Дурное "лучше всех"
Что лучше всех вначале
Весенний смоет дождь, прозрачен и смешон

Безудержный наш смех
Случается печалью
И оттого порой - светло и хорошо

И раз переболев
Весеннею простудой
Увы, не заболеть, привиты, как на грех...

На набережной лев
Ощерился, паскуда
Чтоб мне напоминать - ты лучшая из всех

*****

Дождь падает на снег
На солнце снег не тает
Мы врослые совсем, и знаем - что нельзя

Нам - двадцать первый век

И нам ума хватает -
Подругам не сказать,
Не рассказать друзьям


© Андрей Пшенко

Королевы не прячут в хозяйственных сумках корону.
И на голову тоже ее водрузить не спешат.
Не зовут никого скоротать вместе вечер у трона,
И чужим не дают разглядеть в сердце горечь утрат.
Королевы имеют свои непростые понятья,
Носят гордо, как шлейф, груз державных проблем и забот.
Королевы с утра надевают улыбку, как платье,
И снимают в ночи, вытирая карминовый рот.
Принимают восторги, как дань, и не тают от лести.
Не клянут одиночество, высмотрев пары вдали…
Королевы ждут тех, кто достоин их чувства и чести.
И не верят, что где-то остались еще короли.
Им вменяют в вину эгоизм с львиной долей гротеска,
Королевскую суть не изменишь в угоду судьбе:
Не разменивать душу на крохи случайного блеска,
И корону беречь, как залог уваженья к себе…



© Злата Литвинова

Шаг назад, и ещё один
А потом закрывай глаза
Выдохни. А теперь вдохни
И не смей жать на тормоза
И руками сильней держись
За холодный слепой металл
Ты представь, что теряешь жизнь –
Так лети, как ещё не летал
Ветер будет лицо обнимать
И узлы вязать в волосах
Ну а ты…Ты лети. Наплевать
Слушай пульс. Он сейчас в руках
Так лети, чтоб не чувствовать ног,
Так, чтоб сердце куда-то в живот,
Снова сделай глубокий вдох.
Отстранись от людских хлопот.
Невесомость звенит в ушах,
И восторженный сердца крик.
Молча в пятках сидит душа.
Ну а ты…ну а ты велик.
Вот. Пожалуйста, получи
Ты об этом мечтал всю жизнь
Только имя моё шепчи
Ну а я…я твоя. Аминь.


© Шаркунова Анна

Знаешь, милый, а по дороге,
что к тебе меня привела.
Повстречалось довольно много
тех, кому не желаю зла.

Помню, я подарила нежность,
а он принял - и был таков!
Он любил во мне только внешность
и совсем не читал стихов.

Был такой, с кем не я боролась,
шел он следом, всем вопреки.
Он сначала влюбился в образ,
лишь потом прочитал стихи.

Я вовек не устану слушать,
расскажи мне, в который раз,
как случайно влюбился в душу,
не запомнив окраски глаз.

***
И, вы знаете, мне так хочется,
чтоб в далекой степной глуши,
Вас спасали от одиночества
краски верной, родной души!


© Рыжая Надежда

С каждой весной становишься все резонней,
настойчивей, резче, заходишь к Нему без стука,
говоришь: «Объясни, зачем это было - зима без звуков,
зал без цветов, театральное межсезонье,
зачем мы пытались выжить в таком режиме,
все время хотели воздуха, бились оземь,
никто никому не должен, никто не просит,
но все-таки
расскажи мне».

Он улыбается чем-то тягучим, солнечным, как смола.
Отвечает: «Ты меня обрела».


© Кот Басё

Светлым образом чьей-то памяти,
Рядом чисел календаря
Вы свой след на земле оставите...
Ничего не бывает зря!

Пусть сегодня вас не услышали,
Пусть сегодня не к вам пришли,
Вы на этой земле – не лишние!
Вы кому-то очень нужны...

Вы кому-то нужны как воздух,
Небо, солнце и твердь земли,
И без вас для кого-то звезды
Светят слабо… И светят ли?

Пусть летит, рассыпаясь в минуты,
Желтый листик календаря,
Если вы улыбнулись кому-то,
День был прожит не зря... Не зря!


© Ася Кулагина

Отшвырнув котомки в угол,
закрываем дверь и ставни
и врезаемся друг в друга,
как гружёные составы,
перепутавшие рейсы,
стрелки выкрутив на лето.
Мы слетаем сразу с рельсов.
Мы роняем все предметы.

Разрывая мрак и серость,
словно в воду, входим в пламя.
И кружит над нами Эрос,
громко хлопая крылами:
из толпы уставших, блёклых
нас с тобой давно он выбрал,
научил плясать на стёклах
и ступать по острым иглам…

С нами вера (или ересь),
что в разнузданном апреле
нас всегда подхватит Эрос
и подбросит до отеля,
до квартиры, до природы –
перелеска, поля, луга,
где войдём в огонь, как в воду,
сходу врезавшись друг в друга.




© Ника Невыразимова

Шаг за шагом идёшь от себя к себе,
постигая звукопись тишины.
Каждый день отмеряет часы в судьбе,
расплетая апрельский клубок весны.

Дикий ветер вербует, крылом маня,
расползается мир миллионами строк.
Ты по-прежнему так далеко от меня:
за чертой, что рисует задумчивый Бог.


© Лариса Чистотина

Под утро ему привиделась всякая дребедень:
кораблиные выводки, сверкающие пиастры,
скалы над шхерами, благородный олень,
бабочки-однодневки - бессмысленны и прекрасны.
Однодневка летит, у неё на крыльях узор,
присмотревшись к которому, вдруг выпадаешь в космос,
в нём зашифрована вечность, непостижимый простор,
глуби галактик, Земли призывающий голос, -
и всюду мелькает, искрится озорной огонёк,
в глазах что зверька, что Моцарта он один и тот же,
это радость жизни, и ей, как всегда, невдомёк,
что любое пламя погибнет - раньше, а лучше позже.
Огонёк любопытства неугасим,
малыши в панамках щербато смеются,
спелый день сияет, как вымытый апельсин,
безмятежно лежащий на пёстром блюдце,
Саломея всегда готова плясать,
порхая, как бабочка, которая пролетает
над скамейкой, где кормит младенца мать,
над гуляющей публикой, над прудами,
над бульваром, где слышатся визг и лай,
голоса, несущие гнев и угрозу,
над путями, где задребезжавший трамвай
отрезает голову Берлиозу -
и её подхватывает жаркий смерч,
унося пустынной тоске навстречу,
там гора, три столба, мясные мухи и смерть,
и кипящая туча ползёт. Надвигается вечер...

корабли,
по заливу плывут корабли,
в страшных расселинах гоблины прячут клады,
ловят бабочек дети, сказочники, короли,
день един для всех - от Хогвартса до Эллады,
колокольчик звенит: динь-дилинь, динь, дзеннь! -
слышишь, спящий? вставай, отряхнись от космической пыли!
Подари мне день, всего один день,
и возможно - крылья...


© Геннадий Акимов

А что весна? Теряется в догадках, молчаньем отвечая на вопрос. И гладит снег оставшийся украдкой, как пряди твоих вьющихся волос. А что весна? Немного опоздала, на месяц, не на тысячу же лет.. Ты уж не спишь под ватным одеялом. Ему нашлась замена - лёгкий плед.
И сбросив чувств броню /лёд тронулся на реках/, весна подол зелёный волочит. И дни летят вперёд, как будто к человеку, который их обнимет и простит.
И мчатся дни, становятся длиннее, смелые чувства забредут в сердца.
Ты станешь на одну весну взрослее.

/Смеётся...
и касается лица../


© Хрустальная Марго

Есть женщины - прозрачны и тихи,
весну и осень выплеснут в стихи,
растопят сердцем самый жёсткий лёд,
немного просят, знают, что придёт
обычный с виду високосный год
и им отсыпет скромно от щедрот...
И сердце - настежь, и в глазах - гроза,
и счастье отменить никак нельзя.


© Лариса Чистотина

Блаженный мой апрель, непознанный мой враг,
не пройден мною ты, но грустно отчего-то:
когда вручит судьба тебе всего пятак
под слоем тонкой и прекрасной позолоты.
Когда впускаешь в дом, и в сердце, и в весну
всех, кто туда однажды постучится...
Когда живёшь душой, а надо - по уму,
когда летишь ещё неназванною птицей...


© Лариса Чистотина

Меня не страшит отсутствие музыки в стенах сломанных, гораздо страшнее - терять тебя снова и снова.

Пожалуйся Господу, как ты ночами крошишься, стихами ревёшь и рвёшь намертво белые простыни. И спицами в горле твоё нарывает прошлое, зачем же ты бережёшь его, безнадёжная? Ты высчитала сотни тысяч оттенков осени под глазами спешащих людей, под глазами брошенных.
Всюду видишь одно лицо - и стираешь ластиком, по границе отчаянья молча скользишь и падаешь. Твои сны повторяются - это мистика, тебе всласть и так, ведь теперь лишь во сне одном ты и улыбаешься.
Говоришь: время лечит все раны, но лишь не первые. Ни к чему мне слова, ни к чему ваши дО-ре-ми.
И без музыки можно жить - если всё потеряно.
Только главное, чтобы сны приходили вовремя.


© Хрустальная Марго

Знаешь, что я пишу на твоей спине,
пока ты сидишь, обратившись лицом к стене,
и в тебя не проходит ни звук извне,
ни тем более слово?

Я пишу, не касаясь кожи: "Ну, здравствуй, грусть.
Я тебя ночами читала, веришь ли, наизусть,
и цветы печали росли, обживая грунт,
да моя основа
никогда не зиждилась только на трёх китах:
одержимой вере,
слепой надежде,
любви оглохшей.
Оставайся с миром, заблудшая пустота."

И веду чутким пальцем по бусинам твоего хребта,
пробираюсь наощупь:
у надежды большие глаза — ослепла последней.
Но любовь уходила мучительней.
Умерла намедни,
подарив на долгую память пускай и не тяжкий крест,
но весомый крестик.
Правда, вера осталась — так вера всегда со мной,
и поэтому ты, обращённый ко мне спиной,
лелеющий тень и лукавящий с тьмой больной,
знай, что я ухожу не одна — мы уходим вместе.


© Уже Другая

Там, где должно быть сердце - сплошная боль. Боль поражений, страхов. Внутри пустыня. Здесь я одна - свернулась в тугой комок, мои глаза горячие и сухие.
Нет больше слёз. Нет сил. Нет попыток встать. Холод ночной своё дело прекрасно знает. Только с тобой я пытаюсь ещё дышать. Но тебя нет - меня опять накрывает. Я умещаю в тебя последние из надежд - я безотчётно вверяю себя на милость. Что со мной станет, когда тебе надоест? Если внутри давно уже всё разбилось. Если привычен и жар, и холод - и два в одном, если теряю доверие - сбилась с счёта. Я жмусь к тебе всем своим существом. И прошлое в сотый раз посылаю к чёрту.
Я сочиняю молитвы и их пою, словно словесную дань всё видавшим стенам. Я снюсь тебе? Я которую ночь не сплю. И думаю, думаю, думаю... Я, наверно, совсем одичала, глупая, без тепла, и не было б твоих глаз - я бы не вставала, я выслушала бы молчание музык и тишина нашла меня на согнУтой спине дивана.
Я выдумала себе оправданье ждать, и чем-то заполнить пустую душу. До нового утра ещё остаётся пять часов... Я выживу снова. Слушай. Такой тишины больше нет нигде, такой перманентно-чёрной, густой и вязкой.
Я кутаюсь в воспоминания о тебе,
И снова пытаюсь поверить в сказки.


© Хрустальная Марго

Ты приходил, и я тебя обнимала,
распахнутая, - рубашка на сквозняках.
Так обнимать умеет одна усталость,
сухая уверенность "видишь, мне горя мало";
Так обнимает способное проникать.

Ты приходил, чужой, но не в этом дело.
У меня тяжела душа, да рука легка.
Ты не был моим - я собою тебя одела -
рубашечной кожей. Я чувствую, слышу тело:
оно говорит на знакомых мне языках. -

Ты приходил, и мы умирали в звуках,
не слышных другим в подчеркнутой тишине.
Сладкая мука, отчаянье - в каждом стуке
сердечном читать, что, вернувшись в другие руки,
ты раненно принадлежишь неизбежной мне.

Весна - лишь четыре камеры сердца в сутки,
в которые входишь, путая двери, хрупкий,
висишь на сердечной венке, на волоске...

И знать не желаешь, кто кому был и - кем.



© Лина Сальникова

*настроение минус*

Безголосие и безветрие. Как мне скучно...
Мы застыли: нам не дано поражать находкой.

Что такое теперь это "лучшее среди лучших"? - одинаковость, подражательски-яркий холод.
Всюду ангелы, бесы, боги, рога, копыта, одичания, отпускания, страсти, раны...
Никакой настоящести - техника точных сбытов, потребительский спрос, двадцать пятая мелодрама.
Разведи свою совесть на грех, разведи чернила - выдавай с потрохами иллюзию личной жизни
и красиво страдай от синдрома утраты нимба, принимай на себя полномочия Синей Выси.
Поболтали и разошлись; разошлись - остыли.
Как и был, не решился упрямый и вечный ребус:
на какое куда, извини, ты нацепишь крылья, если в принципе не планировал видеть небо?

Безголосия, беспардонность, прошу пардону, от каких кораблей к берегам ты спускаешь шлюпки,
если такт тебе жмет, словно якорь на ил придонный в час рождения откровений портовой шлюхи?

Да, мне скучно. Я не желаю ни звезд, ни славы принимать, прогибаясь, на лоб и свои погоны.
Я хочу тишины, откровений, нырнувших в гавань,
чтоб жемчужины доставались способным плавать,

и они их дарили нам, скромно раскрыв ладони.



© Лина Сальникова

Я хочу написать тебе. У тебя есть чувства. У тебя есть корни, они глубоко в земле, ты наверное их не помнишь и не считаешь нужным. Но тебе беспредельно пусто. Я хочу написать тебе.
Я хочу написать тебе, как деревья сгибает снегом, как им больно и тяжело. Но приходит весна, за нею приходит лето и, не дрогнув, деревья свет пьют как молоко. И они расцветают, кора их смолою пахнет, ты ведь пробовал в детстве лесную смолу на вкус? В твоё сердце придёт весна самых жарких Африк. Ты взойдёшь ещё обязательно на Эльбрус.
Я хочу написать тебе. Но, пожалуй, слова излишни. Я топчу километры от дома до места, где всё моё существо говорит: я здесь под своею крышей, я люблю тебя, город, где сердце верно себе.
И я еду туда, где мне нужно быть постоянно, но упрямо желая, чтоб местом был человек. От любви остаются раны, я это знаю. Ты теперь это тоже знаешь.
Я хочу написать тебе.


© Хрустальная Марго

*А.Т.*

Когда-то мы стали целым. Единым целым,
пускай небольшим, но прочным и постоянным.

Ты помнишь, как я, вырываясь к тебе, хотела, чтоб Он через воду небесного океана
вгляделся в нас пристальней, ласковей, обережней: заметил и нашу нужность, и обреченность?..-
Он ждал. Он заранее знал, кто кого отрежет, и не понимал, почему я прошу о чем-то,
когда выбор четок, единствен, предельно ясен; когда мой уход к тебе - честен и неизбежен.

Есть время сомнений и время всего бояться.
Но после него - никогда не живешь, как прежде.

Ты помнишь, как я проснулась однажды утром, как после больниц - невесомая, но живая,
а воздух, весна и тепло проступали смутно внутри меня, заново мир по частям сшивая?
Ты помнишь... А, впрочем, на все тут - свои причины. Нас лечит весна, плечи вишен укутав белым;

лучи Его падают в сердце земной пучины:
Он видит нас.
Неизбежным счастливым целым.



© Лина Сальникова

Ты горизонт мой, небо моё и сила, темные древние камни, прибоя шум. Я никогда ни о чем тебя не просила. И вот теперь – прошу. Видишь ее, скользящую между строчек, между стволов идущую наугад? Она беззащитна, она ничего не хочет, не изучает карт. Мне ее дали свыше, ввели подкожно, я заплатила тысячу долгих лет. Пусть она будет нежно и осторожно жить на моей земле. Звездной мукой наполняя ночное сито, свежую быль готовит твой верный шут. Я никогда ни о чем тебя не просила. И вот теперь – прошу. Наших глубин не выдаст, богатств не тронет, она не узнает имени короля.

Ты продолжайся богом, сиди на троне, властвуй. Но разделяй.


© Кот Басё

Любовь к тебе. Надежды. Сладость. Дрожь.
Покуда неизвестное безвластье.
Не потому, что ты был так хорош,
А потому, что мне хотелось счастья.
И ты им был. Так дерзко и грешно.
Мужчина-бог, мечту держал в ладонях.
Все это подразнило и прошло.
Ты так меня в итоге и не понял.
Прости мне горечь ссор и жар обид.
И то, что не сумела быть хорошей.
Ответ не нужен. Больше не болит,
Душа моя, оставшаяся в прошлом.


© Злата Литвинова

"Живёт мечта..."
© "Рапунцель"

Не суть — моложе он или старше, суть — что оставил тебя без сна, когда по городу, бодрым маршем громя сугробы, прошла весна. Побудку грёзам пропевший кочет и генератор твоих стихий — он быт свой волен делить с кем хочет, ты всё простишь ему за стихи.
За шик быть слабой и подзащитной, за перманентный домкрат плеча, когда нокаут судьбой засчитан, да так, что "мамочка, не скучай!"
За очность ставки лихие тосты.
За то, что он — не идеалист, — вам так уютно тепло и просто, — к чему заведомый этот риск?! На то есть поиск иного счастья — в по койкам бытности кочевой. А существам виртуальной масти пристало действовать головой:
Декор меняется, вечен — принцип:
В окошках, с башенной высоты принцессы кличут прекрасных принцев, доверив мышкам завет мечты.


© Погодина Татьяна Сатори Ивадзику

Живет по законам, придуманным лично,
И правила чтит неуклонно – свои,
Почти не имеет зловредных привычек,
Мужчина, моей недостойный любви.
Прохладен, как скалы, красив, точно Ангел,
Всегда обаятелен, весел и свеж,
Не смотрит на рейтинги, святость и ранги,
Мужчина, моих не достойный надежд.
Играет на чувствах, и с чувствами тоже.
Большой эгоист. Не считает грехов.
И каждую ночь прорастает под кожей,
Мужчина, моих недостойный стихов.
Считает себя в каждом мнении - правым.
Наместником судеб, вершителем битв…
Листает судьбу не по строчкам - по главам,
Мужчина, моих не достойный молитв.
Есть масса достойных, честнее, открытей,
Во мне разглядевших дыхания смысл…
А мне в целом свете никто и не виден…
Лишь этот мужчина...И в нем моя жизнь…






© Злата Литвинова

Мы в сказки и чудо не верим,
Но ждем их упрямо годами.
Любовь убивает не время.
Ее убиваем мы сами.
Оружие в виде обиды,
Неверия и безразличья.
Мы ран нанесенных не видим,
Она же сгорает, как спичка.
В сплошной суете и заботах,
В словах, недосказанных слепо.
Вздохнув на возвышенной ноте,
Она превращается в пепел.
И в жизни иначе не будет –
Пока мы забиты делами…
Любовь убивают не будни.
Ее убиваем мы сами.


© Злата Литвинова

На улице настолько весенне, что, чёрт возьми! ты стоишь и вдыхаешь кислородом пресыщенный воздух, и он льётся в огромный колодец в твоей груди - это только начало, но уже слишком поздно. Ты стоишь и дрожащие пальцы пытаешься сжать в кулак, всё равно им сегодня не чуять тепла чужого. Этот город настолько пропах весной, что любой твой шаг будет предполагать лишь одну основу.. Одиночество. В ярком солнце, цветной толпе, в твоём чёрном пальто (не хватает соцветий жёлтых - образ булгаковской Маргариты бы шёл тебе, но эта книга отсутствовала на полках).
Ты не читаешь. От книг суть жизни слишком тебе ясна, и философствовать тоже сейчас не к месту. Вот ты стоишь и чувствуешь, как проникает в тебя весна

и ей становится слишком тесно.


© Хрустальная Марго

Под небо ночное молча выходит Рут;
косматые старцы покинули свой костер -
еще остывает мелодия древних рун, небесная рыба мечет свою икру - и звезды горят...

Но след уходящих стерт.

И Рут произносит отрывисто, но легко,
как будто слова вызревали в ней много дней:
"За спинами тростника, за седой рекой, бледный мой - боги слоновую взяли кость и вырезали - ты бродишь, тосклив и нем.

Сюда приходили старцы, садились в круг,
слушали руны, глядели в глаза костра.
И пели им руны, что белые люди врут, что будет война, что мужчин у нас отберут,
а ты поведешь своих воинов в бой с утра...

Я жду тебя, смелый, но сердце сжимает страх".

Полней разливается мудрая Истан-Ша,
рождая рассвет и вздымая тревожно грудь.
"Война", - выпрямляется воин, стремясь дышать. Внутри - ни сердца, ни боли, ни сна - лишь ад.

Но где-то над ним и повсюду, повсюду - Рут...



© Лина Сальникова

Да, это больно. Это чертовски больно:
все понимать, все видеть, вникать и слушать.

Я обнажаюсь так просто, непроизвольно и уязвимо, что можно легко нарушить
вдох или выдох, музыку букв и мыслей, ускорить прилив сердечных моих ударов.
Если ты проникаешь, то ты случился где-то внутри меня морем, над морем - па'ром,
тонкою белой струйкой, что пишет лайнер, медленно приближаясь к ладоням по'рта.
Сбылся главой, историей, смыслом главным, пересекая морскую мою аорту.

Будешь во мне. И миром, и картой мира:
Беречь тебя, кутать в бумагу, вести курсивом.
Истово, нужно, больно, невыносимо...
Порт просыпается. Пахнет весной и сыро.

Солнце встает из-за горно-лесных массивов,
краешек солнца, подсвеченный ими, - синий...

Слабость моя есть сила.


© Лина Сальникова

Сколько в нас еще останется городов, сколько их дорог наш шаг разобьет на рифмы? Я в твоих руках упрямлюсь гитарным грифом, я держусь тебя до дрожи внутри ладов. Я умею быть неистовой и чужой, разъяренной, жаркой, дерзкой – порвутся струны. Нам с тобой бывает трудно, чертовски трудно, только каждый эту музыку бережет. Потому что в ней, под звуком, на самом дне, неподвластно никому, непроизносимо, сжата нежностью до срока такая сила, для которой нет преград и законов нет. Сколько в нас еще останется суеты, придорожной пыли, песен, имен случайных…

Нас с тобой то разлучают, то обручают.

Наше солнце улыбается с высоты.


© Кот Басё

Ты меня вспоминай
Иногда,засмотревшись на
звезды...
Без подсчета
ошибок,
без грусти о прожитых днях.
Без печали о том,
что былое вернуть
невозможно,
Просто так
вспоминай, как мечту,
ускользнувшую в
снах.

Не жалей ни о чем - жизнь прощает
любые ошибки,
Да и кто может знать,
что ошибка в
масштабах судьбы...
Пусть мой образ
останется тенью,
нечеткой и зыбкой,
Как на мокром
песке пробегавшего счастья следы.

Ты меня вспоминай
под сердечные
гулкие ритмы,
Узнавая в их музыке
сладость услышанных слов.
Точно так же, как я,
повторяя ночами
молитвы,
Вспоминаю тебя, научившего верить в
любовь...






(с) Злата Литвинова

У него без неё остывает эспрессо-маккьято
где-то в центре Москвы, в опустевшем под вечер кафе.
Так случается пятую осень и есть вероятность,
через год он поставит ещё один прочерк
в графе...

У неё без него поутру леденеют ладони.
Листья падают вниз, оставляя круги на воде.
Возвращаясь домой, она едет в последнем вагоне.
Так случается пятую осень
и есть ли предел?

Всё течёт как всегда - без интриг и загадок.
В ночь с субботы на зиму опять переводят часы...

У него без неё череда аварийных посадок.
У неё без него и посадочной нет
полосы...






© Алиса Альварес