Здравствуй, дружище. Жгучие были сутки
у меня, лишенца, страдальца и шрамосчета,
когда я с тоскою влюбившейся проститутки
бредил, его призывал, умолял о чем-то.
С подобным-то сердцем жить глупо, а сдохнуть рано, -
и ходишь таким, неприкаянной мокрой псиной
бежишь от прохожих зализывать боль и раны,
и даже завыть вот об этом - невыносимо.
Упрямая гадина... Я про любовь, дружище.
Чем бы ни вытравил, как бы внутри ни выжег, -
она оживает, и снова ты ласки ищешь,
опять приползая к тому, кем ты был унижен.
Таким себя даже я тут впервые вижу:
тянешься, будто голоден, мучим жаждой,
просишь, гипнотизируешь "Ближе, ближе...",
Веришь любому "когда-нибудь" и "однажды".
Будь я моложе, так я бы, наверно, запил -
помнишь, как встарь, нараспашку и в подворотне?
А нынче от боли, как будто от ярких залпов,
я щурюсь и чую: усмешка скривила рот мне.
Мол, эй, старина, потягаемся с этой дрянью,
давай - кто кого - пусть попомнит, кто тут сильнее!
И я, как баран и юнец, уже насквозь ранен,
опять уступаю горячке и - леденею.
Поскольку там - тренированный лед. Южане,
такие, как мы, ничерта его не осилят.
И я до костей промерзаю, но продолжаю
игру, о которой гордость меня просила.
Так что, дружище, могу тут и сдохнуть, прежде
чем повидаемся, слишком он, черт, опасен.

Постскриптум. Да черт с ним! Увидимся. Там же, те же.
Приедешь, и выпьем, дружище.
Твой верный Рассел.




© Лина Сальникова



Письмо Расселу




Читаю тут "Троянок" Еврипида, тоска такая за душу берёт...
Положим, иногда я тоже пидор. Но люди, Рассел, все-таки зверьё.
Века меняют платья и обличья, а приглядишься пристально, порой,
и в человеке, в общем-то приличном, увидишь столько дряни - хоть зарой.
Такой тебе оттуда глянут рожей из корочки культурного вранья,
что "господи, неужто мы похожи? не надо, боже, только бы не я
читал в глазах пронырливых героев, убийц красивых, вежливых Атилл!",
на городишко глянешь - вот и Троя, но Ахиллес ещё не приходил,
и вот - живут. Куда я Рассел, двинусь? Куда я дену списки кораблей?
Копейный конь глядит в любую спину... Ты пить ещё не бросил? Так налей -
на кой нам мёрзнуть, если мы, южане, как тот Кассандру тащащий герой,
за кем ни шли б, куда б ни уезжали, трагедию всегда берём с собой?


© Бином

А теперь выпадает такое лето,
словно это не лето - иная жизнь.

Луч скользит по спине земной, будто лента, - подхвати, на запястие повяжи.
Осознай, что случайно под небом замер - до заката каких-нибудь полчаса.

Ощути, что мы больше не исчезаем - остаемся во взглядах и голосах.

Наши тени легки под небесной тканью. Наши руки сильнее, чем в прошлый раз,
чтоб держать, чтоб держаться за них, пока не отступит навязчивый, вечный страх
быть собой, обещать, ошибиться в чем-то, но зато обрести себя и сложить.

Это лето нас примет, как нареченных,
словно это не лето - иная жизнь.



© Лина Сальникова

теперь мне пишет твой двойник... похож... и почерк, и чутьё, и нежность та же в каждой строчке, и те же две причины для упрёков - забывчивость и хОлодность в колючих многоточьях.

он скуп в признаньях, он - не ты... в глазах простуженный февраль, на пальцах иней, и не хватает, скрытых в каждой строчке, рифм... он не скучает или не умеет...

и в этих отзвуках тоска, и мне бы разменять предчувствия на слепоту, поверив в реку, что допустит дважды... прости, но слишком холодно в придуманной любви и неизменно... неизменно страшно...


© Виджани

ты даже не представляешь, как я скучаю, упрямый странник, любимец лихих ветров,
мне даже ветры рассказывает ночами, как ты ладони греешь у их костров,
а я-то помню, как спится мне в тех ладонях, как мне щекою к твоим припадать плечам,
и запах ветра в моих волосах утонет, когда ты скажешь: "да, девочка, я скучал"
когда губами виска невзначай коснешься, когда молчание хрустко сомнешь рукой...
я кожей чувствую дни, когда ты вернешься -
домой.

ты даже не представляешь, как я умею молчать о тебе - как о главной из странных тайн,
как я люблю тебя (здесь ты читай - жалею), как я люблю тебя (здесь вообще не читай),
как я подбираю слова для тебя и травы, вплетаю в подарки... как бы тебя согреть?
мы так одиноки и так упоенно правы. а если бы были счастливы хоть на треть,
от тех высот, что наша сулила встреча - да к черту ее, дурацкую правоту...
вот видишь, я даже в этом тебе перечу -
и жду.

ты даже не представляешь, как я устала. справляться с реальностью, мерзнуть и воевать -
мне снится ночью, что теплое одеяло - не ткань, не материя - руки твои... как тать
прокрадываюсь к тебе, чтобы чувствовать запах сонный - любви, дороги и ветров ночных лихих -
и губы опять стремятся к тебе влюбленно и бродит под кожею то, что потом стихи,
растягиваю минуты до новых странствий, и силюсь запомнить как это: быть с тобой.
мне двадцать часов слишком мало в твоем пространстве,
любовь.


© Марта Яковлева

ты ждала меня — было время. ухожу, оправданий нет.
никогда не ходи за теми, кто принес море слез и бед,
улыбайся и верь мне: будет в твоём доме опять весна,
так бывает, не могут люди вдруг сойтись и прожить до ста...

обнимай и пиши стихами, мне до старости их не знать,
не ходить за тобой со словами, что когда-то вернусь опять,
я рисую твои портреты, ты прекрасна, упреков нет.
умоляю, ответь мне, где ты, это длится с десяток лет,

я хожу за тобой по кругу, я кричу, и не слышно слов,
я, пожалуй, останусь другом — видно, мужем ещё не готов,
пусть тебя обнимает ветер: слышу запах твоих волос,
продолжением станут дети — помолись, чтобы это сбылось,

проводи меня до рассвета и к прощанью зажги свечу,
поклянись, что исполнишь: это - что я больше всего хочу,
обещай не скучать за "нами", эта пьеса — ещё не финал.
и почаще пиши стихами... я б до старости их читал.




© Мария Островская Карауш

стоят альбомы на пыльных полках.
замер мир в океане из пустоты.
я разбиваюсь на сотни осколков,
и в этих осколках лишь ты.

лишь ты в пении птиц перелетных.
лишь ты в силуэтах, песнях, домах.
лишь ты в уютных квартирах и окнах.
лишь ты в недосмотренных снах.

только губы шепчут о прошлом,
о былом говорят глаза.
мне мало тебя, и, знаю, ты тоже
вернуть всё пыталась назад.

но силуэтами уходящих
жизнь измеряет длину предела.
и, разбивая себя на части,
я буду счастлив. как ты хотела..







© Владимир Понкин

дождь трогает меня за кожу щёк
и шепчет неразборчивое что-то.
а вечер сыт и сумрачно сгущён,
и, как клубок, практически размотан –
до твоего сакрального «пока»,
до этого дождя из хмурой тучи,
где вечность – ровно двадцать три гудка
в кромешной тьме чужих благополучий,
где слово – это бог, но бог не-мой –
последней сигаретой тлеет в блюдце.

а сны висят неровной бахромой,
и остаются с-нами. остаются…
пора и мне.
уже давно пора –
забытый чай остыл. простыл. прости нам
такие же, как этот, вечера,
гостившие в неприбранной гостиной,
остывшим чаем пролитые на
тепло твоих врачующих ладоней,
где мне всего полвыдоха до дна,
и дождь – солёный.



© Майк Зиновкин

вот так и жить, как будто ничего
не происходит в мире, только ливень
врывается в окно, нетерпеливо
раскачивая жизни вещество.

вот так и жить, как будто ни тебя,
ни прошлого, но лампочка и книга,
слова и свет. а прочее безлико,
не в фокусе, и пиксели рябят.

вода и ветер, что еще, скажи -
штрихи стихии за вагонной шторой...
ничто своей не делая опорой,
вот так и жить, как будто просто жить.


© Аникина Ольга Николаевна

Море шептало как сладко в твоих руках, море тушило закаты, и мир погружался во мрак, меня же несло на волнах в какую-то из четырех сторон света. И сколько бы я не пыталась не думать об этом-но в тебе столько света, сколько и нет в моих ледяных рассветах. И когда накрывает бессонница и затихает шторм, ты плывешь ко мне парусником, ты плывешь ко мне сказочным кораблем. И в глазах твоих столько света и столько тепла. Пусть нас волны качают. Пока ты держишь меня в своих руках.


© Ветервлицо

Кто-то пальцы кладет на клавиши, как на…
Нежно нажимая одну и ту же, одну и ту же. В мастерской занавешены окна, стучит, конечно, мокрый бисер в стекло, со звоном ссыпаясь в лужи. Желтый ветер разнуздан, дерзок, шумлив, не понят, треплет раму чердачную, скоро лишит рассудка. Накрывает промозглым Питером сумрак комнат,за запястья берет изломанность переулков, наглых пальцев дождя и безудержных одиночеств, вдохновения, нежности, крепости и печали. Только ночью...
Благословенной ночью
ты меня прижимаешь, даже не замечая.


© Лебедюга

За гумном свивается в полотна
Белой ночью белая метель.
Полный ветер из напевов соткан
И мягка у пьяного постель.
Душно стало в низенькой избушке
Под жужжанье желтых веретен...
За окном стрекочет колотушка,
А в избушке непробудный сон!
Вышел я к метели на задворки,
К песне ветра буйной и живой —
Не беда, что на ногах опорки,
Что стою с открытой головой.
Встретил вьюгу песней на свирели.
Завихрился во хмельном чаду...
За метелью волчьи сны горели,
Волчий вой накликивал беду.
И пускай свивается в полотна
Белой ночью белая метель, —
Я из ярко-светлых песен соткан,
Я покинул душную постель.


© Алексей Тверяк

Меня зароют не на дальнем острове,
А в номерной могиле для бомжей.
Мои любимые, не ставшие пасёстрами.
До похорон найдут себе мужей.
Ну, не мужей, так точно уж любовников,
Чтобы в Жур - фикс, от страсти трепеща,
Трещать без умолку и подливать половником
Заботливо коронного борща,
И радость, затаённая и вящая,
Кагором растечётся по душе-
Ведь счастье ценят только приходящее,
Забыв про рай в огнившем шалаше.

Но память, и дотошная и дошлая,
Возьмётся за былого перебор,
И будет с "Беломором" мерять прошлое
На кухне в ночь шагами командор.
Затихнут звуки в вышитом переднике,
И будут, наказаньем бытия,
До собственных кончин страдать преемники,
И мучаться молочные братья,
Изранены моей любви обломками,
Разрушенный налаживать свой быт.
Вам не забыть меня, да и потомками
Ваш дон Иван не будет позабыт.


© Бойков Игорь

там, где осень давно перестала грешить постоянством
прикурить второпях от разломанной нервами спички
и под самыми ребрами, сжатыми кольцами транса
затянуться, как выстрадать, запахом той электрички

ты права -
расстояния вряд ли имеют такое значение
чтобы ими болеть, задыхаясь ветрами и скрипками
даже нам, не умеющим жить параллельно течению
можно так не скучать - до истерик, до сжатого крика

ты права -
можно просто дышать горьковато-непрожитой осенью
согревая дыханием ноты отыгранной встречи
и смотреть как заснувшие листья с гримасами проседи
очень медленно падают вниз на опавшие плечи

там где осень давно зажигает все спички о нервы
переслушать ремейки тебя в облетевших аллеях
ты права -
можно ждать не спеша, каждый стук принимая за первый
только жаль, что я так никогда, никогда не сумею









© Пьяный Ливень

Уже не будет мир, как прежде.
Одесса - символом улыбок,
Футбол - простой мужской забавой,
Коктейль - изысканным питьём.
Жовто-блакитная безбрежность
Теперь покрыта чёрным дымом -
Хатынь в коричневой оправе...
Плодится жадное зверьё.

За миллионы грязных денег,
Бросая камни из ,,за пазух,,
Под ,,москаляку на гиляку,,
Толпа бесчинствовать идёт
Без угрызений и сомнений.
Мне страшно, мама! Ты ни разу
Не думала, что в этой драке
Сиамский брат другого бьёт?

Переводить через майданы
И с украинского на русский
Не просит нэнько сына, плача.
Давно затих седой кобзарь.
Старик закрыл лицо руками:
Зачем я с той войны вернулся
Как победитель? Зря всё, значит?
И по щеке скользнёт слеза...

Твердят ,,Москва слезам не верит!,,
Всё это бред. И сердце стынет -
Опять очередная новость
Приходит сводкою с войны.
Душа от страха роговеет,
Когда слепую Украину
Фашисты в яр сгоняют, в пропасть...
Молю ,,спаси и сохрани,,


© Сахара

А потом я запомню тебя иначе.
Одиноким, но, в общем-то, не одним.

Нам даются такие, кто предназначен проходить с нами путь от седых равнин
до седых облаков острия вершины, где почти забываешь про суть земли.
Если что-то и было несовершимым - значит, мы с тобой этого не могли.

Так выходят под зиму - вся сила в лапах,- далеко позади оставляя кров,
прогонять через мощный сердечный клапан загустевшую в венах тоску и кровь
те, которые вечно больны охотой, те, кто этой охотой все время пьян.
Потому не хороший ты, не плохой ты - просто точно такой же. Такой, как я.

Нам, способным держать себя возле края и не знающим больше других забот,
слишком точно известно, что мы играем и рискуем всегда и во всем - собой.
Я тебя не могу понимать иначе, чем бегущим - от смерти на волоске -
слишком умным, чтоб все объяснить удачей, слишком близким, чтоб быть мне теперь никем.

Мы, крещенные снегом, ведем добычу, лапы вязнут в равнинном сухом снегу.
Да, я вряд ли тебя полюблю обычным, потому что тогда я себе солгу. -

Нам даются такие, кто предназначен нас от нас же самих каждый раз хранить.

Ты - ничей. Но запомнишься мне, - а, значит,
все мы здесь одиноки, но не одни.



© Лина Сальникова,

Нет ничего, кроме времени в пальцах Тибра,
ловящих дыхание ветра, сквозные тени.
Путь мой единственный, свет мой, который выбран,
Я повторюсь в тебе множеством совпадений.
Все остальное, бессвязное, - в Лету канет,
станет неслышным, неважным, ненастоящим.
Все, чего ты не касался легко руками -
не оживает. Искавшие, мы обрящем
веру друг в друге. Я вижу весь мир, пока ты
всегда остаешься рядом, неосязаем:
в каждом булыжнике города, под закатом,
чьи алые губы так много не рассказали -
лишь тронули пинии выдохом поцелуя.
Станешь огнем, оживляющим тень пещеры,
чтобы, когда, догорев, превращусь в золу я,
снова разжечь меня в пламя ладонью щедрой.

Нет ничего, кроме памяти рук, а, значит,
Тибр играет временем в тонких пальцах.
Путь мой единственный, свет мой, нельзя иначе:
мы расстаемся, бессильные разлучаться.






© Лина Сальникова

Журавли заснули на земле,
Оставляя перья среди кочек.
Я люблю дыханье тополей
И березы крохотный листочек,
Сумерек весенних смутный бред,
Кваканье бесстыдное лягушек
И земной сверкающий рассвет
Посреди полей, а не подушек.
На земле проснутся журавли,
В небо унесется клич щемящий...
Я люблю простой цветок в пыли -
Весь земной, до боли настоящий.




(с) Елена Балашова

Досадно – не предусмотреть,
Кому ты первый и последний,
Кто лучше приготовит снедь,
Кто смысла здравого наследник.

Ты появлялась всякий раз,
Как бы входящая на царство,
И в уголках смешливых глаз,
Таилось скрытое лукавство.

Какой художник рисовал,
Тебе причудливые тени,
Когда искала идеал
Себе в шкатулке сновидений…

Спи лежебокой до утра,
Пока дожди не разбудили,
Пока безмолвствуют ветра,
О том, что не договорили.

Зима грядёт, туманна даль
И Новый год не за горами…
Издаст звон вычурный хрусталь,
За всё, что не было меж нами.







© Владимир Мугинов

За горой, в глухом распадке,
У стремительной воды,
Заживу своим порядком
И запутаю следы.

Может, кто и заскучает
Обо мне, изведав грусть…
Может быть, не одичаю,
Как отшельник и вернусь.

В перекате вод, придонно,
Где весёлый скачет блик,
Явит залежь халцедона
Тёмно-красный сердолик.

Проживу не унывая,
Сам себе отмерив срок,
Прядь появится седая,
Серебром блеснёт висок.

Бес в ребро ударит круто
И расслабишься чуток,
И припомнишь на минуту
Всё, что в памяти сберёг.

Собираясь в путь обратный,
Нацежу на посошок
Капель с донышка, остатних…
Ссыплю камешки в мешок.

И при первом же свиданье,
Созерцая светлый лик,
Промолчу, и в оправданье…
Протяну лишь сердолик






(с) Владимир Мугинов

Посидим,
у настоящего попросим остановку.
Погрустим,
Листая в памяти блокнот календаря.
Словно сон,
Вплывает вечер. Может, было понарошку...
Старый дом
И блики веером на стенах от огня,
В печке треск,
С поленьев жарко разливается истома
И кипит
у дров берёзовых пахучая смола,
Скрипнет дверь,
Войдёт в фуфайке тёплой бабушка с мороза,
Принеся
В ладонях сухоньких бидончик молока.
Так тепло,
Спокойно мне под лоскуточным одеялом
Задремать,
Вдыхая запах испечённых пирогов,
Так легко,
Казалось нам, перечеркнуть судьбы начало
И сбежать
На самый дальний из запретных островов.
Посидим…
Мы книгу памяти откроем с первой даты,
Погрустим,
Что наша юность вслед за детством унеслась.
Пусть летят…
А дети снова наполняют чудесами
Старый дом,
Где веселятся громко и смеются всласть.







(с) Ольга Дивинская

Улыбнись же всему, что вело тебя в эту даль.
Обними тех, кто выдержал, дай им, чего так ждали.

Каждый путь от себя - путь к вершине, всегда туда, где ты будешь один, отрешенный, немой скиталец.
Постигая черту, понимаешь, что жизнь права: задающий вопросы - готов получить ответы.
Оставляй же таких, с кем ты больше не оживал, пусть они никогда не узнают с тобой об этом.

Камни скользкие, у вершины характер крут. Находить могут все. Путь учил пережить потери.
И когда ты дойдешь до верха - замкнется круг, и останутся только те, кто терпел и верил.
Если понял, о чем я теперь тебе говорю, обними их, решивших не бросить, и улыбнись им.

Цепь следов пролегает от прошлого к январю,
и встающее солнце наполнено новой жизнью.



© Лина Сальникова

Если ты не жил, что ты можешь об этом знать?
Как в последний час дитя обнимает мать,
как в огне и пепле надежда ещё сильней,
как светло на небе, когда ты под ним на дне?
Что ты можешь знать о том, как из многих слов
выбирать вслепую - добро оно или зло?
Как легко мы падаем и нелегко встаём,
как любая мелочь застит нам окоём,
как влюблённые держатся за руки до зари?..
Если хочешь быть богом - родись. А потом умри.


© Петелина Мария

разговор по душам – иностранное словотворчество.
мимо на юг улетают месяц за месяцем.
всю неделю прождав воскресенья, сижу в нем, и мне ничего не хочется,
даже элементарно повеситься.

сижу, как китайский болванчик «пожалуйста, помоги мне»,
но остерегаюсь формулировок точных.
ресницы последней травы на рассвете подернулись инеем.
и осень уходит молча.


© Лебедюга

Не скажу, что жизнь нещадно била,
Хоть и не безоблачной была.
В детстве меня бабка не любила -
Ни одной конфетки не дала.

Нелюбовь ее была глубока
И была превыше ее сил.
Нелюбовь ее была от Бога
Потому, что нехристем я был.

В ней жила до смерти в Бога вера,
От нее ее не отвратить.
И меня - подростка -пионера
Все в нее пыталась обратить.

Я ж, язык ей показав с порога,
Убегал, икону сняв опять,
А она вослед: "Побойся Бога...
Бог за это может наказать...."

Лишь теперь узнал я, словно новость,
И мой пыл безбожия угас:
Вера в Бога - это вера в совесть.
Сколько же безбожников у нас?

И моя душа вдруг загрустила,
Вспомнив мои прошлые дела.

...В детстве меня бабка не любила -
Ни одной конфетки не дала.






(с) Владимир Молчанов

а о тебе не выходит прозой. сколько сценариев ни пиши.
поочередно сменяют грозы радугу смелой моей души.
и остаются под куполами. это ли метка других миров?
сердце стареет, стареет мама, а у меня не хватает слов,

чтобы всё высказать ей, себе же. чтобы покаяться, но когда?
пусть твоя доченька спит в манеже, будут смиренными города.
пусть круглосуточно солнце светит, если устанешь идти в ночи.
я навсегда за тебя в ответе, а почему… не найти причин.

знаешь, над храмом летают птицы, а под ногами не тает снег.
я никогда не любила принцев, что до тебя…признаю, во сне.
а наяву мы едва знакомы. ближе не станем, увы и ах!

я никого не любила кроме,
тех, о которых
пишу в стихах.






© Виктория Миловидова

Будешь помнить меня сумасшедшим и злым,
и кровящим под взглядами словно под плетью.
Человек, разрезавший любые узлы,
я на шее своей узелка не заметил.
Будешь помнить меня - ни отвлечь, ни прочесть,
ни поверить в мою нерушимую слабость,
рассмотревшего мир, потерявшего честь -
ни заткнуть, ни железом, ни словом не сладить.
Будешь помнить меня? Навсегда-навсегда,
словно мы не поэты - обычные люди?
Я, беспомощный, всё-таки нас угадал
в паре строк переплетшихся лаской аллюзий.
И когда увезут меня в горний приют,
где таким, говорят, ни больниц, ни полиций
даже если полюбят, забудут, убьют...
передай мне, пожалуйста, ручку и листик.


© Бином

Не моя вина, что звучит кимвал, что в ладони со звоном танцует медь. Я хотел бы от нежности изнывать, я хотел побеждать темноту и смерть, исполнять пророчества, быть лучом, освещающим путь твой среди холмов. Только я по-прежнему обречен из людских языков выбирать немой. На немом языке отшумит война, и наступит мир, и пройдут года, ибо имя этому – тишина, и она не закончится никогда. На немом языке не поет любовь, нет ночного шепота, жарких слов. На немом языке говорит любой, кто смешал однажды добро и зло. Выбрать слово, из тысячи отыскать, покатать его, как обол во рту, но отныне голос не отпускать в эту страшную тихую пустоту. Это слово – в горле глухая боль, от которой больше не уберечь.

На немом языке говорить с тобой, проклиная дар, приручивший речь.


© Кот Басё

Не печалься, милая Джен, и никого не жди -
вчера принесли письмо, и снова не от него.
Где-то, возможно, солнце, у нас же опять дожди.
Где-то, возможно, счастье. У нас же опять ничего.

Не плачь, дорогая Дженни. Он жив, он конечно жив.
Пойми, что туда, где он, не дойдет ни одно письмо.
Это одна из тысяч не нами проигранных битв.
Джен, никого не жди. И хватит смотреть в окно.

Дженни, зима не вечна. Скоро наступит лето.
С моря, земли и неба сойдет ненавистный лед.
Все преходяще, Дженни. Скоро пройдет и это.
Только пойми, что он
никогда
к тебе
не придет.


© Гелла Белоусова

Иногда я тебя ненавижу. За те имена,
Что не дал мне, за нежность, которой делился с другими.
Проходя по запутанным улицам старого сна,
Погружаюсь в прошедшее... там, в отлетающем дыме
По-иному сегодня видны и слова, и дела.
Только разве способны они изменить хоть минуту
Завершившейся жизни? Бесстрастная тусклая мгла
Застилает дорогу. И кажется мир почему-то
Слишком серым и плоским — как будто его рисовал
Неумелый художник, забывший палитру и кисти.
Сквозь обломки машин обесцвеченный лунный опал
Усмехаясь, глядит, на обвалы незыблемых истин -
Вот таков он, мой город. Безмолвно чернеет вода
В обмелевших каналах. Стена цвета старого мела -
Подбираю обломок, безвольно пишу: «Иногда
я себя ненавижу — за то, что иной не сумела
Ни казаться, ни быть...» И пускай я все та же во сне,
Что и раньше - немного наивная, злая, смешная.
Но проснусь и скажу: «Это только штрихи на стене.
О которых, прости, ты уже никогда не узнаешь.»


© Алина Марк

Качалась осока, качалась и пела,
и, словно по краю стекла,
прозрачная лодка над озером белым
почти неподвижно плыла.

Над лесом, растущим из донного ила
скользила пустая ладья.
Я медленно, медленно взгляд отводила,
за тенью её не следя,

куда её, сонную, воды относят,
причалит у берега - где...

...И замерший контур,
без ветра, без вёсел,
на белой холодной воде.


© Аникина Ольга Николаевна