За импульсом первичного пинка последует привычка "чтобы было", и жрет вечноголодная строка пустые виртуальные чернила, пытаясь кое-как заткнуть дыру в кармане между будущим и прошлым, смакуя поцелуи на ветру и требуя лицо держать попроще. И как бы научиться не летать, и не подпрыгивать, что тоже отчего-то приравнено к недолгим, но полетам с желаньем поскорее приземлять, надеть узду, хотя верней - хомут и загрузить по горло дребеденью. И будни жмут, невыносимо жмут: дороги, дураки и деньги. Любовь живет в четвертом измеренье, поэтому лишь временами тут.




© Александра Инина

самое сложное – научиться молчать,
хотя это предельно просто:
на любое слово накладывается печать,
особенно – на риторические вопросы.

тугой тишиной захлебнуться и утонуть,
под веками красное станет белым.
представь: засыпаешь с трещиной во всю грудь,
а просыпаешься – целым.

(с) Ксения Желудова

Что желать тебе? Ветер в спину да склон покатый -
у любого идущего станет характер крут.

Я прочту за тебя молитву. Ну, а пока ты совершенно ничей, у меня тебя - отберут.
Я не против, пожалуй... Да нет, я совсем не против. Дай покоя тебе и насущного хлеба днесь...

Но, пожалуйста, на каком-нибудь повороте
обернись, на секунду задумавшись обо мне.



© Лина Сальникова

А в сентябре... наверно в сентябре
Когда нашёл, чего так долго ищешь
Мы научились проще и добрей
Побыть на полчаса
Другое - лишне...

Никто не ждал...
Вдруг просто сентябри...
Полковнику никто не пишет писем
Он, впрочем, ничего не говорит
И по дурацки от тебя зависим

*****

По осени, мой друг, поговорим
Вдоль по дороге, что приводит к дому
Где что успел - останется твоим
А не успел - достанется другому


(с) Андрей Пшенко

И этого хватило бы вполне,
Для музыки порой довольно ноты,
Но бесполезно думать, кто ты мне,
Ещё не понимая даже, кто ты...

Руки касаться, словно в первый раз,
Неметь на выдох, глупо улыбаться,
Пока за скобки одного из нас
Не вынесут, и не начнут с абзаца.

Кем я была доселе, кем ты был?..
Теперь стоим растеряны, как дети,
Пока одна из центробежных сил,
Не разомкнёт совсем объятья эти.

Но как тебя, мой свет, ни назови,
Пусть ничего с тобою не случится,
Пока мерцает свет моей любви,
Сулящей всё, чему уже не сбыться...


© Елена Касьян

Стоять под клёном, окрашенным в терракоту, касаться лбами, не знать, куда руки деть -
пиджак без карманов - сподобилась же надеть... Ну где же мы просчитались, скажи мне, где? В какой-нибудь единице? Десятой? Сотой?.. И что теперь?
До кофейни(зеленый чай, эспрессо, черничные маффины, зал курящий).
Все просто. Сидишь. Улыбаешься. Настоящий.
И я улыбаюсь. Заученная матчасть: смотреть в переносицу, не отводить глаза, не скрещивать кисти, затягиваться неспешно. Ты чуешь подвох, но подыгрываешь, конечно, и смотришь лукаво:
"Ребёнок... Ну что ж, дерзай, играйся, но я тебя вижу насквозь - умна, пытаешься быть рассудительной и циничной. Была бы актрисой - влепил бы тебе... "отлично". Но ты же, красавица, форменная шпана, ты бегала в стоптанных кедах гонять в футбол, латала коленки, кормила дворовых шавок, дралась с пацанами. Когда подросла, вдобавок, освоила навык быть женщиной. Слабый пол? Да ладно!.. Ты стала себе абсолютным злом, поверив, что мир без любви непременно рухнет. Ходила в чуть мятой футболке по чьей-то кухне, глотала таблетки от жизни - не помогло. Теперь вот играешь - дистанция, все дела..."

Ты прав, разумеется, пусть не во всех деталях, и знаешь, что где-то мы всё таки просчитались. Ослабили хватку, реакция подвела.
Но разума хватит, пожалуй, сыграть вничью, не ставя ни галок, ни прочерков в тайном списке. Семь цифр на салфетке. Прощание по-английски.


...достать зажигалку. Понять, что взяла твою.


© Ксения Кольт

Стройными строчками, жухлыми жертвами, кляксами горьких луж
Вновь заполняю фантомные прописи – файлы бессонных нот.
Боже, зачем ты придумал на старости звонкую эту глушь?
Не извиняйся. Такая ирония – радость наоборот.

Рваные джинсы. Заплаты на совести. Снова не по пути
С юркими, яркими – что с ними станется? – жаль, что поймут не все.
Клейкая правда щербатого августа ворохом паутин
Сохнет на паперти красного облака в голой своей красе –

Так на щеках багровеют пощёчины чьих-то разбитых грёз.
Не уживаются боль и гармония, как хохлома и гжель.
Просто иллюзия – злая, знакомая, словно соседский пёс:
Просишь прощения в колотом зеркале, а за спиной уже

Страшно счастливое зреет проклятие ласковой Лили Брик.
Лысое солнце ненужных кузнечиков катится под уклон.
Осень – моя биография памяти: вечные сентябри.
Эники-беники. Больше не чувствую. Вылилось – утекло.



© Майк Зиновкин

маршрут привычен - пролеты лестниц, писк домофона, асфальт двора.
(кому там может быть интересным подъем по графику в пять утра?)
подъем по графику, и привычно - включить компьютер, умыть лицо.
(на рожу в зеркале взгляд циничный). не нужно думать. в конце концов -
дорога в офис не так напряжна. а там начальство расставит нам
приоритеты. плетется пряжа... пустые судьбы. квадрат окна...
квадрат экрана (прямоугольник). из стука клавиш потоки слов...
а где то в мире - потоки крови, и время сыпется вниз песком...
плетется пряжа, и три сестрицы сплетут кому то красивый нимб.
ищи ответы, листай страницы у не сгоревших до срока книг.
такая карма - о прошлом память. хотя мост в прошлое часто жгут.
как много в миг очищает пламя. я в ожиданьи на берегу
бросаю камни... следы кругами от тех камней. а харона нет.
глупа привычка - играть словами. я на песке оставляю след...


© Сергей Грей

...чужое счастье кажется смешным,
да, я в него, по ходу, и не верю...
пойду напьюсь: в хламину, в стельку, в дым,
и дымом просочусь сквозь ваши двери...
поскольку быть собою пустяки,
то вечности узор строкой размножен...
вдруг, спрятанные в нише, сквозняки
качнут меня из узенькой прихожей
на лестницу, к портретам, на чердак...
и воздух может быть опасной почвой...
ты сядешь на кровати: всё - не так,
ну, ладно, пусть не всё, но что-то - точно...
здесь холодно, а рядом - горячо...
игра из детства каждому известна...
упрямым лбом уткнёшься мне в плечо
и я замру не там, где бестелесна,
а где-то на задворках у зимы...
обнявшись - мы могли бы отогреться,
но город твой хранит свои дымы
под рёбрами у каменного сердца...

...пожалуйста, спроси, спроси меня,
покуда речь весёлая, живая,
мол, дыма не бывает без огня,
а как же ты?.. а я, а я - бываю...


© Татьяна Пешкова

Вот смотрю на себя, и, знаешь, самой смешно:
вся свечусь, от крашеной гривы до пальцев ног,
улыбаюсь, за час предчувствуя твой звонок.
Был бы ближе - было бы чем забивать "окно"
между йогой, стрельбой и танцами...
Вместо крови под кожей жидкое серебро,
вместо сердца пташка певчая под ребром.
Помогало бы - я бы правда глотала бром...
Шесть часов по московскому. Двадцать минут в метро
до моей не конечной станции.
Прислониться к стеклу виском (холодней - висок),
не смотреть вокруг, имитируя полусон.
Эта жажда тебя практически невесома,
но когда она ложится под колесо,
сходит с рельсов любая правда.
Главной мантрой стало: "я тебя не хочу" -
сотни раз повторяла мысленно эту чушь,
не работает. Страсть агрессивнее прочих чувств -
и упрямых ломает. А, впрочем - молчу, молчу...
Сам подумай, оно нам надо?


© Ксения Кольт

Навеяно разговором с
подругой о карме и не только...

Ты бросай эти мысли – тебе с ними холодно-скользко,
Ты бросай их в костер полнолуния, пусть догорают.
Пусть согреют тебя, так от них хоть какая - то польза,
Не изменишь, не выправишь - бывшее не выбирают.

Не изменишь, не выправишь, и ни за что не приснится
Наша прошлая и позапрошлая злая судьбина,
Кем бы ты ни была там: четырежды царственным принцем,
Или гордым рабом, или рыжею кошкой рабыни.

Наше бывшее нам не дано, и из памяти стерто,
Наше бывшее где-то без нас, и закрыто для чтенья,
Ты ведь женщиной здесь родилась,- скоро сорок четвертый,
Так не помни, не надо! На что же еще воскресенья?

Может, было оно, это бывшее, злобно и слепо?
Ведь недаром коварна и ласкова здешняя карма...
Но мы встретились, нам повезло, так светло и нелепо
Только в сказках, бывает, везет, да и то дуракам…


© Алёна Лёшина

...И однажды будет солнце
в переходах, в перезвонах,
там, где сальто крутит ветер,
между мною и не мной,
где разметка "взлёт-посадка" на ладошках тополиных,
там, где облако как выдох,
там, где мостиком любовь.
Два протянутые рельса,
чьи-то руки или ноги,
и по ним с веселым свистом катит жёлтенький трамвай.
Рвут бумажные метели разноцветную планету,
я лечу, а ты болеешь:
в горле - кашель, хлеб и чай.
Мы нисколько не устали,
мы опять разводим реки,
и на кисточках повисли стайки рыб и поплавок.
На столе хромает вечер,
сохнут пятна на жирафе,
вот сейчас доклеим солнце и пристроим в окнах ночь.

Но когда проснёмся, будет...


© Ell

Ему при рожденьи обрезали крылья.
И мать, и отец – они были не против.
«Пусть будет как все».
«Да, пускай».
Порешили.
Они волновались немного, но вроде

Он рос совершенно нормальным ребенком:
Кормился, как следует, маминой грудью,
И пачкал, как все поначалу, пеленки –
Зародыш одной из бесчисленных судеб.

Он быстро взрослел, и однажды, под вечер,
Спросил, указав на неровные шрамы
(Спиной повернувшись, ткнув пальцем за плечи):
«Скажи мне, пожалуйста, что это, мама?»

Ответила мать: «Не волнуйся, сыночек,
Ты точно такой, как обычные люди».
Но он был умен, он читал между строчек,
Он очень хотел докопаться до сути.

Когда он всё понял (почуял скорее),
Он плакал три дня от тоски и бессилья,
А после, пуская воздушного змея,
Шептал еле слышно: «Верните мне крылья»...

Он стал по ночам забираться на крышу,
Гулять, закрывая глаза, по карнизам.
Ему всё хотелось повыше, повыше...
Знакомые это считали капризом.

Он жадно смотрел на летящие [близко!]
В шальных небесах журавлиные стаи.
Потом он исчез. Но осталась записка:
«Прощайте. Не ждите. Люблю.
Улетаю...»




© Гаййй

Пока в топлёном молоке плывёт, выплёвывая якорь
У раненых рябин, трамвай,
Я знаю осень.

Листопад уже отснят, но не проявлен.
Ещё не время бинтовать
Осиротевшие стволы, ловить отстрелянные гильзы
Да в ожерелье собирать.
Но наступает глубина и предлагает: залогинься.
И я уже её пират.

Случайный город за бортом едва дочитывает парус,
Как удаляется из карт.
На приручение души - четыре вечности и старость,
На память - небо расплескать.

Пусти меня к штурвалу, Джек. Во имя осени, я в доле.
Хотя на будущее, гад,
Будь осторожен и влюблён, когда загадываешь море
Приговорённым к берегам.


© Sterva

восьмёрка жигулей не бьёт восьмёрку бубен.
мазила, ёшкин кот, восьмёрка жигулей.
не плюйся в потолок, поскольку все там будем,
сведённые к нулю глотать наживку лет.

карманная мигрень игрива по субботам,
тогда она сдаёт пароли до туза.
а первый встречный пас особенно заботлив
о Боге и других, кого не доказать.

любовь да суета. по сути, обе дуры.
мы с ними не в ладах, чтоб пьяно говорить,
куда уходит дождь, в какие увертюры,
исследуя себя на честность и на ритм.

мы счастливы другим - бездоннее, бездомней,
до осени в глазах друг другу велики,
никем не прощены. поэтому не стоит
играть с календарём на деньги и стихи.


© Sterva

Пусть гневно лед в глазах сверкает,
И сердце каменно на треть -
Холодных женщин не бывает.
Бывает - некому согреть.
Не ожидая,не мечтая,
Живут, от жизни ждут атак.
Холодных женщин не бывает.
Бывает греют - да не так.
Что кутать плечи горностаем,
Когда в душе кромешный ад?
Холодных женщин не бывает,
Бывает - порох сыроват.
Без крыльев, веры и без стаи,
По веренице серых лет...
Холодных женщин не бывает.
Бывает, таять смысла нет...






(с) Злата Литвинова

Будешь идти отчаянно невредим
сквозь шепот и белый ветер моих листов,
мимо всех болей, былей, всегда один, собой измеряя, насколько велик простор
зимы у меня внутри, где твои следы - единственный знак, пружинящий легкий звук...
И будет кружиться в воздухе белый дым, ложащийся под чернильную синеву.
Я - проводник. Я хранитель и проводник. Там, где у слов нет права срываться с губ,
дело не в них, невредимый, совсем не в них.

А в том, сколько раз я еще без тебя смогу.



© Лина Сальникова

Если не верить, то, может, не сбудутся,
Чьи-то чужие мечты хороня,
Мёртвая осень, кривая распутица,
Манная каша продлённого дня –
Мимо прошаркают улицей замшевой,
В дом не зайдут: не почуют вины.
Только начнут у прохожих выспрашивать.
Только прохожим они не видны.

Жёсткому венику ссорой насорено,
Жёлтыми листьями устлана даль.
Снись понапрасну ненастными зорями,
Первым теплом из груди пропадай –
Вряд ли неверие это замолится
Болью ненужной, увядшей травой.
Только на сердце – калёным – глаголица.
Только из горла – простуженный вой.

Если не верить, то можно не чувствовать –
Просто зашторить сухие глаза.
(Эта ли доля желалась без устали?
Эту ли сказку забыли сказать?)
И равнодушно – пустую безделицу –
Выронить душу в негаданный снег.
Только зачем-то по-прежнему верится.
Только не в лучшее. И не для всех.



© Майк Зиновкин

"Ах, боже мой, а дальше что?.."
Е.Горбовская







...у счастья нету брода -
тони или плыви...
но колокол свободы
гудит-гудит в крови
набатом перекрестным,
и в сердце столько слов,
вернувшихся из места
с названием "любовь",
стоящих слишком гордо
у каждой запятой,
с затянутой у горла
итоговой чертой...


© Татьяна Пешкова

Это сентябрь...
Так раз в год бывает
Питерский кайф - заболеть простудой
Неизлечимой

Я помню в мае
Каркала ты, что болеть я буду

Вот и накаркала желтых листьев
Вечных дождей, что пройдут едва ли
Календарей, где простые числа
Нас одолели и повязали

Каркай ворона
Смешная птица
В городе серых, промозглых улиц
Где не заснули мы - не проснулись

Всё что накаркаешь - всё случится

***

В лужах ботинки, в ботинках лужи
Каркай
А я...
Я умею слушать


© Андрей Пшенко

было утро. и, щёку сонно отлежав на его плече, ты вникала в его резоны, и понять не могла зачем, там где вычурных слов не надо, на себя уже не похож, сквозь игольное ушко правды он, шутя, продевает ложь. в чемодан уложив одежду, не спешила закрыть замок, словно этот замок надежду, тихо щёлкнув, обрезать мог. ты искала всему начало, как дорогу на свет вода. ты, прощаясь, ему прощала все не прожитые года. а потом у закрытой двери, пустоту подперев плечом, ты молилась своей потере и не думала ни о чём, кроме ставшей чужой постели, на которой подушки в ряд без тепла его сиротели в жадном холоде октября. ты ночами с ума сходила, заплетая раздумий нить. ты в измене искала силы, но сумела ли изменить?..
жизнь наладилась понемногу. слёз не стало. что есть, то есть – время лечит и, слава богу, а иначе хоть в петлю лезь. но рассудок устроен мудро, а у сердца свои слова и, когда подступает утро, от бессонниц едва жива, ты как та, с берегов итаки, закрываешь глаза и ждёшь...

боги тоже умеют плакать.
вот и нынче с рассветом дождь.


© Ник Туманов

Осени тревожные звоночки:
шесть коротких дней до октября
пробегу от запятой до точки,
под ноги нарочно не смотря.
Рыжих листьев ветреная свита
Шепчет: "жизнь любой любви длинней"

Я последней буквой алфавита
для себя останусь в этом дне.


© Ксения Кольт

Послушай, выпиши осень мне,
да так, чтоб осень по швам трещала,
когда ни голоса больше нет,
ни сил творить ее изначальной.

Вторые сутки так хлещет дождь по ржавым, вдоль рассеченным кронам,
что, кроме звука, уже не ждешь, что осень что-то еще обронит.
Когда у города ни костров, ни права памяти поименной,
шестое чувство мое остро, но вот без слова выходит мертвым.

Послушай, выпиши осень так:
под мокрой бронзой идет мужчина,
в глазах которого - страсть и сталь
осенней злости, что приручима.



© Лина Сальникова

Подумай о светлых. Кто они, если тень -
их продолжение? Что это может значить?
Возможно, что канувший в гибельной темноте
был светом, который просто не смог иначе.



© Лина Сальникова

Тысяча сто иголочек вьются под нёбом теплым с рифмами пополам
Чуть приоткроешь губы – воздух упруго лопнет и упадет к ногам
Шариком сдувшимся,цвета осени ,честное обнажив .
Слово к тебе.Не бойся его,держи
Вот оно,между пальцами - рыхлое,как щербет,
Мягкое слово. Душистое- свежий хлеб
Яркое – мед и солнце
Простое – «да»
Нежное – мама
Святое – её рука
Громкое –Боль
Тихое - снег и сон
Честное – жажда
Злое - седой висок/мамин,конечно/
Вечное – не она
Обыкновенное – утро на проводах
Невероятное – детство
Моё - июль,тысяча сто иголочек и-люблю.


© Кесслер Оксана

В чёрный список судьба заносит,
холодит лунный свет. Зима.
Но гуляет по строчкам осень,
узнавая себя. Сама
не своя от обильных метелей,
всё стучится в мой гиблый мозг:
ты же слышала звуки свирели,
наводила полночный мост,
фонари из бумаг зажигала,
чтобы путнику - посветлей...

Я опять начинаю сначала -
поднимать паруса кораблей.


© Лариса Чистотина

Эй, прохожий! Пожалуйста, помоги. Научи меня с правой вставать ноги, подставлять лишь достойным свое плечо, видеть смысл в глупых выкриках ни о чем, различать где влюбленность, где просто страсть, как по краю по самому - не упасть, как не делать долгов, не копить обид и иметь всегда самый счастливый вид.

Научи узнавать хитрецу и ложь, унимать силой мысли немую дрожь, когда рядом - коснуться могу рукой, но всегда его взгляд обращен к другой. Расскажи о пустынях и миражах, старый тайнах, припрятанных в гаражах... Им любые скорости по плечу. Я б уехала, знаешь... Но не хочу.

Научи меня, слышишь? Простой урок - говорить что-то важное точно в срок, не жалеть об упущенных шансах впредь, да и в общем спокойно себе стареть. Строить дом под надежной защитой скал, чтобы кто-то, как прежде, меня искал... Чтоб родители верили в жизнь мою, чтобы дети росли не в чужом краю... Научи постепенно, минуя страх, видеть счастье простое в своих руках.

Научи слышать важное в мелочах, видеть солнце и греться в его лучах, даже если уже под дождем промок и до цели добраться сейчас не смог. Научи забывать про него, когда между нами - и время, и города. Этот вирус, я знаю, неизлечим. Но не думать - пожалуйста! - научи...

Ты когда-то просил "Научите!" сам, приходилось и ждать, и в сердца стучаться.

Подари мне инструкцию к чудесам - они что-то никак не хотят случаться...


© Анна Кулик

Возьми все тексты, собой измерь их, найди того, кто отныне прав…
Приходит ярость в обличье смерти и держит за руку до утра.
В тумане сна над полями стаи да перебор верстовых столбов.
И в том, как ты меня убиваешь, есть что-то большее, чем любовь.


© Кот Басё

Партизаня, шептали подпольные клички,
доверяли друг другу до дна, целиком.
В кулаке у судьбы были спрятаны спички.
Иногда она тыкала в нас кулаком…

Не бойцы. Не умели держать дисциплину,
забывали про каску и бронежилет.
Было сколько-то спичек – коротких и длинных.
Почему нам казалось, что выбора нет?

И, всей грудью поймав неожиданный выстрел,
оседая на жёсткий холодный бетон,
я пытаюсь сказать: «Мне не больно, я быстро,
ты не думай, не мучайся этим потом!»

Звёзды медленно-медленно гаснут на небе.
И разжался кулак, и рассеялся дым.
Как же вышло, что вытянул ты этот жребий,
этот горестный жребий –
стрелять по своим?




© Ника Невыразимова

Ничего, ничего, я уже не в тисках и не в путах.
Но однажды случилась такая тоскливая полночь,
что я жала все кнопки на всех попадавшихся пультах,
вызывала пожарных, полицию, скорую помощь,
задыхаясь от рвущего горло застрявшего смеха,
но никто не приехал.

Я не знала, что делать, когда, как при гриппе, колотит.
Я пыталась увидеть тебя и глаза закрывала.
Но увидела двор – ленинградский облезлый колодец,
и дома-сундуки, и один – с чердаком и подвалом,
кто вошёл бы туда, тот немедленно сразу бы вышел,
а на крыше, на крыше…

А на крыше торчала дурацкая лестница в солнце.
Для кого, для кого – для тебя, для меня, для икаров…
Я смеяться смогла – в первый раз со времён кроманьонцев.
Нам оставлена лестница. Это и благо, и кара.
Так с тех пор и смеюсь, хоть пока ещё с хрипом и свистом.
Ты держись там, держись там…




© Ника Невыразимова