И пусто, и невмочь, и ночь, и сбоку бантик,
небесные весы , и злоба - на часы...
Ты говоришь, что я - несвойственный романтик.
Нам свойственно - сойти с нейтральной полосы...

Найти тебя в себе, нести тебя в сегодня,
шагая между стен, читая между строк,
и Бог шлагбаум дня великодушно поднял,
и поезд на путях, как фокстерьер, прилёг...

С ним тявкнув, сгоним дурь, и тройку мух - до кучи,
и будем вспоминать спокойно и легко -
ты открываешь дверь, как сумочку от Гуччи,
и кофе любишь ты - с дурацким молоком.

И смотришь ты - не так, как смотрят - сны, и в окна...
Все*с(транс)твия руки - сусанински ко мне...
И фокстерьером ночь провыла - и замолкла,
ловя свои пути, как хвостики комет...

Неромантичный крен к тебе под одеялом
срезает сто дорог, оставив нашу - нам,
как двойственный итог желаний и деяний,
и излияний - дню, чьё дело - сторона...

И ночь сплетает сны, как фенечку в три цвета,
туда вплетая смех, в котором нитью - грусть...
И будет ли потом? сюжетность шлёт приветы,
ответ - как фокстерьер:
пришёл и лижет грудь…


© Rewsky

однажды где-нибудь когда-нибудь потом,
рождённый в раз седьмой, а может, и девятый,
я буду глупым чёрным мартовским котом,
который искренне считает - надо рядом...

я лягу там, где не мешают быть коту,
и где ступни её - приближены и наги,
и будут знать о снах и планах - сны и маги,
что наблюдают, как я нравственно расту...

ты выйдешь замуж - и прощай, кошачий век,
кому мяукается - тот в князья не годен.
ешё впишу себя листом в "Капричос" Гойи,
слетая с ветки, а душой взмывая вверх...

я тем наказан - за сегодня и он-лайн,
где ты - моя, и мы грешим напропалую,
моя безнравственность нещадно довоюет,
поскольку в ставках - вперемешку - рай - и край..

большого яблока кусок не сыщет рот,
и маги сдвинут, хмурясь, брови, дни и числа...
Любовь приходит лебедою в огород,
рассадишь досыта - а после карму чистят...

...возьми меня, пока хвостатым я - не брат,
пока могу тебе шептать, как я скучаю,
и догорим с тобой зелёными свечами,
по-человечески не зная, кто тут прав...

однажды где-нибудь когда-нибудь потом,
устав бодаться с доминирующим веком,
я стану чёрным глупым мартовским котом,
в котором память - помнит сердце человека...






© Rewsky

В наших руках и мудрость Его, и благость,
ибо Он есть в нас, если мы слышим голос.

Все происходит вовремя: в землю влага сочится, и зреет спелый зернистый колос.
Беречь и удерживать станем, любить и строить; не требовать истин случайных, ответов скорых.
Сильнее земли на земле - лишь любовь, и кроме нее, ничего не пускает так крепко корни.
Мы - часть Его, ибо, создав нас, Он нами полон. Любимыми зернами зрея, тепло и веско
мы крепнем и наполняемся, слыша голос.
Все - вовремя: небо, вдохнув, выдыхает всполох.

И Он воскресает.
Спасая в нас человека.



© Лина Сальникова

Ты- грабли, на которых хочется танцевать твист, так, чтоб потом стонало тело.
Ты на последней ниточке, но повис..назад карабкаешься неумело.
Вроде, смотришь- выгнала из себя, и теперь спокойно ночью дышишь,
так нет же, через пару дней-на!, получи-распишись..и не вздумай подняться хоть на шаг выше.

Ты- вода, на которую хочется дуть. И чувствуешь-обожжешься так же как на молоке.
Стоишь, глядишь на эту бездонную муть..отражение собственных глаз виднеется вдалеке.
Отражается все- губы, глаза, слова, побережный ветер, родинки, кричащие "Помоги",
странные чайки, пачка Парламента, заметил?-все. Отражается все, кроме любви.

Ты-не пойманный воробей, машешь крыльями яростно, не оглядываясь назад.
Внутри меня, поэтому,- Цитадель. Чтобы стрелять, не жалея твоего лица.
-Мы готовы к бою, моя госпожа: и гранаты, и мины, оружием уставлено всё-до потолка,-
Смотрю в испуганные глаза своего пажа- на последнем выстреле задрожала рука.

Ты- актер с сотней масок, примеряющий их перед выходом вон,
Смотришь прямо и без опаски, строен, высок, голос низкий,мягкий, и красив к тому же, как Аполлон.
Против тебя не поможет хлорка, дихлофос, карборановая кислота, освященные пеплом кресты..
После тебя взрывать и сжигать нужно километры и города, а не какие-то там мосты.







(с) Лорель На Краю

Я вернулся с фронта и снова иду на фронт, мои дни не имеют смысла, помимо боя. Наше общее небо – мирное, голубое, палисадник и черемуха у ворот, дом наш старый деревянный, в котором всё - мой покой, моя привычная отрешенность… Пусть встречают нас не матери и не жены, пусть приказ любить не будет произнесен, пусть смертельная усталость стоит в дверях, поджидает, улыбается зло и жадно, - я привык и мне давно никого не жалко, кроме тех, которым правды не говорят.

Правда в том, что завтра снова начнется бой. Правда в том, что нас убили, а мы не знали. Я писал тебе о том, что случилось с нами, только мы не совпадали никак с тобой.

А сегодня, наконец, принесли письмо – долго шло, поистрепалось, слегка намокло.
«Град у нас прошел, разбил на веранде стекла».

Я хотел быть этим градом, но я не смог.


© Кот Басё

Ты теряешь меня. Мы с тобою не совпадали,
не сжимали ладони, ложась, как на волны, в простынь...

Я шепчу тебя из таких городов и далей, что дышать друг о друге - позволено, слишком просто:
не чужие, не близкие, без обязательств, или так сведённые друг для друга в закономерность,
мы сближались, и вот, наконец-то, остановились на дистанции в пару осознанных сантиметров. -
Замирай, не дыши и попробуй не наклониться: не случившееся, но способное стать возможным, -
опьяняюще, нежно, на уровне интуиций, - держит ровно настолько, чтоб мы не касались кожей.

Сантиметры, как города: пересек границу - проиграл, стал привычным, забыл, как стоять у края...
Ты шагнешь, не сдержавшись, - и дашь мне освободиться.
Ты теряешь меня.
И не чувствуешь, что теряешь.



© Лина Сальникова

в вязком смоге погибший город
в сердце множит печаль и сплин.
знаешь, каждый, кто был мне дорог,
пыль вздымая, бежал к другим.

не касаясь перил, безбожно
каждый в руки летел из льдов,
позволяя чужим подошвам
рушить карты моих миров.

и топтать мои рифмы, ритмы,
жечь мосты и ступени сцен.
все, кто стал для меня молитвой,
предавали меня в конце.

ну, а тех кто горел любовью
и готов был «с обрыва вниз»,
я казнила несносной болью,

обожая
своих
убийц.






(с) Юлия Александр

Христос воскрес! Опять с зарею
Редеет долгой ночи тень,
Опять зажегся над землею
Для новой жизни новый день.
Еще чернеют чащи бора;
Еще в тени его сырой,
Как зеркала, стоят озера
И дышат свежестью ночной;
Еще в синеющих долинах
Плывут туманы... Но смотри:
Уже горят на горных льдинах
Лучи огнистые зари!
Они в выси пока сияют,
Недостижимой, как мечта,
Где голоса земли смолкают
И непорочна красота.
Но, с каждым часом приближаясь
Из-за алеющих вершин,
Они заблещут, разгораясь,
И в тьму лесов и в глубь долин;
Они взойдут в красе желанной
И возвестят с высот небес,
Что день настал обетованный,
Что Бог воистину воскрес!





(с) Иван Бунин

Среди всех моих многоточий скрывается слово "очень".
Ты ночами ворочаешься,
Никак не уснёшь.
Ты хочешь,
Чтобы память не мучала, не текла раскалённым ядом.
Всё закончится. Мне это тоже надо.
Наградой
Будет каждый твой выдох вдали
От моих маяков,
От моей земли.
В километрах пустых твои снов скрыто слово "Любовь".
Пойми
Я останусь теплом, сладким ветром, дождём весенним.
Я останусь твоим спасеньем.
Тем, что люди зовут жизни линией -
На ладошке.
Отпусти меня.

От-пус-ти меня.

(понарошку)


© Хрустальная Марго

Сто лет назад, четвёртого числа
(прости, иных подробностей не помню),
следя за мной, часами и жаровней,
спросил ты вскользь, нашла ли я...

Нашла.

***
Писать тебе отсюда смысла мало,
да не писать, пожалуй, вовсе нет.
Здесь в третью вечность мрёт последний свет,
но я держу фонарь под одеялом.

Письмо, приняв эпический размах,
плодится по-библейски бесконтрольно,
но не суди — на всякой колокольне
есть свой смотрящий, съехавший с ума.

А впрочем, не о том и не к тому
тяну я эту вязь на листьях лавра.

Орут в ночи поддатые кентавры,
жрут, чавкая, чеснок и бастурму,
пьют огненную воду — в этот год
Стикс ртутною отравой полноводен.
Харон купил лядащий пароходик,
чем увеличил валовый доход,
но — частности.

А в целом в никуда
ведут любые жёлтые дороги.
Вот в никуда и я пришла.

В итоге
не всё то ад, где жар, сковорода
и полчища чертей, дурных до плоти
(хотя какая плоть, когда ты дух?).
Здесь зло одно не выберешь из двух,
поскольку ничего не происходит
там, где сошлись все торные пути.

****
... От жара углей корчился кизил,
ты говорил, что хочешь дом и ровню.
А кем ты был, как звал меня, любил —
не помню я подробностей, прости...

Я и себя почти уже не помню.


© Уже Другая

Это пути познания, это пхова, дорога в Чистую Землю, в поток эфира.
Новое лето от Рождества Христова, от сотворенья мира.
Держи мою руку, рисуй мне мою дорогу, и не давай, не давай мне с дороги сбиться.
Мы едем на запад моря, я вижу Бога, сидящего в огненной колеснице.


© Кот Басё

идеалов уже не будет, а вот свой человек — да, есть.
и он любит меня, он любит всем невзгодам наперевес.
молчалив и колюч к прохожим, иногда и со мной сердит.
только чувствуем оба кожей, мир не плавится, он горит.

идеалов уже не будет. человек со мной рядом — свой.
я могу его долго слушать и веснушки считать рукой,
я могу позвонить некстати, я могу поступить на зло.
и неважно насколько «хватит». он особенный всё равно.

идеалов уже не будет, а вот свой человек — всегда.
мы друг другу родные люди, мы, как маленькая семья…

- обними и согрей, мой мальчик, мне не нужно теперь цветов
догадался что это значит? между нами с тобой любовь…






(с) Виктория Миловидова

соединяют смыслы небеса.
и не ищи обыденного смысла,
когда приходит время голосам,
которые рассеянно подвисли
на тонкой строчке теплого дождя
- потянешь строчку, и вода живая
летит, тоску смывая и ведя
- туда, где солнце к морю пришивают
пунктиром легким на короткий срок,
по меркам неба, малого сюжета.
и если ты сумел поверить в это
- ты никогда не будешь одинок.

так будет, так бывало испокон
- себя вплетая в бабочку поэтову,
реальный мир взлетал за ней легко,
дышал дождем и выживал поэтому.

а бабочка, с крыла стряхнув пыльцу,
была любой реальности к лицу.



© Дезирада

Мне сегодня счастье постучалось в двери,
Маленькое, незаметное. Ну в общем крошка.
Я сначала не могла поверить.
Боязно мне сделалось немножко.

Он пришел с сиреневым букетом,
Видимо сорвавших по дороге,
От него запахло теплым летом
Когда он топтаплся на пороге.

Мы жевали с ним конфеты до рассвета,
Целовались сладкими губами,
Вверх ногами к нам легла планета,
Что то дикое творилось между нами.

Он вдыхал мой каждый запах кожи,
Путал руки в волосах по плечи,
Он такой...на прежних не похожий,
Как и наш совместный теплый вечер.

Я так искренне боялась верить,
Как то стало боязно и колко.
Он открыл мои тихонько двери.
"Здравствуй моя радость! Я надолго!"






© Оксана Чехалина

Постараюсь не писать о плохом и грустном,
Надоело мерить жизнь зеленою тоской.
Это все зима-злодейка, чтоб ей было пусто,
Провела по чувствам-струнам снежною рукой.

Хорошо бы сочинить сказку новогоднюю,
Чтобы обязательно праздничный финал!
Сам себя не узнаю, не такой сегодня я,
Может с правильной ноги наконец-то встал?

Может принял вечером верное решение,
Или понял истины строгий алгоритм?
Главное, наверное – это настроение,
Им и наполняется жизни сложный ритм.

Впрочем, мне до мудрости, как до популярности,
Надо сказок сочинить маленький вагон!
Только вот боюсь, увы, не успеть до старости,
Стоит ли вообще тогда лазить на рожон?

Вопреки всему, стремлюсь, лезу неосознанно,
Веря с детства, что смогу стать "царем горы"!
Сколько счастья и добра по дороге роздано,
Сколько раздарю еще всякой мишуры…






© Laser

"О чём рассказать тебе в этом коротком письме…"
О.Аникина

В коротком письме расскажи мне, как падает снег,
А впрочем, какая нам разница, что написать…
Ну, хочешь, поведай шутя, как застряли в зиме
Твой стол у окна и накрытая пледом кровать.

Не важно, что вещи молчат, что они – натюрморт,
Два яблока, старая ваза, рекламный буклет…
Какой-то дурацкий, нескладный нам выдался год,
И даже не знаю, что сам напишу я в ответ…

Неясные тени, размытые жизнью цвета,
Пастельные краски, зажатые в тусклый багет…
…Но в самом конце напиши о любви и тогда
Я сразу увижу, откуда там падает свет!







© Смотритель Маяка

Спасибо за то, что ты есть в этом жутком мире,
где нас на развязках душ не спасет отбойник,
где градус любви будет выше в графе «покойник»,
а кучность скорбящей массы – плотней и шире.
Вернись в колею, я добавлю в мате корицы,
и даже попробую жить, как до нашей встречи.
Мне врач говорил, что стихи ни черта не лечат,
а только печалят наши немые лица...
Я буду послушной, а ты… просто будь на свете.
Моим безответным солнцем, моим плацебо,
чтоб я, каждый раз, поднимая глаза на небо,
светилась от счастья, как светятся только дети...


© Штуша-Кутуша

Что то вроде больной привычки,
Что то вроде, чуть больше дружбы.
Я с тобою сгораю спичкой,
Понимая, что очень нужен.

Я не смею признаться в целом,
Что твой взгляд изнутри съедает.
Но коснувшись горячим телом,
Я горю, нет...меня ломает.

Я чуть больше просить не смею,
Жизнь сама все разложит карты.
Если ты мой бронхит, то болею,
Проходя твои новые старты.

Набухают при встрече вены,
В животе ураган от счастья,
Ты конечно давно не первый,
Кто мои испытал объятья.

Но ты вроде страшней привычки,
Наше "МЫ" - не металл...бумажно...
Ты мой самый родной...кавычки,
Ты же рядом, а это важно...






© Оксана Чехалина

На границе миров ткал созвездия Старец, он молчал о Свободе, хоть цепи его страшных уз своих не размыкали веками... Он хранил в себе тайны, да ткал полотно.
Я искал в небе света, надежды, спасенья, я охрип от рыданий, стал жалок и сер. Мои жесткие руки цеплялись за Время, но увы, я спасти никого не сумел. Я пришёл к нему, чтобы улышать ответы, не надеясь уже, что они прозвучат. Я оставил земное, гордыню, советы, мол благими намереньями - только в ад.
Старец, что мне осталось? - Но старец не слышал. Для него были только эпохи, а я - лишь секундная мелочь, прозрачная крыша, сквозь которую утром сочится заря. Так смешно и жестоко - своё горе лелеять, и ходить с ним повсюду, сжимая в горсти. Иногда меня так накрывают потери,

Что не помню, что ты существуешь.
Прости.


© Хрустальная Марго

Гаснут к полуночи фонари,
Город до мерзости экономный.
Если стою у его двери,
Значит не дышится автономно.

А у меня всего два пути,
Каждый заведомо в чем-то ложный.
Если решилась к нему прийти,
Значит все очень и очень сложно.

Чтобы понять: ваш ли он человек?
Изобретать колесо не надо:
Если бы строить пришлось ковчег,
Вы бы кого посадили рядом?

Я бы — его, остальным — тонуть.
Так почему он сейчас за бортом?
Столько сосудов вплелось под грудь
Столько сосудов… а он — аорта.





(с) Златенция Золотова

лежать бы с тобой вечность и еще пару часов, выводить на спине узоры, писать стихи, отбрасывать челку со лба.
мне все кажется, это ты, вопреки стихиям, не пожалел для меня ребра.

(с) Эрин Брокович

Они не пишут, чтобы не пустеть. И не приходят, чтобы не увязнуть.
От красоты твоей осталась только треть. Смылась гуашь и отвалились стразы.
У дома дикий сад, за ним - обрыв. Бутоны красных роз, стальные зимы.
Там тишина молчит в тебя навзрыд, там время льётся кофе растворимым,
Чужими песнями отмерены года, когда ты в такт ступая каблуками,
Танцуешь маленьким осколком льда в наполненном надеждами бокале...

Они не знают, как ты, где ты, с кем. И не звонят, ибо не помнят номер.
По старым меркам ты отличный воин:
Лучше умрешь, чем боли сдашься в плен.


© Хрустальная Марго

смотришь в экран и видишь ее глаза.
всё, что читаешь - относится тоже к ней.
давишь в себе желание «по газам»,
чтоб через город и пропасть, где нет людей.
чтоб обнимать её снова, но кожа – лед.
чтоб говорить о прекрасном, но вместо – тишь.
эта война, меж вами, который год.
эта война которой… – зачем звонишь?

смотришь в экран, а имя горчит во рту.
если гулять, то мимо знакомых мест.
спросишь себя: «за что же? почти люблю…».
это «почти» и ставит на общем крест.
не было сил терпеть, а слова ножи.
ходишь распоротый заживо, много пьёшь.
ей ведь хотелось малого… покажи,
как ты стараться будешь, как все вернёшь…

только мечты-мечтами. а правды нет.
ей бы тебе о главном, но вместо – тишь.
в правой руке зажат проездной билет.
даже в войну ей нравилось, как ты спишь.
даже когда вы порознь, стихи – посыл.
смотришь в экран и плавится кожа век…
вот бы хоть раз ты просто ее спросил,
сколько способен выдержать человек.




© Ви Миловидова

Все на этой Земле грешны
И для каждого, свой час расплаты
Бумерангом вернется все то,
Что мы сделали людям когда-то…

Где-то сделали много зла
Шли без цели,бессмысленно жили
То, что главное было у нас
Не хранили и не ценили…

Где-то просто мимо прошли,
когда помощи нашей просили
Иногда…непонятно зачем,
Просто так слишком много грешили

Где могло быть нам хорошо
Просто взяли и дверь закрыли
По цветам прошлись в сапогах,
Что любовь и добро дарили…

Растоптали и ядом залили
Не жалели, терзали,губили
Безразличием своим сожгли
Души тех, кем мы не дорожили…

Все на этой Земле грешны
И для каждого свой час расплаты
Бумеранг все вернет нам от тех
Перед кем были мы виноваты.





© Анна Тури

Вечно-авантюристка,
я рубану сплеча:
«Как ты сегодня близко.
Ехать всего лишь час».

Близко. Всё время ближе.
Правда, хотя и бред.
Я тебя даже вижу:
вот ты вошёл в подъезд,

вот – отварил сосиску,
вот – отворил окно…
Как же ты, милый, близко,
как без тебя темно!

Курточная кулиска
тихо шуршит во тьме.
Как же ты, милый, близко –
близко стоишь ко мне.

Беглая переписка –
чудо и благодать.
Как ты сегодня близко.
Просто
рукой
подать.




© Ника Невыразимова

Безумно хочу написать тебе
Мы в одном городе
В одном сне.
И если почти не дышать - душа
Оставит тепло у тебя в руке.
Безумно хочу прочитать тебе
Хоть пару стихов. На моей земле
Проклятое утро под стук дождя
Не может вернуть одного:
тебя.

Сквозь плёнку мутнеет пожар зари,
Глаза закрываю - а ты внутри.
Я в трубку: "Ну хочешь - поговорим..."
А в трубке гудки. гудки.

Я врач безнадёжности, лекарь зим,
Усталость смывает весёлый грим.
И вот настоящая я - смотри,
Отводишь глаза:
Не та..
Оставь сигареты, езжай домой,
Из горла не вырвется волчий вой,
Мне жаль, что не вышло у нас с тобой.

Я справлюсь со всем сама.


© Хрустальная Марго

Я живу в отдаленном старинном монастыре,
том, что врос чутким сердцем под ребра крутой горы.

Я молюсь с прихожанами. Вижу нужду и грех. А ночами мне море поет обо мне навзрыд.
И приходит один, говорит мне: "Ты стар и глух, ты пленен в этих стенах, теряя по каплям жизнь". -

Монастырь багровеет, как будто вонзил иглу кто-то в небо, и кровь просочилась на этажи.

Я беру его за руку, "видишь, - твержу, - закат. Видишь, солнце ныряет в море мое, и в нем
из глубинного, чуждого, донного далека поднимается голос, проходит дверной проем.
Этот голос поет мне, и дышит, и говорит, проникает под плащ мне, струится за капюшон
и внушает, что мир у меня глубоко внутри - это все, чем владею я. Все, для чего я шел.
Вот мой дом, - говорю я, - вот ключ от него, держи. Оставайся и будь, ничего мне не говоря.
В этих стенах нет смерти, поскольку я сам есть жизнь;
Я - огромное сердце пустого монастыря".

... Каждой ночью, неся в себе сотни чужих пустынь,
изможденный, он медленно движется вниз с горы.

"Я спасаю, спасаю их в сердце своем, но ты..."

Он сливается с морем.
И море поет навзрыд.



© Лина Сальникова

Ничего такого, он просто спас однажды ее от холода,
От тактильного детского голода
и чего-то еще тревожного, нестерпимого.
Ведь не знал же никто, как ей трудно бывает зимами,
Как ей пусто бывает за сценой.

Он был сладким, тягучим, пущенным ей по венам –
Просто способом хоть что-то чувствовать, переменой
привычных сценариев, эдаким интермеццо –
Утренним молоком после прошлых специй.
Руками под кофтой его согреться.
Носами тереться.
Спеться.

Она улыбнулась, когда он сказал «ничего личного».
Ну не знать о нем, ну исключить его из программы.
Эти все звонки, шейные позвонки и ключи скрипичные…
Можно, допустим, съездить на месяц к маме,
Спрессовав всю тоску по нему до размеров спичечных.

Да, уехала, села в поезд – почти сбежала…
Ни звонков никаких полуночных, ни слез, ни жалоб –
В руках себя удержала.

Но с тех пор она всюду таскает его под ногтями,
В потайных карманах, меж строк и пропетых нот.
И не то чтоб она исходилась злыми страстями,
Ничего такого.
Просто он в ней живет.





(с) Елена Пуговкина

Мой человек умеет видеть звезды,
Но редко мне об этом говорит.
В душе поэт, но больше любит прозу,
Он знает все, хотя простак на вид.
Мой человек порой слегка печален
И прячет взгляд за ширмой облаков,
Тогда встаю я за его плечами,
Целую в бледность трепетных висков.
Мой человек смеется горькой правдой
И держит нараспашку свою грудь,
Он так умеет оказаться рядом,
Когда нет сил ни плакать, ни вздохнуть.
Мой человек так много-много значит,
Так много я могу о нем сказать,
Он где-то между счастьем и удачей,
Он очень глубоко в моих глазах.
И пусть за горизонтом будет старость,
И пусть мечты растают словно дым,
Но как бы эта жизнь не изменялась,
Мой человек останется моим.







(с) Аль Квотион

Над домами, домами, домами,
голубые висят облака -
вот они и останутся с нами,
на века, на века, на века.

Только пар, только белое в синем
над громадами каменных плит…
никогда никуда мы не сгинем,
Мы прочней и нежней, чем гранит.

Пусть разрушаться наши скорлупы,
геометрия жизни земной –
оглянись, поцелуй меня в губы,
дай мне руку, останься со мной.

А когда мы друг друга покинем,
ты на крыльях своих унеси
только пар, только белое в синем,
голубое и белое в си…




© Борис Рыжий