Зимние дни проходят. Весна на пробу
Таяла снег сегодня у нас в округе.
Ткнула, наверно, пальцем в зелёный глобус
И заскочить решила к зиме-подруге
Гостьей с утра пораньше, а что такого?
Русские, видно, корни у этой дамы.
Ухали недовольно в приёмной совы:

«Фу, разве можно так вот, без телеграммы,
Взять и как снег на голову нам свалиться!
Вот посмотрите, гостья, на расписанье:
Утром мороз приходит, ему за тридцать.
В полдень метель записана…
До свиданья»

Ой, как Весна смеялась - дрожали стёкла,
Муха в щели проснулась и обалдела.
Солнце, услышав смех, заглянуло в окна:
Что там с Зимой случилось, не заболела ль?
Тут и она явилась верхом на ступе.
Вот, говорит, махнулась с Ягой, не глядя.
И, протянув к Весне голубые руки,
С ней закружилась вихрем, сомкнув объятья.

Ночью они не спали, гуляли долго,
Сплетничали о лете, ругали осень
Утром Весна умчалась на сером волке
След свой оставив, тающий, среди сосен.






(с) Валерий Носуленко

У нее оставались следы его. Но вели
к чьим-то теплым глазам, очагу, двум массивным креслам...

И она замерзала на тихом клочке земли, замерзала и злилась. В груди становилось тесно
от несказанных, острых, пугающе-точных слов, тех, которыми оглашаются приговоры.
Это длилось и длилось, и в принципе не могло -
длиться дольше и кончиться...
Утром, неслышней вора, он сбегал, озирался стыдливо, поскольку знал,
что она догадалась, но все же во что-то верит...

У нее оставались следы его. Но она
забывает об этом, на ключ запирая двери.



© Лина Сальникова

"Я теперь уже другая, но всё кажется, что та же..."
Н.Ямакова



...а в клубе, на экране, дивный сон,
восторг с тоскою - бьют по детским нервам,
там девочка выходит на балкон,
чтоб встретиться с единственным и первым...
когда ладонь в ладонь, глаза в глаза,
и тайна сердца высмотрена Богом,
ревёшь и шепчешь: так нельзя,нельзя,
они не могут умереть, не могут...
сеанс два раза в день, бежала вновь:
смотрела и сбивалось с нот дыханье...
и целую неделю шла любовь,
покуда не ушёл в запой механик...
...в прихожей раскрылился новый зонт,
надвинулся на дверь чернильным мраком,
закончился - к херам! - евроремонт,
и новый муж зовёт их связку браком...
за стенами шумит дешёвый мир,
хитами распродаж - чужое счастье,
особо ненавидимый Шекспир -
готовность всё - долдонит ежечасно...
...коньяк окрасит бледный-бледный цвет
твоих ланит, и строчка ближе к цели...
о, сколько же невыросших Джульет
и столько же неумерших Офелий
живёт в тебе, за каждой запятой,
то имя, то лицо, то просто фраза...
напишешь под итоговой чертой:
ни разу не была собой, ни разу...


© Татьяна Пешкова

Надеешься, что прошло и больше не повторится,
Красное солнце процеживаешь сквозь ресницы,
Коралловый остров – над тобою морские птицы.
И вдруг нА тебе - снова она, любовь
Зеленоглазая - острыми коготками
Цепляется, в песок превращает камень.
Думаешь - ну вот оно и цунами,
Нежданное
пробует на слабО.
А потом падаешь в небо, как рыба в омут,
Сорвавшись с крючка, и так тебе невесомо -
Белые облака, сладостная истома,
И она, только она одна...
Лёгкое платье, волосы продолжают ветер,
А ты кузнечик, выглянувший на рассвете
Из-под травинки и хочешь петь ей…
Лето. А кажется, что весна!







© Валерий Носуленко Апофис

Мне снится город, в котором не был, и в этом городе дождь идёт. И в этом городе под мокрым небом моя единственная живёт. Она застенчива и упряма, в её глазах отраженье звёзд, её жалеет подруга-мама, и очень любит приблуда-пёс. Она читает смешные книжки про гномов, эльфов и чудеса, и по ночам всё о чём-то пишет, и слышит странные голоса. В её придуманном тайном мире добро всегда побеждает зло. На антресоли в её квартире пылится ангелово крыло... Она не знает, зачем ей послан непарный ангельский атрибут, и что тогда бормотал апостол, нарушив тихий её уют....

Я всякий раз, просыпаясь - верю, что с ней мы встретимся всё равно.
Но с каждым годом теряет перья моё единственное крыло...




(с) Валерий Носуленко

Ты не умеешь петь, не умеешь плакать,
Врать не умеешь, борщ на три дня варить.
Ты никогда сама не вступаешь в драку,
Знаешь, что месса – тьфу, как и сам Париж.
Ты никогда не рядишь свои надежды
В яркие краски, золото и серебро.
Правда твоя находится где-то между
Прошлым и будущим - прячет своё крыло.
И, проходя в песках по барханам жёлтым,
Волны сметая тонкой своей ладьёй,
Просто живёшь спокойно, неброско, гордо,
Будто бы время песни тебе поёт
О незнакомых странах и чистых реках,
Домике маленьком, муже-богатыре…
Время – палач, а значит и лучший лекарь -
Ходит с дождём в обнимку в твоём дворе.


(с) Валерий Носуленко Апофис

желай, не желай – ему всё равно смешно
и грустно немного от планов твоих, фантазий.
он знает, что завтра накроет нас медный тазик,
и мы с кораблями заляжем опять на дно.
конечно, он добрый - даёт подышать, пожить,
родить сыновей, понянчить любимых внуков,
замёрзнуть зимой, согреться мечтой и югом,
увидеть, как свет вдогонку за тьмой бежит.
смешно? ну и пусть!
он тоже такой, как мы.
он хочет чудес - так давай же ему покажем,
что нашему счастью не так уж и сильно важно,
что снятся на небе кому-то плохие сны.


© Валерий Носуленко Апофис

Нет в моей деревне храма,
Куполов и колоколен,
Только почта, пилорама
И кафешка с дядей Колей.
И куда бы ни подался -
Ночью, днём, в любое время -
У тебя немного шансов
Храм найти в моей деревне.
Ты иди себе, прохожий,
Мимо - полем, прямо - лесом,
Если думаешь - безбожна
Наша маленькая местность.
Да, у нас нет взлётных полос,
Чтобы небо взять с разбега
Пилорама, почта, школа
И душа у человека.


© Валерий Носуленко Апофис

У каждой птицы музыка своя,
Свой голос
И свои для пенья сроки...
И не мешает песне соловья
Смешное бормотание сороки.

У этой птицы мал для пенья срок,
Зато вот эта может петь
Часами,
И потому, как будто туесок,
Лес доверху наполнен голосами.

В прекрасном мире веток и теней
Всё то, что живо, музыкою
Дышит!
Здесь всё поет, здесь даже муравей
Ползёт, поёт
И сам себя не слышит.





(с) Шульжик Валерий

Забыв и рощу и свободу,
Невольный чижик надо мной
Зерно клюет и брызжет воду,
И песнью тешится живой.

(А. С. Пушкин)
--------------------

Однажды всё сбылось: мы клетку одолели
и улетели прочь, и прожили вдвоём
чуть больше выходных, чуть меньше, чем неделю,
а как нам там жилось, пока что не поймём.
Не то что не поймём, но точно не расскажем…
Мы вышли за порог – и вдруг средь бела дня
увидели: зима – не в рамочках пейзажи,
а солнце из-за туч и свежая лыжня,
и в солнечном луче смешно снежинки пляшут,
и нас возносит ввысь на гребне февраля,
и горка над рекой, и роща – только наши,
и наши, и ничьи и небо, и земля –
меридианы все, а также параллели…
И сойка на сосне крутила головой.
Мы справились тогда и клетку одолели.
Потом она опять закрылась за тобой.
Привычный быт. Тоска. И света – два плафона.
Как будто целый мир упал из рук – в обрыв.
Но мне невольный чиж поёт по телефону,
свободу не забыв и рощу не забыв.




© Ника Невыразимова

И была та река длиннее, чем жизни пульс,
чем сомнения, чувство вины и степная песня...

По весне он всегда расчищал себе здесь тропу, пробираясь сквозь чащу к реке, и шептал ей: "Здесь я".
Лес встречал его ласково, сонно. Дышал теплом, влажным, прелым и пряным; и птицы свивали гнезда.
Он стоял у реки, и ему не хватало слов объяснить ей, насколько сюда приходить непросто.
"Я не понят, забыт. Твой ответ мне придал бы сил, чтобы встретить весну и оттаять в ее ладонях,
словно тело твое могучее... Я просил отпустить меня с миром", - шептал он теченьям донным.
Он ждал слова утешного, знака, вжимался в тьму, одинокий, оглохший под низкой небесной крышей.

Каждый год, в это время, река говорит ему: "Я с тобой".

Только он ничего, ничего не слышит...



© Лина Сальникова

Вспомни: мы были в пустыне, искали путь
Плакал кимвал звучащий, звенела медь.
Пока вы молились, я находил тропу,
Я возводил вам город среди камней.
Ты говорил: «Любовь побеждает страх.
Вот ее сердце, вот от него ключи».

Я дал тебе

десять

шекелей

серебра.

Почему ты теперь молчишь?


© Кот Басё

Соткан лучами небесными, мир блестит
на божьих сетях, словно капли на паутине.

Учитель сказал: "Собирайся. Пора идти. Мы будем идти так долго, пока не стиснет
горло от жажды - всё дальше, без капли слов..." И я, разъяснений не требуя, следом вышел.
Дорога лежала в гору, пока тепло от солнца - снаружи, внутри - от сомнений - выше
стремилось и жгло так, что выступил в капли пот, дышалось с трудом и напрашивалось: "Учитель,
куда мы идем, до каких это длится пор,
и почему Вы так долго со мной молчите?"

Мы шли на вершину: немая земля плыла, и путались ноги, и шаг становился сбивчив, а солнечный диск, обжигая лицо, пылал, - и мне стала грезиться рощица с пеньем птичьим...

Но к вечеру солнце лениво спустилось вниз, по-девичьи распустив голубые кудри
больших облаков. Я устало глядел на них, пока не услышал речи сэнсэя: "Мудрость
есть солнце небесное на острие вершин. Путь сложен в безмолвии - мало кто не вернется
назад.

Всякий должен вершину свою - прожить,
чтоб после сказать: я вместил в себя это солнце".



© Лина Сальникова

Мы сидим на самом краю, пригревшись, мы у Него в руках. Мы бежали через ноябрь к марту и обогнули шар. На двоих у нас есть беспокойный компас и с десяток дорожных карт. У меня - очки и смешная шапка, у тебя – разноцветный шарф. Нет ни общего прошлого, ни историй, душащих по ночам, нет терпения, чтобы найти причину, по которой мы тут сидим. Я умею с тобой проходить сквозь стены, чтобы потом молчать, потому что когда замолкаешь – слышишь сердце в твоей груди.

Соль на губах проступает морем, море покорно ждет. Если бежать босиком по пляжу – там остается след то ли влюбленного зверя, то ли ловца, что за ним идет – без отдыха через ноябрь к марту по этой большой земле. Вот прибой прорастает сквозь дикий камень, вот мы стоим на нем. Рыбы плывут по морским дорогам, словно осколки льдин.

Я говорила с ветреным мартом и с пасмурным ноябрем.

Теперь я буду молчать и слушать сердце в твоей груди.


© Кот Басё

время лечит.... да боже с вами.
запечатали басней башни -

всё о том, на какие сваи
опирается мир вчерашний.

и прорехами зарастают
те, о ком в тишине грустим мы.

незабытых не отпускают.
забывают невозвратимых.

синей скатертью виснет небо
и на солнце тускнеют пятна.

где ты был, или - где ты не был,
завтра жду тебя.

необратно.


© Саша Отрадная

Весна для выживших. Из выцветших палат, из рукавов больничных коридоров мы тянемся за дозами тепла, слабее слов, прозрачнее стекла, мы покидаем сумрачные норы.

Идем к весне – в пижамах, босиком, с катетерами в венках подключичных, и ладанки на тонких шеях птичьих боготворят детей и стариков.

Весна для выживших. Хвала прошедшим тьму, дождавшимся весны, как откровенья. Мы друг за другом тянемся, как звенья.
Он соберет нас, наберись терпенья.

Идущий первым, улыбнись Ему.


© Кот Басё

А он такой смешной, в его - то пятьдесят
Смеется, шутит и слегка язвИт...
С ним мне не страшен ни пожар, ни град,
И как ни странно знает где болит;
-
Он как отдушина, в мои -то тридцать семь
И защитит, когда накроет слабость,
Так хочется кричать о нем всем, всем...
О том Мужчине, что несет мне радость!
-
Ему возможно кинут:- "бес в ребро"
А на меня лишь поглядят с усмешкой,
Но между нами чувст не чаша, полное ведро
И только он так смотрит, нежно, нежно!




(с) Надежда Ш.

Он говорил: "Я не люблю края.
Мне важно, что случается за краем".

Он шел на риск. Умел идти. А я, на прочность шага почву проверяя,
была земной. Уверенной. И в час, когда наш спор клонил к закату день и
слова мои, он тихо заключал, что взлеты постигаются в паденьях -
как часть пути, поскольку ты бывал приближен к сути, понял что-то возле...

И ветер, словно крылья, рукава
трепал ему. "За краем держит - воздух", -
он говорил. И где-то, видно, лег крылом на курс, по нем оставив жженье:

Падение для смелых - тот же взлет
с поправкой на земное притяженье.



© Лина Сальникова

Я очень страшное поняла тут:
вся жизнь равняется слову «жди».
Ты ждешь, пока остывает латте,
ты ждешь, пока не пройдут дожди,
пока не выставят за экзамен,
пока родители не придут,
пока не выищешь ты глазами
любимый абрис в седьмом ряду,
пока мобильник не загорится
таким, таким долгожданным «да».
Неважно, сколько тебе – хоть тридцать,
ты ждешь чего-то, кого – всегда.
Я буду ждать твоего приезда
так, как подарков не ждут уже,
ты сам – подарок, ты сам – фиеста
в несуществующем этаже.
Я буду ждать тебя – может, годы,
а может, правильнее – года?
так, как у моря не ждут погоды,
так, как с победой не ждут солдат.
Секунда – день, а неделя – месяц,
полковник ждет от тебя письма,
прими, как данность, меня, не смейся –
заожидаюсь тебя весьма.
Неважно, с кем ты, неважно, где ты,
кого целуешь по вечерам,
ты будь, прошу, потеплей одетым
и будь сегодня, как был вчера.
Я жду тебя, как не ждет зарплату
до денег ушлая молодежь!

Я очень страшное поняла тут:
ты точно так же меня
не ждешь.

( с) Стэф

Если ты сильно болен – подышишь солнцем, и все пройдет.
Если не хочешь поправиться, ты, наверное, идиот.
Мир не задержит тебя, не заметит тебя, но беда-не беда.
Помни, что Мир не желает тебе никакого вреда.

Если ты болен печалью, она разделит твою любовь.
Она, словно преданный пес, будет вечно скулить, будет следовать за тобой.
По первому вздоху придет, стоит только позвать, стоит только начать…
И чтобы не сгинуть совсем, нужно встретить того, кто разделит твою печаль.

Если ты болен дорогой, она будет долго манить за собой.
Вечность в пути – лишь первичная плата за эту любовь.
Дом на плечах, а в глазах ностальгия лесов и рек.
Люд будет звать тебя зверем, но для зверей ты Чужой. Человек.

Если ты болен небом, то это, наверное, навсегда.
Тут не спасут доктора, не поможет шаман и живая вода.
Небо проглотит тебя. Небо сдавит тебя. Но беда-не беда.
Может быть, я ошибаюсь, и это не навсегда.
Господи, дай мне надежду, что это не навсегда.




© Саша Бест

*мысль вслух)

Настолько, насколько море ведет к ручью,
насколько наш мир бывает необитаем,
ты - только мой. То есть, шанса - совсем чуть-чуть...
Но все-таки есть он. А что будет дальше - тайна.



© Лина Сальникова

Мы мельчаем, когда не рождаем счастья.
Костенеем, когда отвыкаем слышать.

Вот - дорога твоя: ты проходишь часто по маршруту знакомому, если вышел
по делам с опозданием, в полвосьмого. Что ты можешь сказать о дороге утром? -
Ощущаешь ли ты: аромат еловый слился с ветром, пронизанным перламутром
восходящих лучей, замерев у ног, и - очень тихо, нетронуто, первозданно...
Если б чудом каким-то увидеть смог ты, как восход отражается в стеклах зданий,
поднимается, ширится и желтеет, словно гордый цветок распустился в поле... -

Мы не видим, поскольку мы не хотели
видеть - красочно. Только по нашей воле
мир становится чище, нежней, на части не разобран, способен на обоюдность.

Мы мельчаем, когда не рождаем счастья.
Так замри и прислушайся: мир - повсюду.


© Лина Сальникова

И, как назло, вспоминаешь худшее, что случалось, перед кем до самой сути ты раздевалась, если б сердце не билось, если б оно осталось в их руках... ты б им снилась? ты б их касалась?
По кому ты читаешь прозу, согревая дыханьем воздух? всё вокруг слишком просто, просто - это значит, тебя там нет. Ты кочуешь от стенке к стенке, до крови ободрав коленки, ты им снишься - смешной и терпкой, словно солнечный рыжий свет.
Ты им снишься - тебе лет двадцать, не умеющая сдаваться /хотя поздно, касаний пальцев не сумела ты избежать/. И в такую вот им влюбляться, и к такой бы прийти, прижаться...
слишком чистая, чтоб остаться.
слишком глупая, чтоб бежать.


© Хрустальная Марго

В голосе твоем
Сталь,
А на дне зрачков –
Правда.
Если ты упал,
Встань
И забудь, что ты
Падал.

Белый поднимать
Флаг, -
То же, что свинец -
В темя.
Если ты устал,
Ляг
В тень, но сам не стань
Тенью.

Время - заварить
Чай,
И закрыть счета
В барах.
Если ты любил,
Знай,
Это не пройдет
Даром.

Как бы ни был мир
Плох,
Истина одна
В силе:
Если ты летать
Мог,
Значит, за спиной
Крылья





(с) Вячеслав Иванов

Распахнутый мальчуган, мореглазый бес,
ты рос в сквозняках и сплетнях мощеных улиц,

ни разу серьезно не думая о себе, ни разу не видя, что женщины, как косули,
тянули пугливо шеи тебе вослед. Тринадцатилетний, звонкий, беспечно-босый,
ты солнцем лучился в окна им - мир их слеп, отвыкший от яркости, знающий только осень:
ее приглушенные краски, ее тюрьму, измученный тон пастельный сухих постелей,
где, спину согнув на работе, - замрешь... А муж давно позабыл и любовь, и восторги тела.

И каждая застывала, не смев сказать,
насколько ты нужен ей, смелый, растущий, дикий;

насколько она ощущает в твоих глазах - возможность другого мира, где моря брызги
звенят на весу, разбиваясь о кожу скал, где - жизнь... Это буйство жизни пьянит и кружит!

Потом ты поймешь, что, наверно, не там искал... Седой старичок, позабывший про слово "нужность",
торгует цветами на улице, завязав упругие стебли до ломкого злого хруста.

И каждая женщина, встретив его глаза, -
всё помнит их, не понимая причины грусти.



© Лина Сальникова

Коль на ты с февралём, так проси до сердца, по дорогам ходи, что снегами взяты, у тебя глаза - хочется раздеться до души поношенной и измятой.
Сесть на старый диван, закурить, чтоб дымом запаяло воздух, чтоб встало в горле нерождённым словом родное имя - повторять как мантру:
"ты не со мною".
За окном в агонии бьётся город, все дороги не в Рим - к твоему подъезду. Знаешь, проза бывает уже не новой, а стихи всегда словно сотня лезвий.
Я люблю твой запах. И я скучаю. Каждый вечер вспорот и память душит. У тебя глаза - спелое отчаянье.
Проходи обутый.
Можно прямо в душу.


© Хрустальная Марго

Китайский небесный фонарик ушёл в облака.
Он был апельсином по цвету и сердцем по форме.
Да-да, мы его запустили, как два дурака,
с одним человеком, живущим в моём телефоне.

Лесная поляна. Зима надоела до слёз.
И время слегка придержало минутную стрелку,
когда, торопясь, обжигаясь, волнуясь всерьёз,
мы в шаре бумажном вдвоём запалили горелку.

Святой Валентин. Темнота. И ку-ку, и ту-ту.
И вот, наблюдателям-ёлкам на диво и зависть,
китайский небесный фонарик набрал высоту
и щёки раздул, как огромный летучий физалис.

Картинка: в висках нарастает шампанского гул,
фонарик, запомнив желание, мчится и светит.
а двое стоят на земле, по колено в снегу,
и вслед ему смотрят – счастливые малые дети.




© Ника Невыразимова, 2013

Обозначившись в дне её, ждешь от неё вестей, хоть какой-нибудь нежности, ласковости, юдоли
острой нужности...

Боже, храни её от не тех,
отучи её, Господи, всё рассекать на доли.

У тебя на ладони - весь мир ваш, нетронут, нем, загораясь, погаснет, не памятен ей, не узнан...

Береги меня, Господи, чувствовать тягу к ней,
если есть, кроме наших, священнее в мире узы.



© Лина Сальникова

так не пойдет. упрется и не пойдет. будет стоять упрямо и обреченно, смотреть, как в цветах твоих
созревает мед, как этот мед собирают чужие пчелы. наступит осень, зима, а потом весна.
после весны придет неизбежно лето. лето выгорит в осень, и в общем, мораль ясна:
каждый из нас уже проходил сквозь это. так не пойдет – ведь некуда так идти.
так понимает - разумней остановится. пчелы жужжат, и этот живой мотив подхватывают
кузнечики или птицы. так остается в безмолвии. сквозь кусты виден обрыв, стволы низкорослых сосен…
так налегке возвращается в монастырь. солнце заходит в восемь.

в девять темно, на улице ни души. души уходят лесом, но путь неведом.

так не пойдет, потому что он так решил.

станешь большим – придешь к нему за ответом.






(с) Кот Басё

Здесь лапы у елей давно не дрожат на весу,
наверное, всё потому, что ни лап и ни елей…
А я в своей сумке потертое фото несу,
где все мы какого-то черта уже повзрослели…
Ты знаешь, дружище, а я ведь давно не пишу.
Всё больше читаю и как-то не очень от сердца.
И вновь улыбаюсь потертому карандашу,
давая ему о тетрадный листок «потереться»…
Я в общем-то даже не очень теперь для себя.
Скорее, для всех, и чем больше для всех – тем скорее,
За годы на полках навалено много тряпья,
а мысли – они ведь не просто лежат, но стареют.
Я с ними не очень дружу – каждый сам по себе.
Конечно же, это не больно, но всё-таки страшно.
И острая боль, как в прикушенной резко губе,
меня возвращает к тому, что единственно важно.
Пиши мне почаще. Вообще – хоть разок напиши,
(я очень давно и надежно не видела писем)
Как белые ночи прекрасны, как дни хороши,
как внутренний климат от внешнего крайне зависим…
Пиши мне о том, как за Финский садится закат,
о том, как прекрасна на завтрак французская с маслом,
пиши обо всём, чему ты был хоть чуточку рад,
о том, что тебе хоть на долю казалось прекрасным…
А я буду просто читать и давиться от слез
(прости, я в последнее время плаксивый рассказчик),
пусть это неважно, пускай это всё не всерьез,
но мне говорили, в слезах человек – настоящий.

А знаешь, наверное, всё-таки нам повезло…
На этом потертом и чуточку смазанном фото
всему вопреки и, кому-то, быть может, назло
один человек был безбожно влюбленным в кого-то.
И я это, кажется, только теперь поняла.
Так дай же мне, бог, хоть сегодня не сделать ошибку!
Как я бы сегодня тебя горячо обняла,
как ты бы мне снова дарил за улыбкой улыбку…

Ты знаешь, а я ведь давно ничего не пишу,
точнее (вот дура) давно ничего не писала…
А ты так далек и так нужен, что карандашу
привычной бумажной страницы предательски мало.
И мне. И тебя, и бумаги, чтоб это сказать.
И сказочных дней, о которых сто раз вспоминала..
А знаешь, я только сейчас начала понимать,
что мне до сих пор тебя в жизни предательски мало.





(с) Штуша-Кутуша