Эта белая гладь, эта снежная плоть, эта зимняя острая суть, я вагон, я стекло, я поля за стеклом, я закат, заплутавший в лесу. Я тела обнаженных до блеска берёз, я воронья смола на ветвях. Умирают - всерьёз, воскресают - всерьёз, а потом не всерьёз говорят. Нет таких языков и таких толмачей, чтобы выдержать этот удар. Быть легко /но зачем ты, зачем ты, зачем?/ легче только не быть никогда. Я, рождённая в зиму, совпавшая с ней, я, живущая в тысячах тел, - голубая вода, всеобъемлющий снег, идеальный в своей чистоте. Поезд тянется, словно серебряный шов под надзором мигающих ламп.

Так зачем ты/
зачем ты/
зачем ты пришёл?

Кто ты там, за границей стекла?




(с) Кот Басе - Светлана Лаврентьева

Сегодня мы провожаем 2020й. Провожаем, уже зная, что новый год продолжит его дело. И это неплохо, нет. Это означает, что у нас – скучных взрослых, которых в школах готовили к работе на предприятиях с 9 до 7 и пенсии с кроссвордами – есть шанс увидеть реальную смену эпох в космическом масштабе. Есть шанс стать героями самого невероятного фильма, позволить себе прожить часть жизни свободными, загадать и исполнить самые смелые мечты, оказаться в удивительных местах и встретить невероятных людей.
Нас с детства учат, что за все нужно платить. И это правда – жизнь держится на балансе. Но у нас есть выбор – за что платить и в какой валюте.

Можно заплатить здоровьем и свободой за скучные годы в унылых декорациях, можно заплатить смелостью и доверием за дорогу, полную приключений. Можно купить лишнюю вещь, а можно – заветный ключ от двери к счастью. Можно считать лайки в соцсетях, а можно обнимать живых любимых людей.

Люди боятся быть свободными, потому что «цена слишком высока». Но никто не считает, сколько бесценных моментов жизни он отдает в обмен на страх, ограничения, условности, иллюзии и маски, за которыми не различить лиц.

В канун нового года я желаю каждому сделать правильный выбор. Правильный лично для него. Найти свою дорогу, вернуть свою силу. Это почти невозможно в толпе, этому нельзя научиться на курсах и тренингах, про это не купишь книжку.

Единственный человек, который может изменить вашу жизнь, - это вы сами. И Вселенная будет вам помогать – если сделка будет честной.

Уходящий год у многих забрал что-то ценное – близких, стабильность, любимую работу или перспективы, на которые очень рассчитывали. Под бой курантов подумайте: за что вы заплатили? У вас есть кредит доверия, внесенный аванс, на что вы хотите его направить?

Вернуть все «как было» не получится. Мир изменился. Но в новом мире больше шансов обновить свою жизнь.

О чем вы мечтали в детстве? Какие книги любили? Что хотели изучать на самом деле? В каком месте жить? Каких людей встретить?

Это важные вопросы. Самые важные...



(с) С любовью, Светлана Лаврентьева

Из всех иллюзий я люблю одну: иллюзию подвижного пространства. Когда ты возвращаешься из странствий, но не домой, а дальше - в глубину. Когда идешь из вечной темноты туда, где счет берет свое начало. Для нас такая точка - у причала. Прошло сто лет. Построили мосты.

Залив вечерен, вечер полон птиц, паром дрожит и дышит черным дымом. Как ты тогда была необходима - частица «не» в моем «не отпусти». Большой проспект, троллейбусы в депо, июнь - и юным, нам не выдать словом святых часов, чей механизм изломан и время искажает до сих пор. Сиди со мной, смотри издалека на сталь воды, на выцветшие камни. И никуда меня не отпускай: мне так сложно будет повод отыскать. Мне будет больно - годы, за чертой, в чужой стране, за всеми рубежами. Как жаль, что мы с тобой не возражали, друг друга заполняя пустотой. Сиди со мной, фантом моих побед, моей свободы легкое дыханье. Ошибки исправляются стихами, стихи опять достанутся тебе.

Залив вечерен, тонкая черта разделит небо нам - на до и после. Здесь кажется, что ничего не поздно, но слишком поздно оказалось там.
Мы повзрослели так, что этот порт нам впору. Что ж, плыви, «Анастасия».
Мы ни о чем тогда не попросили.
Поэтому ты нас не подождёшь.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Все порывы души упираются в немощь тел.
Ты потом напиши, той ли участи ей хотел,
ту ли долю ей выбрал, когда раздавал слова,
что пророчил ей, когда ее целовал?
Твоя девочка выросла, полно в неё играть.
Пеппидлинныйчулок, разбойница и пират,
забияка, проказница, умница, егоза.
Время выйти из тени и главное рассказать.
Милосердный Отче, галактический старожил,
где ты взял эту боль, что однажды в неё вложил?
Сколько шрамов, храмов, препаратов, передовиц
ты оставил в наследство вместо своей любви?
Нет ни зла, ни печали, ни весточки, ни звонка.
Тридцать лет я качаю твою девочку на руках.

В небесных льдах застывшие корабли.

У собачки боли, у девочки не боли.




© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Мы сегодня всю ночь не гасили огня, чтобы Санта нашёл и тебя, и меня, и наш дом среди прочих похожих домов, и родителей наших, и даже котов. Мы сидели, носами прижавшись к стеклу, и смотрели на смерть, и глядели во мглу, и боялись, что Санта собьётся с пути: он идёт в темноте совершенно один. Мы держали свечу и читали стихи, мы кричали в лицо переулкам глухим, замерзали, болели, слабели к утру, только каждый упрямо твердил: «Не умру». Мы не видели света, следов и мешка, ни конфет, что подбросили иcподтишка, ни бумаги цветной, ни волшебных картин. Но мы точно уверены: он приходил.
Потому что мы живы, и скоро рассвет, потому что ещё продолжается век, потому что сдаются и смерть, и беда, потому что он с нами – сейчас и всегда.
Видишь: Санта нашёл и тебя, и меня, пусть ты взрослый, но все же, попробуй понять: он услышит любого, кто к чуду готов.
И родителей наших.
И даже котов.



© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Любимый мой, жестокий, но родной,
мой старый, слабый – диабет, Альцгеймер,
то в спину вступит, то кольнёт в боку.
Ты тихо опускаешься на дно,
мой гений сумрачный, а может быть, не гений-
я до сих пор решиться не могу
сказать тебе спасибо за труды,
за ровные ряды тобой убитых,
за выжженную землю за спиной.
Сказать, как нужен был когда-то ты,
как ты стучал в висках сердечным битом,
как ты соединялся не со мной.
Безумный мой, отчаянный, ничей –
нет ни ключей, ни пожелтевших фото,
все уничтожил ветер перемен,
двенадцать месяцев – не календарь, а чек,
мы оба расплатились за охоту,
но пустота – и в сумме, и в суме.
Пора в седло, пора искать в другом
края, резоны, реки, переправы,
в тебе навек оставив словом след.
Мне так давно привычен и знаком
святой сигнал, дающий в полночь право
не звать тебя, не плакать, не жалеть.
Единственный, кто смог и кто не смог, ⠀
забравший все, но больше потерявший,
знак бесконечность, декабря предел.
Круги по кольцевой, и дым, и смог
над городом, уже ненастоящим.

Прощай, мой год.
Ты сделал, что хотел.



© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Все, как обычно: вылет, кофе, гейт, почтенный немец с гипсом на ноге - смеется: ох, гранитные ступени. Чириканье китайской ребятни, и дождь слепой, и взлетные огни мигают на границе измерений. Безвременье, где с севера на юг опять бредешь, и кочевой уют привычно тащишь в желтом чемодане. Еще не там, уже почти не здесь, котам, котам оставили поесть? Уроки сделай, сколько там заданий? Любой билет - попытка отпустить, не думать о и не сжимать в горсти улыбки, фразы, слезы, поцелуи. Лети, не беспокоясь ни о чем, пилот назначен пастырем, врачом, волшебником: мечтай - и наколдует. Все, как обычно, значит, все о том, как ждут коты, и мальчики, и дом, и город ждет, оставшись у залива. Любой билет - попытка сделать круг к словам из слов или к рукам из рук.
И время нас берет в свою игру, в которой всех рассудят справедливо.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Я сижу под столом и любуюсь тобой, забывая отчаянно, чей я. Мимо ноги идут, но в одной из минут этот мир спрячет вечность зачем-то. Скатерть - наша зима: кружева, бахрома, белый иней на дереве темном. Мы себе на уме - укрываясь в зиме, в эту взрослую смерть не растем мы. Чудеса, голоса, я хотел бы сказать, что ресницы твои - золотые. Но пока не пора, нам игра - не игра, не распахивай сердце - остынет. Время взрослым не врет, вечер сумерки вьет, но фонарик - надежное средство. Слышишь, мама зовет? Мама вечно живет, пока мы не выходим из детства.
Я пишу - за столом, разбивая стекло, выпуская нас из заточенья.
Ночь случилась вчера и от снега светла, ни кола, ни двора, но
Святой Николай
нам оставил
немного
печенья.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

А напомни-ка мне, хороший мой, как мы начали, палачами друг другу стали, свечами, плачами, бесконечной проверкой на прочность, железной выдержкой. Расскажи, уходящий к Вечному, как мы выжили?

Какими были безумцами, дураками, как водил ты меня кругами - от столичного пекла до горной святой обители, как мы своих обидчиков ненавидели, как родители наши седели, слабели, таяли, как рождались книги, и мы нараспев читали их, как любили тех, кто взгляда не стоил нежного, как бежали из дома южного, плена снежного, как искали себе пристанище в каждой строчке.
И нигде нам не было места поодиночке.

А напомни-ка мне, когда ты вошел в права свои, перестал молоть чепуху и нести напрасное, уберег нас от лишнего третьего, слова лживого. Вспомни, как я тебя услышала, покажи меня.

Покажи, как июнь дождит, укрываясь в сумерках, как несмело новые карты себе рисуем мы, как играет лето заревом, ветром огненным, как рассвет расстилают нам рыбаки на отмели, как становится все пустым и уходит в прошлое, как в степи встречают орлы, а в предгорьях - лошади, дом теплом наполняется, смехом и детским гомоном, как ты учишь нас извечному и огромному.
Как храним, что имеем, и ведаем счастью цену.

Целый год прошел сквозь нас.

И оставил - целых.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Получил подарок на Новый год!..) Спасибо огромное Светлане! Очень рад!

Разрифмуй ее, пожалуйста, отшепчи, мы друг другу давно конвойные, палачи, следопыты лайков, свидетели лунных фаз, переменные токи смыслов, случайных фраз. Отпиши ее побуквенно, отведи, вместо стука колёс верни метроном в груди, дай забыть мне названия станций, сезоны, сны. Я герой твоих текстов, и нет мне иной вины. Мы устали сбываться - не буквы, а белый шум, я смотрю сквозь слова и большего не прошу: дай ей счастья с другими, душе посули покой, лишь бы мне не видеть больше ее - такой. Разрифмуй нас, разбей на прозу и разбросай, если были слова моими, то я сказал, пусть чужие идут подстрочником, ждут главу.

Напиши мне иную сказку, где я - живу.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Он ищет музыку во всем- в кофейных чашках, в медных крышках, и дерево, и камни слышит, и каждый звук в себе несёт. Играя на любом столе, руле, стекле, колене, книге, он состоит в великой лиге несущих истину земле. И, наблюдая этот свет, причастность, таинство и чудо, я знаю, кто он и откуда и почему не человек. И как, рождённый от людей, он неподвластен их законам, хозяин огненных драконов, летящих в вечной темноте. Я знаю боль его и страсть, созвучия, аккорды, песни, ступени древних нотных лестниц, сегодня, завтра и вчера. Он ищет музыку во мне, но кажется, не в этом дело. В его руках звучит не тело, а то, чему названий нет. И отдаваясь высоте - сверхзвуковой и безупречной - я становлюсь ему не речью, но музыкой небесных тел.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Мы держимся, чтоб вслух произнести: прости, реальность, прошлое, прости, вас больше никогда не существует. Приходит север, расстановка сил - заливы, сосны, в сумерках висит луна и смотрит на меня живую. Вокруг все камень - мрамор и гранит, и этот камень больше говорит, чем сотни ртов, оставленных на откуп пустым словам /в которых правды нет/, чужим местам /останься, сдай билет, иди к воде - волна, весло и лодка/. Вокруг все путь, и в нем все больше нас, мы держимся - рассудка, платных трасс, приличий, смысла, правил, обещаний. Но что мы сможем небу рассказать, когда придёт пора смотреть в глаза, когда на выход позовут с вещами? Что мы успеем, Свет мой, что спасём? Ответ, который не произнесен, где ты живой, и я с тобой - живая.
Нас снова настигают города - вчера, сегодня, завтра, никогда.
Над головой проходят провода, как рельсы для небесного трамвая.


(с) Кот Басё Светлана Лаврентьева

И снова Персеиды, говорят, который год об этом говорят, они над каждым августом горят - не звукоряд, но огненные знаки. И в августе - который год подряд - восторженными полнится отряд, как будто не дожить до сентября, великого падения не зная. И каждый ждет, что дождь изменит все, что звездопад вернется и спасет, янтарный мед из поднебесных сот - мерцающие медленные капли. Равнинный житель, горный новосел - гадают, что им небо принесет, и млечное вращают колесо и к метеорам тянутся руками. Шумит река, и каждый строит плот, что время наконец переплывет, но, мысленно орудуя веслом, в течение идет, боится бури.

И снова Персеиды- повезло, летит на землю битое стекло,
небесный Пес отряхивает блох, Хозяин усмехается и курит.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

По солнечным квадратам на полу, по шторам, чашкам, зеркалу, стеклу вслед за лучом, опережая луч, проходит взгляд, детали отмечая. Колдунство, волшебство, шаманский трюк - наш Кормчий к нам заглядывает в трюм, ты рядом спишь, а я с ним говорю - и крылья вырастают за плечами. Я говорю о том, как нежно быть, ценить, беречь и принимать любым, вот наша лодка, видишь, вот наш быт, мы ничего, играя, не разбили. Переходить на сторону добра - знакомая и древняя игра, когда из утра сложится вчера, он вспомнит там, о чем мы говорили. По солнечным квадратам на полу /ты рядом спишь, /опережая луч/ проходит взгляд /хвала его теплу/ детали, лица, солнце на подушке.

Мы будем осторожны и нежны, и суждены, и Кормчему нужны - и слушаться, и попусту не ныть, и руки мыть, и не ломать игрушки.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Все должно быть тише тихого - только так. И ни слова о том, какой здесь ангел или мудак, ни скриншотов, ни фотографий, ни смс. Всех, кто дорог, - храни в покое, во тьме, в уме. Не показывай миру лишнего - мир упрям, он потребует то, о чем ему говорят, он разделит с тобой твое счастье, твою беду, а потом будет поздно - и важного не найдут. Есть закон притяжения - мысли, людей и дни мир в себя впитает, запомнит и сохранит, растворит в себе соль земную, любовь и боль - что ты будешь делать, что заберешь с собой? Все должно быть тихо, мой Свет, ни в одном окне не оставь огня для тех, кого рядом нет, для льстецов, страдальцев, фолловеров, ловкачей.
Все должно быть тише тихого. Ты ничей.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Странно стать чужим, когда ты умел быть частью, когда порознь казалось подобным смерти. Я все жду, когда из памяти постучатся наши строгие демоны - что мы тогда ответим? Странно быть внутри звонка - искажённый голос, словно сердца нет и не было в нас в помине. Мы пятнадцать лет с иллюзиями боролись, а потом попались в лапы случайной мине. Странно знать, что я лежу здесь, в кровавой гуще, пропускаю острые травы сквозь это лето. Убивают те, кто делал нас чище, лучше, с кем делили горький опыт и хлеб насущный, те, за кем мы так уверенно шли по следу.

Воскресенье - время верить и причащаться. Целовать детей и небо держать над нами.

Но монета в пальцах бога должна вращаться.

Да, монета в пальцах бога должна вращаться.

Монета
в пальцах бога
должна
вращаться.

Твоих мертвых прибавилось.

Как с этим жить, родная?


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Ни лампы, уходящие в тоннель,
ни рельсы, проведённые во тьму,
ни чёрные подтеки на стене,
густая кровь мальчишек на стене,
ведущих поезд в стену - на стене,
ничто не подчиняется ему.
Колонны, люди, лестницы - ведро
перевернулось, куполом накрыв,
господь играл в песочнице, но кровь,
господь копал, порезался - и кровь,
господь упал - спустись к нему в метро,
поглубже в рану, в самое нутро,
в его незаживающий нарыв.
Увидишь: макрофаги едут вверх,
пока эритроциты едут вниз,
по кольцевой налево, овдовев,
уходит свет, без пары гаснет свет,
у путевого кровь на рукаве,
реципиент, прошу, остановись.
Платформа, мрамор, известь и гранит,
табло, таблетки, та еще беда.
Таблицы превращаются в огни,
он тоже превращается в огни,
гниет и гаснет, и теряет нить,
ему не подчиняются они -
и машинист, и черная вода.

И лампы, уходящие в тоннель,
и рельсы, и мальчишки за стеклом.
Скажи мне «да», и я отвечу «нет»,
нет выхода, пора, сдавай билет,
мигает красный, нам не повезло.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Скучаю - норма, полная исключений,
устаревшая форма неправильного глагола.
Милая, ближе. Просто напомни - чей я?
Какого черта я здесь и с какого года?
Пока твои легионы хранили сон твой,
пока остывало солнце на влажных скалах,
я в одиночку сражался с небесной сотней:
лунные стрелы, ангельские оскалы.
Пока ты искала покоя /покойся с миром/
в руках тишины, спустившейся с гор в долину,
я там, наверху, один танцевал на минах,
и, кажется, танец выдался слишком длинным.
Закат разрезает небо опасной бритвой,
больное «люблю» звучит искаженным «здравствуй».
Здесь что-то случилось за время великой битвы,
мы слишком другими вернулись из дальних странствий.

Но я смотрю на тебя в серебре вечернем -
чуть дольше, чем люди имеют на это право,
и сам становлюсь важнейшим из исключений:
влечением, причиняющим боль на равных.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

На постоялых сумрачных дворах, где люди - прах и будущее - прах, где чай остывший отражает вечность, и Млечный Путь свою теряет млечность, рассеивая свет в белесый страх, на деревянных нарах, как в норе, спят слуги логарифмов, теорем, логических задач и уравнений, никто из них не прав, никто не гений, никто не чемпион в своей игре. Спят сброшенные с лунного моста, узнавшие: теория пуста, нет истинных путей в ментальных картах, у лучших схем всегда плохая карма: все шло по плану, дальше - пустота. Им снится хаос - выйти и суметь владеть цветами, звуками владеть, в гармонии безумия искать их, им снится то, что всех однажды схватит за горло песней - крепкой, словно смерть. Но просыпаясь в комнате пустой, они идут друг к другу на постой, и тянут лямку времени тугую, в уме с чужим бессмертием торгуясь, не в силах жизни получить простой.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

От света занимается занавеска, потом стена, и стол, и четыре книги — твоя, моя, поваренная, Господня — на каждой луч: иди, выбирай любую. Ты видишь луч, но в нем — никогда не книгу, а стол и стену, ткань и стекло, и раму. А мама мыла /милая, что такое, откуда это родом, не надо детства/. Я вижу луч, и золото на форзаце, страницы, пальцы, пяльцы и нити слова, и как все крепко сшито и — ладно, ладно — так скроено, что сразу и не разрежешь. А есть ещё рецепт и псалом, пожалуй, сюда пойдут четвёртый и девяностый, хотя велик семнадцатый, несомненно: Прибежище мое и уповаю. Без четверти, как утро заполыхает, окно, стена и стол, и четыре книги. Найди мне в них рецепт от сердечной скорби, впиши в любую — мне от сердечной скорби, лучом впиши — в псалом или в хлеб насущный, ведь ты могла, могла, ты могла, умела. Иначе мы проснемся на пепелище. Проснемся — будет солнце. Помилуй, Боже.



© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Впрочем, как всем нам хорошо известно, нет на свете грехов, которым не нашлось бы прощения (с)

Оскар Уайльд

Как стальной позвоночник подземного змея, что свернулся кольцом где-то в брюхе столицы, из глубин поднимает Медею, Тесея и сто тысяч имён, не желающих длиться. Как, ударившись оземь, идут они лесом или парком идут, если леса не сыщешь, за чужим маяком, со своим интересом - семь морей бороздят корабельные днища. Как не львы и не гидры, но звуки и кадры на пути их встречают и словом, и делом. Из глубин достают и наносят на карту тех, о ком ты недавно и знать не хотела. De profundis, родная, открыто, разбито - опустеют и тюрьмы, и трюмы, и термы, даже ты опустеешь - однажды по битам будет скачан любой и прочитан неверно. Ошибаться - исконное свойство двуногих: не учили ещё обращаться с вещами, оттого и не знаем обратной дороги - согрешили и ждём.

Но никто не прощает.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Покажи мне плёнку - случайный дар, искаженный свет, обнаженный вечер. Никому запретного не отдай, пусть уходят: здесь поживиться нечем. Нам ли, знавшим силу пустых домов, раскрываться с теми, кто дна не ведал? Покажи мне плёнку, где мы с тобой - снег и пепел, время, осколки ветра. Проявляет нас - красный свет внутри выжигает все. Никого не слушай.

Эта пленка стоит как героин.

В каждом кадре рушатся наши души.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Обманывая тех, что лучше нас, умеющих писать о невозможном, мы нынче молчаливы, осторожны - не стали разбираться, чья вина. Мы разошлись /опять аэропорт/ не потому, что куплены билеты. Какой резон сейчас идти по следу, когда давно проигран этот спор? Мы отказались выйти за черту, сойти с ума, слететь с привычной трассы. Любимая, мы не теряли разум, поэтому рождаем пустоту, не исчезая вместе по ночам, не разбивая время общим пульсом. Отступники – нам в каждом слове пусто. Все громче получается молчать.

Вернись домой, включи Rene Aubry, открой окно – на западе граница.

Нам ничего иного не приснится. Пока мы об ином не говорим.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Если, помня юность, не встретить старость, навсегда останется, что скрывать. Было время, вместо весны достались: серый мрамор, надпись, сирень, трава. Было время – скованы мертвой хваткой, затянув не петли, но пояса, разделенные вечностью и оградкой, мы умели об этом не рассказать. Из молчания выросли даты, дети, долгий путь – подальше от рубежа. Только смерть, за которую мы в ответе, как немой конвойный, чеканит шаг. Переплавив судьбы в господнем горне, отпустили - в землю ушла вода. Только речь всегда застревала в горле. Будто нас и не было никогда.

Эта боль извечная, нутряная, у ее барабанов особый ритм.

Я пришел отдать тебе долг, родная.

Твое слово свободно.

Заговори.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Который год под огненным дождем идем с тобой и от себя идем, гало-эффект, причудливые тени, фонарь-аптека-улица-ступени. Вооружен, но не предупрежден наш город, погрузившийся во тьму, забравший нас с собой – хвала ему – иначе чем нам было бы гордиться? У нас такие ангельские лица, в аду нас обязательно поймут.

И шли, и шли, и говорили так, и каждый был провидец и дурак, и все сбывалось, как и обещали, и обрастали песнями, вещами. Отдай колечко, разожми кулак.

И шли, и шли, и вот настал предел страданиям и прочей ерунде, аптеке, аду, улице, погоде. Отныне этот текст нам не подходит, он многого от авторов хотел.

Поэтому под огненным дождем мы никуда сегодня не идем, фонарный нимб, спокойствие святое. И город больше ничего не стоит, он безоружен, но предупрежден. Хвала ему, и вам, и тем двоим, вот третий Рим, второй Ершалаим, и семь холмов для сорока поклонов.

Столбы вбивают ямбом, безусловно.

Отмучайтесь. Потом поговорим.



© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Все, во что мы с тобой однажды не доиграли, отольется грозой и станет знакомым спектром. От Нью-Йорка до нас целый свод нерушимых правил, я их нарушаю по километру. Мы привыкли к намекам, чтоб меньше бояться правды, мы просты, как птицы, но чаще мудры, как змеи. Сколько раз с другими легко повышали градус, а теперь вдвоем и этого не умеем. И беда не беда, и не было в книгах смысла, и никто не помнит, как воздух искрил ночами. Страх свободы называется компромиссом, мы его вдвоем старательно изучаем. Что случилось вдруг с пророческой кинолентой? Рождество и дня не держится в лунном доме. Не хватает то ли пятого элемента, то ли замкнутого круга – ладонь к ладони.

…Сжат большой сюжет, как маленькая пружинка в золотых часах почтенного анонима.

Мэри Плэнгман не тронет пишущую машинку.
Бёруэлл не сядет за пианино.



© Кот Басё Светлана Лаврентьева

лучший подарок - город, который так долго снился.

Нам и думать нельзя с тобой ни о чем таком. Интеллект, этикет, дресс-код, боевой заряд. Мы владеем одним таинственным языком, на котором даже люди не говорят. Узнаем повадки, чуем слова нутром, отмечаем все, чем можно наполнить речь. Мы храним здесь имя, племя, число и род, даже время получается уберечь. Это редкое искусство течет песком, под которым текст надежнее, чем гранит. Нам и думать нельзя с тобой ни о чем таком.

Только правила не действуют вне границ.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Город моря не знал и был безнадежно зол, вместо шлюх портовых испытывал старых дев. У морского дьявола был здесь иной резон - вышло так, что в море ему не осталось дел. Говорили в тавернах, что сушей наказан черт, что ни парус, ни компас ему не вернут пути. Говорили, что море стоит за его плечом, оттого ему выхода к морю и не найти. Дэйви Джонс любил женщину, только её одну, но она была ветром - попробуй её поймай. И тогда он решил людей отправлять ко дну, свою смерть, как сердце, из каждого вынимать. Дэйви Джонс любил женщину, женщина вышла в шторм. Он считал шаги: пучина, доска, прицел. Много лет прошло, и он позабыл, за что. Но из бездны к нему все тянется эта цепь. Иногда под вечер стихает привычный гул, опускаются ставни, на город ложится сон, и становится легче, и тень, что стоит в углу, превращается в свежий бриз и морскую соль. Дэйви Джонс выходит, поет о своих морях, замечает в каждой случайной ее черты.

Убивает он, ни слова не говоря.

Только смерть не избавляет от пустоты.



© Кот Басё Светлана Лаврентьева

Не пора ли заговорить? Опадают листья, отпевает ветер оставшихся в летних водах. А у тех, кто выжил, нынче повадки лисьи, эти дни покорились, отчаянно удались им, каждый праведный каторжник вырвался на свободу. Беглый взгляд не прячется больше в тени извечной, все просторней становится осени ойкумена. Это летом казалось, что больше спасаться нечем. Время лечит себя, как зверь изможденный, лечит. И однажды полностью вылечит непременно. Не пора ли заговорить, не пора ли громче? Прижиматься к земле бесславно и нерезонно. К черту все междуречья в излучинах междустрочий.
Дай нам новые воды, вечный небесный кормчий.

Наши лодки изголодались по горизонту.


© Кот Басё Светлана Лаврентьева