Ты проснулся один. Ты свободен от вредных привычек:
нет ни капли спиртного в дому и ни крошки табачной.
На обоях – рисунок, похожий на лапки кавычек.
Устаканена жизнь на века – закавычена, значит.

Ты проснулся один – весь в слезах и невидимых нитях –
и услышал, как голуби ходят, урча, по карнизу.
Телефон на замке, и нельзя по нему позвонить мне,
но звонишь всё равно – рассказать, что октябрь уже близок.

Почему же октябрь? До него ещё времени уйма.
Говоришь, в октябре нет поездок и легче встречаться.
Чтоб друг друга обнять, не хватает последнего дюйма.
Не всегда, не всегда. Но его не хватает так часто.

Мы пройдём этот дюйм – нас научат акулы и Олдридж.
Мы глотаем хамсин – при любой, самой тихой погоде.
Я услышу тебя, даже если двух слов не промолвишь.
Только жаль октябри… октябри всё никак не приходят.

Ты живёшь через «и», не борясь и не слишком печалясь,
расписаньем обвит – повелительным, как повилика.
Но проснулся один, и хотя это просто случайность,
видишь, в слове «один» буква «а» проступает до крика?




© Ника Невыразимова

Никто. Никому. Ничего.
Все остальное — фарс.
И я не прошу у него
Верных щенячьих глаз.
В любую из наших ночей
Может ворваться свет.
На гвоздике — связка ключей.
Здесь заключенных нет.

Кто хочет уйти — тот уйдет.
Разве это не так?
И если он мой антипод,
Это не значит враг.
Задерживать время на час?
Можно, а стоит ли?
Когда не останется нас,
Кто-нибудь заскулит?

Когда не останется нас,
Осень предложит снег.
Морозное утро — как раз,
Чтобы уйти навек.
Никто. Никому. Ничего.
Хочешь уйти? — Иди.
Я буду любя одного,
Спать на чужой груди.






(с) Золотова

Этих дорог нет на карте,
нет на ладони твоей...
Хочется верить, что в марте
станет немного теплей.

Сердце завязано туго
тоненькой леской обид.
Там, где закончилась вьюга,
Уже ничего не болит.

Снег обивает пороги,
словно бездомный щенок...
Я бы простила в итоге,
то, что простить ты не смог.


© Хрустальная Марго

Они прощаются по-своему. Кивком. Улыбкой. Жестом вскользь.
Потом хоть плачь ему, хоть вой ему, толкуй о сотне явных польз,
Но ни одной иметь не хочется. Ни ей, ни, кажется, ему.
Ты предрекала - что ж, пророчица, лакай предвиденную тьму.
Слова цедила неуверенно, мечтая втайне, чтобы враз…
И докажи, что не намеренно сплетала сеть из липких фраз -
Да кто поверит… Слишком, глупая, прозрачно все, и - на виду.
…Смотри, девчонка носом хлюпает, клянет его, судьбу, беду…
Ну, ты, скажи, довольна? Нравится? Скривишься из последних сил:
«Стихи сбываются, красавица…»
Но, сука, кто бы их просил…

(с) Алина Марк

Я без тебя скучаю, любимый… Слышишь?

До нереальных снов, до улета крыши.

Сын шелохнется рядом, ворча, мол – тише…

«Да», – улыбнусь, – «Конечно… прости меня».

Это безумство? Может быть… несомненно…

День, как наркотик, молча сжигает вены,

Я запираю мысли – они сквозь стены

Снова сочатся, душу мою дразня.

Ночь наступает, жгуче и нестерпимо.

Время стекает слишком невозмутимо…

Ставлю себе диагноз – неизлечима.

Кажется, я навечно сошла с ума

(Если и был он… впрочем, когда-то – точно…)

Перебираю, слово за словом, строчки,

Боже мой, боже, я дохожу до точки,

Но все равно твержу – разберусь сама…

Нет… потеряла голову… слишком поздно!

Мне отыскать бы выход (дорогу?.. мост?..), но

Я заблудилась, я вопрошаю звезды,

Чтобы не думать: то, что ты рядом – честь?

Просьба? Молитва? Выдох на полустоне?..

И в перерывах меж чередой агоний

Пью по глотку тепло из твоих ладоней.

…Знаешь, они – единственное, что есть.




(с) Алина Марк

Ничего не придумывай: жизнь возникает здесь -
прямо в сердце, под сердцем, между двумя сердцами.

Время слушать, осмысливать, чувствовать эту взвесь, понимая, - рождаясь, мы стали ей, стали сами:
слишком легкой и хрупкой, чтобы в нее нести все подряд, без разбора; впускать для себя - чужое.

Береги себя, а в себе - первозданной тишь, -
заживает и нежное, только следы ожогов

не проходят бесследно, меняют тебя. Сменив, не позволят к кому-то случиться теплей и шире...

Ничего не придумывай, только - себя храни:
станешь миром, и кто-то проникнется этим миром.



© Лина Сальникова

Она училась в Ленинграде.
Когда простыла там, промокнув,
в больничном сереньком халате
по целым дням смотрела в окна:
фонарь – свеча из парафина,
всё тот же мрак, канал Обводный…
А по морям плывут дельфины.
Они свободны.

Потом случилась перестройка.
Наркодельцы и депутаты –
как близнецы, в бордовых тройках…
Друзья, кто мог, свалили в Штаты.
Конторы все зовутся «фирмы».
Такая чушь несётся с кафедр!
А по морям плывут дельфины,
и им по кайфу.

И наконец, влюбившись поздно,
сойдя с ума на всю катушку,
она в окошке видит звёзды
и гладит мужнину макушку.
Он ей принёс тюльпан и финик!
Он ей не муж, но это мелочь!
А по морям плывут дельфины
легко и смело…




© Ника Невыразимова

у человека кончилась любовь
он поменял обои в старом доме
он поменял друзей убил врагов
отринул флаг и веру и устои
он научился ждать и догонять
бросать себя под танки и так далее
полцарства поменял он на коня
вторую половину разбазарил
и был доволен только вот беда
с очередной победы возвращаясь
он в дом входил как входят в никуда
не веруя не плача не печалясь


© Валерий Носуленко Апофис

Вымучивать, время жгутом тугим, руки холодные до безобразия... Я приезжаю согреться дыханьем твоим, натянутыми до кончиков пальцев рукавами вязаными, всем недосказанным... И перроны глухие, глупые люди отчаянно улыбаются... Мы-то знаем какими правдами и неправдами достаётся то, что тебе так нравится... Прижаться хочется и расплакаться, рассказать про зиму, про обстоятельства, слишком многое, чтобы успеть за сутки, вся мне нужна жизнь твоя, всё наладится, я обещаю, я...

Одна монета - подкинуть, открестившись от выбора, я избегаю встреч со знакомыми/незнакомыми, я бы память с корнями выдрала, ничего не оставив, прости меня, я не выдержу... Худые пальцы номер твой наизусть забывают, голос срывается, я потому так ищу опору, или хоть что-нибудь, за что такие как я утопающие цепляются... По берегам моей жизни экономят на электричестве все твои маяки...

Хотя бы раз меня обними.


© Хрустальная Марго

Я бы могла проклянуть твой род, сжечь города, не оставив ни горсти пепла.. Я бы могла, но вижу, к тебе идёт нечто иного толка, а ты всё слепо тычешь холодным носом в пустую мглу, шаришь руками по коже своих иллюзий. Веришь, что вечность стоит сейчас на кону? Если ты ошибёшься - её у тебя возьмут. Если хоть раз ошибёшься - её у тебя не будет.
Жжёшь свои корабли, заставляешь петь каждую мачту о горечи и о смерти, слово имеет вес, ибо слово - плеть, стоишь, под ногами своими не чуя тверди. Учи тебя, не учи, всё /помимо нот/ - ты знаешь получше, чем каждый из здесь сидящих. Заря жидким солнцем по венам твоим течёт, и если ты ошибёшься... ты настоящий.


© Хрустальная Марго

Не дуйся, Лап… мы всё сумеем склеить…
зря ты мордашку скуксила свою…
таких, как ты, не любят, не жалеют, -
в таких, как ты, влезают как в петлю…

И что с того, что мы скользим по краю?!
И что с того, что всё трещит по швам?!
Что мы с тобой изысканно играем, -
ты – в верность, я в того, кто пьян ей в хлам…

Болеть подолгу, говорят, опасно,
мы всем чертям назло ещё вдвоём…
нам пережить бы - этот глупый насморк,
а остальное мы переживём…


© Покровский Павел

(... а на деле важно только то,
что, малозаметно и бесправно,
прорастёт периоды пустот
и изменит суть твою, как травма
позвонка меняет — навсегда —
ближний круг на близких и ушедших...)

Я тебе не свет и не вода,
я — одна из встретившихся женщин.

Более чем пошлый поворот
на пути избитого сюжета,
где один не верит и не ждёт,
а другая, думая об этом,
плохо спит, и плохо ест, и...

Всё.

Я же обещала не о личном.
Вместо белки крутит колесо
в никуда спешащая привычка
говорить тогда, когда молчать,
несомненно, было бы полезней.
Край печалей этих непочат,
но встаю на горло вечной песне.

Ты, молчащий, кто во мне пророс,
если можешь только слушать — слушай.
Глуп мой риторический вопрос,
но тревожит скорбный ум и душу.

Стоит ли взлелеянный росток
боли затяжного неответа?

Да.

На деле важно только то,
что рождает свет, не помня света.


© Уже Другая

И каждый несет в себе то, для чего рожден.
Вот, видишь: под небом - весна, и дорога в травах.

Я следую за дорогой. Она ведет меня через время, сурово и своенравно
лишая сомнений, попутчиков да имен. Диктует мне скорость шага и мысли встречных.
Пока я иду, пчелы делают горький мед, мохнатое тело роняя в цветочный венчик...

И каждый, кто пройден, становится выразим, становится новым текстом и горьким медом.
Мой Бог научил меня слушать и не просить дорогу о легкости. Тот, кто дорогой отдан
и выпущен, - кроется в текстах, растет цветком, имеет свой запах, дышит, молчит о чем-то...

Я следую за дорогой. И глубоко
ныряя в цветы, пыльцу собирают пчелы.



© Лина Сальникова

Каждый пастырь строг, каждый бес строптив, каждый путь лукав. Не успею в срок, не приду простить, не найду лекарств. Открывает дверь, не скрывает ран, не умеет врать. Сын мой, я осторожный зверь, постоянный страх, я бездарный врач.

Мне бы псом у ног, да полсотни книг, чтобы каждое слово – к ней. Но в глазах темно, не горят огни, никогда не найти огней. А она ничего не ждет, за окном дождит, по утрам туман. Я бессилен, я изможден, я всегда один, я схожу с ума.

Сочинять ей блюз, причинять ей боль, целовать ее на бегу.

Сын мой, я за себя боюсь, я хреновый бог.

Ибо большего

не могу.


© Кот Басё

Я искала в тебе весну, а нашла лишь заброшенный остров,
на котором следы человечьи давно занесло песком.
Я искала в тебе тишину, но, наверное слишком поздно...
я пришла, чтоб не гасли звёзды за открытым твоим окном.

Я пришла, чтобы громче пелось, чтобы в венах вскипала смелость и ты рвал на куски всю нежность, что осталась от прошлых зим. В каждом слоге - двойная клятва, я одна во всём виновата, я пришла к тебе, это правда. А теперь я уйду за ним.
Видишь, тьма эта крепче виски, стала мне откровенно близкой, говорю с ней, пою с ней. Мы с ней - неразлучны, и мне легко. Проще, чем не сдавать позиций, вся любовь встаёт в горле спицей, умирая железной - сбиться, не дойдя всего двух шагов.
Я искала в тебе весну и, знаешь, больше меня волнует, почему я, снимая сбрую, не почувствовала свобод. Небо - в трещинках от заката, помни, мне ничего не надо, я пришла и открыла Правду.
Пусть она тебя бережёт.


© Хрустальная Марго

Слышишь, Древний, мой голос хрупок, еле-еле сквозь толщу взглядов, суету и чужие руки, сквозь дороги и сквозь преграды... Пробивается, не умолкнет, за больных молясь, за усталых, плачет чайкою, воет волком, лишь бы только Любовь держалась.. В их сердцах. Лишь бы кровь кипела, лишь бы только дышалось легче... Забери их печали, Древний, а мои пусть пребудут вечно.
Я не плачу. Я не сгибаюсь. Я пишу и тому лишь рада. И стихами я горько каюсь, что я камень, а не награда. Что Любви такой не достойна, что все дни наши стали пыткой, что слова его, словно войны, выжигают мои улыбки.
Бледным-бледным февральским утром.. я готова пасть на колени.
Пусть обходит их зло и Смута. Пусть в их дом ступит счастье, Древний.


Моя боль - это самое страшное
из всех внутренних
кровотечений.


© Хрустальная Марго

Начитаться стихов до крика, до передоза.
Это зимняя тяжесть вонзилась в меня наркозом
И, когда я иссохну до чёрствой прозы,
Обнимай меня
Обнимай меня
Обнимай.
Если люди осудят - то Бог их простит, наверно.
Без тебя стало пусто в огромной моей Вселенной.
Я живу в изоляции, вся просвеченная рентгеном.
Вся запачканная
Прошлым-прошлым.
Знай:
Можешь сдвинуть материки.
И встать на одно колено/попросить руки.

Смелый,
Ты пойми, в моём сердце стрелы...

И мы так
бессовестно
далеки.


© Хрустальная Марго

Сонной, тихою кошкой чёрною засыпала рядом и берегла.
Не ходи по лесам дремучим тропинкой тёмной,
Сохрани тебя Бог от отчаяния и зла.
Приходила ночью во сны, незаметно волосы гладила
И рассказывала о море, будто не выключалось радио,
А ты спал и тебе снились тёплые дни весны.
Оставалась тенью, искрящим воздухом,
Целовала тебя без вопросов, одним касанием,
От которого боль моя становилась такою острою,
Как от невозможности что-то сказать тебе на прощание.

Солнце, завтра утро шагами измерит комнаты.
Я с тобой в каждом запахе, каждом шорохе.
Я с тобой в каждом звуке сквозь расстояния.
Только не забывай меня.


© Хрустальная Марго

Коллеги резво выходят в дамки, с Фортуной блиц – разыграв – гамбит, но ты в интригах не Касабланка, да и на морду-то не Брэд Пит. И нет желанья - лепить карьеру, а есть (давно) - обрести покой. Работа эта - осточертела, и скоро выцветший послужной заверен будет, пронумерован, подколот в «дело» и сдан в архив. Кому ты нужен, и что такого тебе останется здесь ловить? Читать далее







© Даниш Николай

Он был единственным, кто знал меня без купюр,
и лишь ему удавалось вот это протяжное "Ир-р-ка-а",
и он иногда называл меня дурой,
но чаще сравнивал с Деми Мур
и при этом учил не выглядеть "под копирку".

У моего сына его характер, его глаза,
и хоть они разминулись на десять лет и ещё два дня,
но ребёнок уже настолько мужчина, что умеет сказать
"я люблю тебя" — так, что слова звенят
совершенно в его манере — больших мужчин,
от которых исходит сила и множит свет.
Их всё меньше в мире несостоявшихся величин,
их всё больше там, в разлившейся синеве.

Я любила его, люблю и буду любить всегда —
и пусть эта любовь не преумножит небо,
но пока не обнимет меня густая, как мёд, вода,
брат во мне укрыт, как мякиш под коркой хлеба.

Да, я пишу каждый год эти письма в тёмное никуда,
и слова плывут по вязкой, как сон затяжной, реке
в непрочном кораблике сложенного листа,
чтоб прикоснуться к тающим пальцам его, губам, щеке...


© Уже Другая

Было и не было: вечер медово-терпкий,
ночь проступает чернилами сквозь листву...
Все возвращается. Время и ждет, и терпит,
особенно время, поделенное на двух.


© Лина Сальникова

Все половинки - равны местами. Пометь мне мелом.
Нет, я не в белом, а ты не в профиль, мы просто рядом.
Звёзды – зонтами. Серебряный смотрится белым
в плоскостях вскопанных по-человечески чёрных грядок.

Нет, я не в белом. И ты это знаешь.. Нормальный случай.
Трудно грести, выбираться на стрежень - ещё построже.
Не продавай меня там, где дадут дороже.
Не относи в магазин не твоих игрушек.

Броскость реалий изменчива, если лёжа.
Если обняться, то каждому небо – ближе.
Даришь по крошке – но я на тропе из крошек
Так достигаем, что даже ладони вижу.

Ты меня любишь?.. Теплы рукава конурок.
С чувствами вечно подстава – то ночь, то вожжи…..
Все половинки – равны местами. Нас развернуло.
Можно - магнитно прижаться к тебе на ощупь?






© Rewsky

Вместо Тебя мне предлагают московский смог, лондонский дождь, берлинскую карусель.
Вместо Тебя, жизнь, как в кино немом. Жизнь как в кино. Это не Ты. Совсем.
Вместо Тебя - крутится этот шар. Крутится хит, затертый до ран в винил.
Кружится голова - я помню, как Ты дышал.
Как Ты дышал в меня. Как Ты меня пьянил.
Вместо Тебя - руки, глаза, слова. Руки, слова, глаза. Губы, мосты, зонты...
Каждый не Ты - это такой провал. Это провал - каждый чужой не Ты.
Вместо Тебя мне предлагают покой и сон. Сон и покой. Гнетущую гавань лжи.
Вместо Тебя - клоны с Твоим лицом. Жалкие клоуны. Как их убить, скажи?
Вместо Тебя - небо меняет цвет. Падает тень и сон обрывает нить.
Кроме Тебя Тебя не бывает. Нет. Нет никого, способного заменить.


© Татьяна Ткачева-Демидова

Травы плетутся весенние: пряный мед
по венам течет, густеет, питая стебли...

Однажды он остановится и поймет, что хрупкое семя не может приняться, если
посеяно было не в сроки, не той рукой, любви не наученной, ревностной и холодной;
почувствует, как материнское молоко природы живительно, щедро и плодородно.

Однажды он вдруг заметит: весна, весна... И крепнет, лучами напоенный, стебель тонкий.
Она - чье-то счастье, хранящее мир, жена -
окно распахнув, впускает весну, как знак,
светло и легко ощущая в себе ребенка.






© Лина Сальникова

Господи, сжалься. сто восемь ночей пути.
утром - весна и полчашки тоски по дому,
блюдо надкушенных яблок почти медовых,
пачка написанных писем... почти. почти...
Господи, смилуйся. небо набухло тьмой,
падает в окна - настойчиво - в каждом взгляде.
я ли себя распустила на сорок прядей?
Ты ли прогневался сделал меня немой?
Господи, боль отпустила, но эта тишь...
горлом - пустыня - песок от пути чужого.
я бы Тебя попросила вернуть мне слово,
но потерплю еще. вдруг Ты устал и спишь...


© Yandel

В прошлой жизни он был скрипачом. Он смычком выводил закаты. Эта музыка - как плечо, на котором хочется плакать. В ней то Космоса нега,то стон,дрожь волны,синевы Океана. И сходились со всех сторон, чтоб услышать скрипАчевы раны. Неприметен,штрихован в толпе, но лишь дрогнут скрипичные струны - люди верили,как судьбе,его грустным концертам лунным. А когда заходила луна и рассвет разливала по стенам,он цедил бокальчик вина и уставшие гладил вены,он смеялся горько,и день поднимался. Пылало светило. Он беспомощен был,как тень,отдающая свету силы. Он был,в сущности,одинок,так чертовски,знаете.. Волком он бы взвыл,если б только мог.. Он спускался в свою кладовку, он заваривал чай,лимон погружал в него,плакал хрипло и горячую клал ладонь на свою обнаженную скрипку. А когда устилала ковром ночь дорогу к его перекрестку, он волшебным своим смычком для людей выпиливал звезды. Он дарил им миры,чистоту первозданного робкого детства,или важную в жизни черту,или воздух рассветного леса. Он был,в сущности,незаменим. Эти нежные музыки строки увлекали,вели,и к ним приникал даже самый жестокий.

Он был в принципе незаменим.

И в своей одряхлевшей квартире тосковал,что никем не любим и никем не отмечен в мире.
Он ошибся. Его портрет в мою память врезан смычково. Я храню на своем столе, что на свете нет больше такого музыканта. В его глаза Бог вложил от себя неземное - от его простого лица исходило свеченье иное.

В прошлой жизни он был скрипачом.
Он смычком отвечал на вопросы.
Я стояла,прижавшись плечом,

там,где он выводил мои слезы...


© Лина Сальникова

Он шептал себе: "Жак,не спи... Открывай глаза.
Побеждай эту вязкую,гибельную дремоту".

Жак смыкал на секунду веки, и голоса становились все громче, отчетливей, словно кто-то
в тяжелеющей голове был еще - не он. Зажимал крепко-накрепко мысли в кулак, как нити,
а потом отпускал, натянув, и рождался звон - непосильный, глубокий... "Ты должен остановить их.
Пересилить и вырваться: там, в трех часах - Мадлен нервно курит на холоде, так и не сняв перчатку"...
Жак слегка улыбался "Мадлен...", начиная млеть. Голоса отражались, дробились, звенели часто...

У заглохшей машины взглядом пустым Мадлен, опустившись на корточки, всматривалась в дорогу,
застывая от ужаса. Жак цепенел в тепле - в трех часах от нее,
в двух минутах от встречи с Богом...



© Лина Сальникова

Зимние дни проходят. Весна на пробу
Таяла снег сегодня у нас в округе.
Ткнула, наверно, пальцем в зелёный глобус
И заскочить решила к зиме-подруге
Гостьей с утра пораньше, а что такого?
Русские, видно, корни у этой дамы.
Ухали недовольно в приёмной совы:

«Фу, разве можно так вот, без телеграммы,
Взять и как снег на голову нам свалиться!
Вот посмотрите, гостья, на расписанье:
Утром мороз приходит, ему за тридцать.
В полдень метель записана…
До свиданья»

Ой, как Весна смеялась - дрожали стёкла,
Муха в щели проснулась и обалдела.
Солнце, услышав смех, заглянуло в окна:
Что там с Зимой случилось, не заболела ль?
Тут и она явилась верхом на ступе.
Вот, говорит, махнулась с Ягой, не глядя.
И, протянув к Весне голубые руки,
С ней закружилась вихрем, сомкнув объятья.

Ночью они не спали, гуляли долго,
Сплетничали о лете, ругали осень
Утром Весна умчалась на сером волке
След свой оставив, тающий, среди сосен.






(с) Валерий Носуленко

У нее оставались следы его. Но вели
к чьим-то теплым глазам, очагу, двум массивным креслам...

И она замерзала на тихом клочке земли, замерзала и злилась. В груди становилось тесно
от несказанных, острых, пугающе-точных слов, тех, которыми оглашаются приговоры.
Это длилось и длилось, и в принципе не могло -
длиться дольше и кончиться...
Утром, неслышней вора, он сбегал, озирался стыдливо, поскольку знал,
что она догадалась, но все же во что-то верит...

У нее оставались следы его. Но она
забывает об этом, на ключ запирая двери.



© Лина Сальникова

"Я теперь уже другая, но всё кажется, что та же..."
Н.Ямакова



...а в клубе, на экране, дивный сон,
восторг с тоскою - бьют по детским нервам,
там девочка выходит на балкон,
чтоб встретиться с единственным и первым...
когда ладонь в ладонь, глаза в глаза,
и тайна сердца высмотрена Богом,
ревёшь и шепчешь: так нельзя,нельзя,
они не могут умереть, не могут...
сеанс два раза в день, бежала вновь:
смотрела и сбивалось с нот дыханье...
и целую неделю шла любовь,
покуда не ушёл в запой механик...
...в прихожей раскрылился новый зонт,
надвинулся на дверь чернильным мраком,
закончился - к херам! - евроремонт,
и новый муж зовёт их связку браком...
за стенами шумит дешёвый мир,
хитами распродаж - чужое счастье,
особо ненавидимый Шекспир -
готовность всё - долдонит ежечасно...
...коньяк окрасит бледный-бледный цвет
твоих ланит, и строчка ближе к цели...
о, сколько же невыросших Джульет
и столько же неумерших Офелий
живёт в тебе, за каждой запятой,
то имя, то лицо, то просто фраза...
напишешь под итоговой чертой:
ни разу не была собой, ни разу...


© Татьяна Пешкова