если день не с тобой - то он прожит зря.
я не знаю ни кто я, ни что со мной -
за тобой через камни, леса, моря,
только дай убедиться, что ты живой.

только дай убедиться, что ты не сон,
не исчезнешь с приходом дневной звезды.
и клянусь, что во имя богов всех времен
я тебя сохраню от любой беды.

от огня и воды, и от злых ветров,
от печали и боли в твоей судьбе...
я из тысяч лежащих в пыли дорог
выберу ту, что ведет к тебе.

я к тебе прилечу через ночь и страх,
а устанут крылья - пойду пешком.
чтоб себя увидеть в твоих глазах,
чтобы стала ночь самым лучшим днем.

если люди вокруг отвернутся от нас,
если кто-то мне в ужасе крикнет "стой",
я в лицо рассмеюсь им осколком фраз,
отвернусь и уйду от них вместе с тобой.

я в дождливый день разведу огонь,
а в пустыне тебя напою водой.
через бездну тебе протяну ладонь -
заклинаю тебя. только будь со мной.


© Гелла Белоусова

Однажды ты встретишь Лето, рыжее и смешное, с губами, как у ребенка, сладкими, словно мед. Лето с тобою будет и в счастье, и даже в горе, но быстро проходит лето - и от тебя уйдет.
Ты будешь долго верить, что скоро оно вернется, пускать золотые тени в квартире своей пустой. И будет тебе казаться, что в небе погасло солнце, но скоро ты встретишь Осень - и обретешь покой.

Осень задумчивым взглядом читала тебя, как книгу, знала, что будет дальше, от горя могла сберечь. Но не было в ней загадки, не было в ней интриги - только забота, мудрость, и волосы ниже плеч.
После разлуки с нею ты сменишь и дом, и город, и будешь бояться рыжих, как в детстве дурного сна. Вокруг тебя будет пусто, внутри тебя будет холод - но скоро тебя согреет пришедшая в дом Весна.

Ты будешь плести ей косы, вплетать в их пшеницу маки, она будет петь тебе песни и снова учить мечтать. Но в книге ее любимой, о знаках и зодиаке, написано - несовместимы...и снова ты будешь ждать.
Но если Весна уходит - то больше ее не встретишь, и ты будешь греться ромом и замерзать от стихов. Пройдет где-то около года, и может быть, ты поверишь, что можно влюбиться снова лишь в запах ее духов.

Зима не придет к тебе в гости, не встретит тебя улыбкой, но взглядом ее темно-синим ты будешь сожжен дотла. И тенью пойдешь за нею, и жизнь твоя будет пыткой, сладостной терпкой болью и жаждой хоть капли тепла.
Все в ней тебе ненавистно - и слишком холодные руки, и белые длинные косы, и речи из колких слов. Но нет в этом мире большей и режущей сердце муки - не слышать ее дыханье и запах ее духов.


© Гелла Белоусова

Ты знаешь, это совсем не странно -
печатным шагом по свежим ранам.
В финале одной неизвестной драмы
её героиня сказала так:
уж лучше пусть боль раствориться в виски
и номер окажется в черном списке,
чем бесконечно строчить записки,
и потихонечку привыкать.
К тому, что номер обычно занят,
что он ключи оставляет маме,
а не тебе, как бывало ране,
чтоб раз в неделю полить цветы.
Что письма ждут его под табличкой,
без адресата - с пометкой "Лично"
и, впрочем, было бы все отлично,
когда бы их отправляла ты.
Что он, уклоняясь от поцелуя,
вдруг шепчет, что страшно тебя ревнует,
что Бог ему в жизни послал такую,
а он ее, верно, не заслужил.
И ты начинаешь плодить догадки,
листать блокноты, звонки, тетрадки...
И вдруг понимаешь, как это гадко -
вторгаться с порога в чужую жизнь.

Тогда эти раны болят иначе,
чем если застукать вдвоем на даче,
и даже удара больней... Тем паче,
когда столько времени - в пустоту.
И если он просто сказал, прощаясь,
что вдруг испарились любовь и счастье -
ты тихо уходишь, не возмущаясь.

Уходишь и ищешь свою мечту.





(с) Анна Кулик

Мой напарник - исконный, породистый одиночка;
шрамы, перстни, наколки и седина в висках.
Ничего, на самом-то деле, не помню точно,
до сих пор не пойму, как стала ему близка.

Мой напарник знает, откуда здесь дует ветер,
где зимуют раки и где они ждут весны.
С ним непросто шутить, в особенности о смерти.
Он не носит ножа, так как знает, что делать с ним.

Рядом с ним я щенок, восторженный и нелепый,
карамельная девочка в шёлке и кружевах.
Так он смотрит в мои глаза и сбивает пепел,
что не знаю, как я вообще до сих пор жива.

У него высокие скулы, стальные нервы, -
но в груди цветут эдельвейсы,
крылья режутся за спиной.

Помню, я была чьей-то женой, и почти примерной;
он сказал -
"бросай это дело, идём со мной".


(с) kaitana

О чем же тебе рассказать, если каждый вдох
прочитан тобою верно, совпал с моим?

Иногда корабли выбирают неверный док. Иногда старый грешник честнее носящих нимб.
Если ты засыпаешь с кем-то, - совсем не факт, что и он засыпает с тобой, не желая тех,
кто не рядом. Бывает так, что при свете фар видно хуже, чем в самой дьявольской темноте.
Что сказать тебе, если, о чем мы ни говорим, - это меньше, чем тишина, за которой - мир?
Иногда мир становится вовсе необозрим, но всегда умещается между двумя людьми.

Я не знаю того, кто не прав, кто - не проводник, в ком сокрытый ответ на действительность не готов.

Я не знаю того, что не делает нас одним.

Я лежу в темноте и слушаю каждый вдох.



© Лина Сальникова

Равновесие - не то, что кладешь на чаши,
а способность все это держать центровой оси.

Как "твое" и "мое" превратилось однажды в "наше", я не знаю, поскольку забыла Его спросить.
В этом нет никаких обещаний любить до гроба. В этом нет ни намека на жертву, на боль держать.
И спасибо, что мы так счастливы были оба, что когда вспоминаешь, совсем ничего не жаль.

Я привыкну стоять руки врозь, не менять местами и на каждой ладони удерживать целый мир.

Обещай просто, что когда мы вдвоем устанем,
ты мне скажешь одно только тихое "обними".



© Лина Сальникова

Ты пишешь, и пишешь, и сразу стираешь,
и кружками кофе глотаешь без меры.
Слова не даются. А где ты был раньше?
Какие тебя посещали химеры?
Какие тебя уязвляли ехидны?
И стало ли лучше? И стало ли сладко?
…А я никогда не умела быть хитрой,
и в целом полно у меня недостатков….

Ты пишешь и злишься, бумагу кромсая,
ты рвёшь её рьяно на мелкие части…
Я твой адресат. Я стою на вокзале,
вцепившись в багаж прошлогоднего счастья –
без ручки сундук, он бинтами обмотан…
Слова тяжелы, как бетонные сваи…
Ты пишешь… Отправь уже, что ли, письмо-то:
я твой адресат.
Я почти выбываю.




© Ника Невыразимова

мне без тебя почти уже хорошо.
раны рубцуются
[нитки-иголка-шов]
нью-ухажёр на красном лихом 'пежо'
струны души настроил
на до-мажор...

струны души натянуты так, что ах!
часто фальшивят
[но только совсем слегка]
то, что слегка выходит за берега,
новый бой-фрэнд исправит!
пока. пока!

он не такой как ты, всё наоборот.
лобик расшибла - бац! приложили лёд.
холит-лелеет-боготворяет-ждёт.
но...
мне без тебя не спится который

год...



© Алиса Альварес

однажды, по рассеянности, дверь
забудешь укрепить на вечер клюшкой…
Она войдёт и примется андрюшкать –
одна на миллион [от силы две]

Она войдёт раздетой и босой
в распахнутое сердце, до упора,
назначит пионером, волонтёром,
а через пару месяцев – отцом…

и лучшие из лучших пролетят
под знаком водолея,
летом кельта…
от счастья на все сто по фаренгейту,
от жизни пятьдесят на пятьдесят
остынет меркантильная мадам –
когда-то босоногая девчонка,
и навсегда поселится в Печёнках
под вывеской «недорого продам»


© Альванди Маэртис

Он говорит - глаза мои черны
Что паруса на подступах к Итаке.
Оракул шлёт нам денежные знаки,
Мол, не было ни Трои, ни войны,
И всё абсурд, и всё бардак и блажь.
Нежны объятья Сциллы и Харибды.
И, если верить заголовкам кривды,
Важны не паруса, но такелаж.
[такая лажа]
Цель вполне ясна.
Никто не хочет знать на самом деле,
Как я ходил за тридевять постелей,
Как черпал явь у самой кромки сна.
Прошла бы ты хоть раз весь этот путь
От смерти до разбитого причала,
И, может быть, хоть как-нибудь скучала
И, может быть, ждала б хоть как-нибудь.

***

Она твердит - глаза мои светлы
Что звёзды над отрогами Памира.
Пока ты обходил свои полмира,
Я тоже отрывалась от метлы
И шла в зачин. И некому пенять,
Что в радужном кольце елейной скуки,
Так радостны нечастые разлуки,
Что дети
[через раз]
не от тебя.
Пожил бы ты под этой белизной,
Не знающей краёв туманной ширмой,
Где нота сердца сделалась обширной,
Тоска оседлой, боль невыездной.
И сам бы стал, что тайна, не решён.
И был бы рад любой надежде куцей.
И может, перед тем как не вернуться,
Хотя бы раз случайно не ушёл.


© Adonatti

А, в общем, может и получиться
понять друг друга и притереться.

Так путь блестит, показавшись чистым, когда дождями омоет рельсы.
Так - за секунды- ты сходишь с них же, решив пожить, - и проходит поезд.
Так время смысл на леску нижет, тебе вменяя все новый поиск.

А мы подумали и решили, что все меняется постоянно.
Что мы сложнее, границы - шире, а то, что нам представлялось явным,
вполне могло оказаться ложным. Мы вдруг застыли - и стало ясно,
что вместе слишком бывает сложно, но в одиночку - совсем опасно.
Поскольку тот, кто ушел в печали, не хочет слышать, что скажет разум.
Но сколько страшного не случалось, когда его догоняли сразу
и уверяли, что станет легче, что все уладится, вместе - лучше.

Не время - теплое что-то лечит от тех, кто станет любить и слушать.

И мы решили, что мы упрямы, нам хватит сил, нутряной закалки.

И вот от рельсов уходит Анна.
И не выходит к ним мистер Каркер.*
_____
*мистер Каркер - персонаж романа Диккенса "Домби и сын"




© Лина Сальникова

Мы молчаньем заслужили заговорить, мы не жили – тянули жилы в календари, мы канаты вили из времени в пустоте, научились терпеть и полночь, и ясный день. И сейчас начинает случаться, происходить. Покатился клубок, за ним потянулась нить. Отмолчали полгода, дыхание задержав, и уже появился Путь и пора бежать. Собирайте тетради чистые в рюкзаки, нам теперь с руки и с красной писать строки, и не ставить точек, ручьем проливая речь, и кого захочешь – того между строк беречь. Нам даровано раздолье, зеленый свет, каждый день наш будет свят и благословен.

Потому что по движенью небесных вод мы умели знать, что с нами произойдет.


© Кот Басё

И я тебя целую сквозь года... Целую, забывая привкус неба, что раньше оставался на губах. Ведь память оставляет только небыль. Ведь память ретуширует сперва - оттенки кофе, градусы объятий, захочешь - помнишь нежные слова, захочешь - лишь голгофы и распятья. Я тебе улыбаюсь сквозь года - я помнила /о, боже/ как красив ты, я не желала лучших никогда, я складывала из стихов молитвы, плела дорогу трудную к тебе и от тебя - лишь тоненькую нитку.. я словно акробат прошла по ней, ты слёз не мог сдержать, а я - улыбку.
Дорогой трудной счастье долетит, и сядет на плечо тебе, мой славный, а я сквозь лет незыблемый гранит шлю поцелуй воздушной переправой. А я, оставив, больше всех люблю, храню слова, признания и взгляды. Я о награде небо не молю. Ведь память - моя лучшая награда.


© Хрустальная Марго

из половин не склеишь одного:
цените миг, когда вы есть едины -

напополам разбитое стекло
навеки остаётся половиной..


© Эль Твит

Когда изнутри грызёт тебя злобный зверь,
И рвётся наружу - пускай! я готов терпеть:
Любовь - когда
в тебе ровно столько дождей -
Сколько во мне сухих океанов и рек.

Давай перестанем ловить посторонний взгляд,
Куда уж там душу, и тело под ним не согреть.
Любовь - когда
в тебе ровно столько тепла,
Сколько во мне его, к сожалению, нет..

Это ли счастье воистину дарит свет?
Верен ли путь, где в нас не вонзают ножи?
Любовь - когда
в тебе ровно столько же бед,
Сколько однажды я бы сумел пережить.

И пусть я бываю с тобою и зол и не мил,
И счастья во мне не более, чем беды:
Любовь - когда
в тебе ровно столько молитв -
За сколько простит меня Бог... и ты..


© Эль Твит

И хочется порой прогнать тоску, сложить все книги в пыльном коридоре - Набокова изящную строку хранить как бабочку, уснувшую в неволе... Забыть Гомера, Цвейга, Малларме, и Гессе не читать как "Отче" на ночь, и мир простой увидеть в глубине простых вещей, помноженных на жалость к себе, к нелепым будням, к тишине... К тому, что мы безумны, если смертны - мелодии, звучащие во тьме, пока дрожит игла на круговерти пластинки старой, вторящей всегда двум сёстрам одиноким и усталым - Любви и Смерти /что для них года?/, когда всей музыки, в ночи звучащей, мало.
Корабль построен, бьются паруса /я путь земной прошёл до половины/... И я не прост, и ты не так проста, как нам хотелось - разве мы повинны, что в нас живут и Данте и Вийон, что любим мы иначе, чем другие, что живы мы, как флаги тех времён, где ноющей не знали ностальгии.
Прости же мне не вечность и тоску, и проповедь, звучащую надменно, и то, что я по-прежнему люблю мой книжный мир любовью суеверной: не потерять ни мысли, ни строки пока я жив - пусть все они в дозоре, звучат во мне, пульсируют в крови, когда тебя целую в коридоре.


© Снежный Рыцарь

Уйдут слова, когда устанешь жить,
Лепить богов по образу чужому -
И, глине голубой не дав остыть,
Богов однажды выгонишь из дома.
И грозными их будут имена,
И близкими казаться будут лица,
И тайны колдовства и ремесла
Тебе вовеки могут не открыться.
Но, задохнувшись вдруг от тишины,
В себе услышишь истину впервые,
Придут слова, что страха лишены,
Вернутся боги, повзрослев в пустыне.


© Снежный Рыцарь

Держала монетку ладонь - да теперь разжалась,
и звук разреза'л мне слух острием кинжала.

Хотела не пить, да такая сушила жажда, что, встретив тебя, я не выдержала однажды.
Теперь я иду к тебе, мрак мой, совсем бесстрашно, прими меня, объясни мне, что было раньше,
что сделала темнота с моим сердцем - слышишь? - осенним и громким, что я становлюсь все ближе?

Мое наваждение терпкое, сладкий сон мой, скажи почему все другие проходят сонмом
неузнанных и неважных, а ты, далекий, наполнил меня, словно воздух, осел на легких
такой непомерной тяжестью никотинной, что вот я несу тебя, подчинена инстинкту
искать, сохранять, вынимать из себя по слову, самой становиться удачнейшим из уловов?

Я стала бы пулей - догнать тебя прямо в сердце, тебя бы ждала таким же - не отвертеться,
вставать во весь рост, принимать тебя даже смертью, которая призывающего - отметит.

Монетка еще не легла, все кружит со звоном, а я уже знаю, я чую, что ты - дозволен.

И звон этот прочим кажется тихим плачем
по нам, одержимым, кто вряд ли бы смог иначе.



© Лина Сальникова

Время способно рушить и созидать.
Любовь даже павших на дно поднимает вверх.

Империи гибнут, но строятся города, из праха упрямое дерево тянет ветвь.
То и другое у сердца всегда носи, цени настоящее, прожитых не зови.

Чтоб справиться с тем, что ждет нас, мне хватит сил.

Хранить нас во времени - хватит моей любви.



© Лина Сальникова

Под утро город причудлив, как сон Дали. Дома плывут, как темные корабли, фонари мерцают из-под земли, вырастают в ряд, поднимаются выше крыш и горят, горят. Мы идем сквозь лучи цветные, внутри изогнутого стекла. Ты забираешь то, что я тебе отдала, такие у нас дела, а по сути, нас соединяет с изнанки бессонный час. И так прошивает накрепко – весенним воздухом, в ровный шов ложится все, и нам становится хорошо, и город нам подошел, и сплелись пути. Ты знаешь каждую улочку – так веди. А я буду тебя держаться и говорить. О том, как теперь уже не порвется нить, о том, как внутри звенит, если так смотреть, о том, как ты побеждаешь любую смерть. У нас не было рек иных, кроме времени и вина, мы погружались в них и всегда достигали дна, они были желанны так, как желанна жизнь.

Мы идем. Нам светят звезды и этажи.


© Кот Басё

Неправда… Отрекаются, любя…
Вытаскивая острые занозы…
Устав от непрерывного дождя…
В котором одиноко прячут слёзы…
Устав от бесконечного «понять»…
От рифм ненужных и бессонниц стылых…
Душе устав нелепо изменять,
Терзаясь памятью, что «это было»…
Конечно, отрекаются, любя…
Чтобы себя спасти… Добра желая…
И, отрекаясь с болью, уходя,
Ломают крылья и скользят по краю…
Не правда… Отрекаются, любя…
Роднятся с одиночеством привычным
В стране с названьем серым «Без тебя»…
И всё волшебное становится обычным…

Карета – в тыкву, Золушке – метлу…
Передник - вместо сказочного платья…
И – шагом марш – в печальную страну,
Храня в воспоминаниях объятья…
Лишь башмачок хрустальный – как укор –
Стоит на подоконнике без пары…
Кастрюли, стирка… Глупой сказки вздор.
Всё было ясно... с самого начала.
Поверьте… Отрекаются, любя.





(с) Татьяна Зубова

Спасите детишек Донбасса
От армии, что предаёт…
Там мальчик с четвёртого класса
Погиб, ведь стреляют в народ…
Там дети сидят по подвалам,
Привыкнув к обстрелам ночным…
Увы, Украины не стало…
Остался чернеющий дым…

Спасите детишек Славянска…
Верните им детство назад…
В АТО подло купленной адской
Погибло немало ребят…
И срочников всех обрекая
На смерть ради власти своей,
Вас небо накажет, я знаю,
За слёзы отцов, матерей…

Спасите детей Краматорска…
Политики, встаньте как щит…
Направьте кровавое войско
На вас… тех, кто в Раде сидит…
У нас террористов немало —
В столице при галстуках… Да…
А ложь правде в спину стреляла,
Бомбила во всю города…

Спасите детишек Донбасса
От Бени — слуги сатаны!!!
Он смотрит на нас, как на мясо
И жаждет кровавой войны…
А смерти друг другу желая,
За мнения, что не сошлись,
Вы сами страну разорвали,
И в плен лютой злости сдались…

Спасите мою Украину
От тех «патриотов», что злом
Страну превратили в руину
И скачут на горе людском…
Спасите от телеканалов,
И купленных лживых вестей…
Увы, Украины не стало…
Спасите донецких детей!!!






(с) Ирина Самарина-Лабиринт

Моя девочка, в город вступают войска.
Ночь темна, и покуда звезда высока,
Нам безропотно ждать окончанья времён –
Кто сегодня любим, тот наутро спасён.

Моя радость, зима захватила вокзал.
Почему нам об этом никто не сказал?
Вот уснули деревья со стоном во рту,
Вот беснуется ветер от нас за версту.

Вот на каждом углу выставляют конвой.
Кто сегодня любим, тот наутро живой.
Вот последние листья ложатся ничком.
Моё сердце, давай говорить о другом.

Как под городом дышит живая вода,
Как попарно обнявшихся минет беда,
Как вдыхая туман между первых снегов
Ночь заботливо прячет своих беглецов.


© Елена Касьян

А дорожной саги, по мне, и дороже нет,
компас сердца - самый надежный и самый строгий.

Мир у края обочины тоже, похоже, нем, как и ты, ранним утром вышедший на дороги.
Бесконечная память идущих за край земли параллельными курсами, чтобы пожить сначала.
Мы так долго в пути, но теперь целый мир болит, с каждым шагом пружиной сжимаясь между плечами.
Холоднее любой, кто любовью был обожжен. Ты мне вольным и дорог, носящим от воли шрамы.
Под губами моими ты, корчась, как под ножом, не становишься ближе, всегда оставаясь равным.
Выбирая из прочих сомнительных полувер веру в то, что сменяется болью любая нежность,
мы, как дикие, пьем друг друга, пока рассвет не отнимет нас друг у друга, едва забрезжив.

Я всегда отпускаю, умея не привыкать, перед новой разлукой куда-то девая руки,
чтоб не трогать тебя. Ты уходишь, из рюкзака достаешь одиночество, пьешь из бутылки с узким
длинным горлышком. Луч освещает дорожный шов. Поцелуи мои ты стираешь глотками влаги,
точно зная, что нам было дьявольски хорошо.

Это больше любви в нас, скитальцах дорожной саги.



© Лина Сальникова

О чем я буду тебе писать? Во тьме рождаются чудеса, среди болот и слепых огней, среди стволов и змеиных нор, они рождаются из земли, они однажды уже смогли, а кроме них ничего и нет, и я, и ты, и они – одно. Когда ты знаешь, куда идти, не ищешь правильного пути, любая тропка сквозь топь и гниль тебя приводит к иным мирам, когда ты знаешь, за что гореть, тебя отпустят и тьма, и смерть, ты сам себе и клубок, и нить, насущный хлеб и престольный град. О чем я буду тебе писать? Ты научился все видеть сам, ты знаешь, здесь, в глубине ночей, из камня в ржавой оправе вод идет такой негасимый свет, что чащи нет и печали нет, и чудо спит на твоем плече, а ты боишься будить его.


© Кот Басё

устал я петь…устал я пить…устал…пора в дорогу…
о шкаф в прихожей обопрусь в шузы пихая ноги…
алло…такси…зелёный глаз…полцарства за коня…
пусть этот блюз когда-нибудь найдёт в тебе меня…

куда иду?..зачем иду?..иду…пока идётся…
монетка вещая ребром зарылась в дно колодца…
вопросы высятся стеной ответы заслоня…
пусть этот блюз когда-нибудь найдёт в тебе меня…

пустая ночь…пустой рассвет…пустой…зеро в косухе…
истошный вопль тишины неуловим для слуха…
от гнёта стужи одурев потрескалась броня…
пусть этот блюз когда-нибудь найдёт в тебе меня…


© Шарль С Патриков

Слова закончились...

Точнее...
пара фраз
еще осталась, но к чему? Кто их услышит?
А сам с собою? вслух? Не в этот раз...
Я этой пьесой до предела выжат,
почти.
Прости, кончается завод,
желанье что-то говорить – всё меньше.
Уход в молчанье – это не уход
куда-то в даль,
где нет любимых женщин,
где нет вина, где по ногам метёт
позёмка и совсем не видно солнца.


Уход в молчанье... – всё-таки уход.
Трудней, пожалуй, тем, кто остаётся...






© Docking The Mad Dog

Понимаешь потом, что всего не сказать словами.
Пережитого просто так из груди не вынешь.

Я ношу в ней такое, что больше не остывает, но снаружи сжимается - и остается ими.
Слишком узкими, чтобы вложить туда всё, зачем я. Недоступными, чтобы на ощупь учить руками.
Все, что чувствую я - цепь безвыходных заточений, невозможность извлечь ничего из сердечных камер.

И все тысячи слов, неспособные стать ключами, еле слышно звенят: неподобранно, грустно, ржаво.

Я люблю тебя так, что пружина замка разжалась,
только то, что за дверью, - реальность не умещает.



© Лина Сальникова

Не лезьте в зеркала
Оплакивать морщины, —
Разденьтесь догола,
Целуйте плоть мужчины,
Который положив
Уста на ваши чаши,
Прекрасен тем, что жив,
Целуя тайны ваши.
Божественны права —
В любви купаться, в неге
Живого существа,
Чьи влажные побеги
Питает благодать
Витающего духа!..
А счастьем обладать
Нельзя, где чувство сухо.
Дай Бог на склоне лет
Вам лирикой невинной
Продлить большой секрет
В два раза с половиной!
Сказать, что это – бред,
Нельзя при всём желании…
Такой большой секрет
Для маленькой компании.





(с) Юнна Мориц

Знаешь, Господи, я сгораю,
Дай мне силы на год вперёд:
Отработаю, оправдаю,
Просто влей в меня тягу к раю,
Будто я - опустевший шот.

Намешай в меня солнца, Боже,
Пусть оно потечёт в крови,
Пусть сияет в глазах, как то же,
Что на небе.
И скажешь, может:
"Я люблю тебя, лишь живи".




© Анна Легаева