайны, тебя причащая солью.
Утром рассвет в волосах ее льется рыжим;
глаза отражают женскую мудрость Сольвейг.
Девушка-чайка. И, встретив ее однажды, ты превратишься в волны, что точат камень,
ибо она дарует тебе - тебя же:

Хочешь знать, кто ты, - пей из ладони. Amen.



© Лина Сальникова

Я складываю тебя в хитроумный пазл;
Ты ищешь разгадку и злишься, что неизвестно,
в каком же из текстов нам суждено совпасть,
не зная, что ты объемней любого текста.



© Лина Сальникова

Осталось недолго совсем
До бело-пушистого утра,
Когда в огоньках перламутра
Искрятся кустарники все.

По белому полю к реке
Спускается тропкой прохлада,
Курится туманом и рада
Лишь чайка на том островке,

Где летом тянулся осот,
По пояс поднявшись и выше,
И как черепичные крыши -
Березки средь здешних красот.

Едва растворялася медь
Июльского вечера к ночи,
Бежали к реке что есть мочи
Как будто могли не успеть

Увидиться... Вряд ли сейчас
Минуты считают до встречи
Без этого, кажется, легче,
Но это уже не про нас...

Далеких...Хотя подожди,
Ведь август живет еще где-то
И мы, и медовое лето -
И время, когда не дождит...

Немного, и снежная мгла
Укутает маленький остров,
Тепло вспоминается остро
Когда не хватает тепла...




© Олег Митяев

Нелюбовь - практически то же, что не_вина.
/Если свет обесточили, он не повинен в мраке/.

У него было три попытки, но он не знал. У нее от него по телу ползли мурашки.
Он холён, гладко выбрит. Чертовски хорош собой, если б дело дошло до вкуса, то - чистый виски;
если б он прикоснулся к ней умным горячим лбом, накалился бы воздух, дрожа и рождая искры.
Накалился бы... Он не знал. Минус первый шанс. Тот, кто создан безумием - создан и неприступным.
Ей хотелось его касаться и не дышать, накрывать его телом устало, сбегать под утро,
чтоб он снова нашел ее, сделав своей едва, не пускал больше ни из сердца, ни из-под крова.
Он бы мог ей сказать... Только вряд ли нашел слова. И, слова не найдя, он лишил себя и второго
шанса быть. Расходился все шире крепящий шов. И не верилось больше, что он ее вдруг заметит.
Он бы мог оставаться рядом, но он ушел, никогда не узнав, что лишился с уходом третьей
и последней попытки...
Здравствуй. Ты должен знать:
кулаками не машут, покинув пределы драки,
и спасибо, что я так счастлива в равном браке.

Нелюбовь - практически то же, что не_вина.
Если свет обесточили, - он не повинен в мраке.



© Лина Сальникова

Постаревший московский дворик
Жмется к центру живой картинкой,
У порога знакомый коврик
С тускло вытертой серединкой,
Над забором зеленоблёклым
Колоколенка у церквушки,
И подъезда слепые окна
От фундамента до макушки.
Нерешительность держит руку,
Вдруг узнают меня? Едва ли.
Здесь когда-то со школьным другом
Подоконники обживали,
Втихомолку курили «Приму»
По мальчишески, без затяжки,
Был в томлениях явный стимул,
Здесь на третьем жила Наташка.
Длинноногая и худая,
С аккуратной короткой стрижкой,
Ни обид, ни преград не зная,
Просто вылитая мальчишка.
Нашу троицу так и звали
«Жанна д`Арк и ее солдаты»,
Голубей во дворе гоняли
И учились ругаться матом.
А потом разбросало время,
Где же видано с ним тягаться,
Сотню лет не встречался с теми,
С кем поклялся не расставаться...
Притулилась к дверной коробке
Так знакомая сердцу кнопка,
Длинный, длинный и два коротких,
Неожиданно звонко, звонко!
За цепочкой кудряшек пряди
И прелестных веснушек стая:
«Вы наверно ошиблись, дядя!
Здесь давно не живет такая…»


© Смотритель Маяка

я рассказывал сны о тебе всем случайным прохожим.
я рассказывал сны. им, таким на тебя не похожим. им,
таким над тобою не властным, таким бессильным.
я раскрашивал сны о тебе фиолетово-синим. я раскрашивал сны.
тонкой, остро заточенной беличьей кистью. я разбрасывал сны о тебе.
я кидал в твои волосы листья - желто-красные, яркие.
их поднимая с асфальта. я входил в твое сердце мозаикой,
фрагментами смальты. я тебя ненавидел, в отчаянии оттачивал жало.
я распарывал сны о тебе. приставлял к твоей нежной шее клинок кинжала.
чтобы ты не сбежала…
хотя бы из снов.

я хотел, я желал, я мечтал. до мурашек. до дрожи.
и хотел не хотеть, и желал не желать, не мечтать мечтая
лишь коснуться твоих опаленных любовью ресниц, моя золотая.

… я рассказывал сны о тебе всем случайным прохожим…


(с) Своя Кошка

Я не сплю о тебе. Фонари не потухли.
Первый дворник лопатой вгрызается в лёд.
Свет в окошке напротив включили на кухне –
кто-то встал и сейчас себе чаю нальёт.

Я люблю этот миг, предрассветное чудо –
в невесомости плыть, в синеве, в тишине,
ощущая, как в трёх километрах отсюда
ты молчишь в потолок и не спишь обо мне.




© Ника Невыразимова